Города под парусами. Рифы Времени - Калугин Алексей (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
По центру палубы, в два ряда, в шахматном порядке, уже были установлены и надежно закреплены катапульты. Им предстояло каменными ядрами и зажигательными снарядами обстреливать неприятельский город в момент сближения, дабы не дать противнику возможности организовать эффективную защиту.
– Шевелитесь, дети бездны! – попыхивая трубочкой, покрикивал на бойцов Кемон По.
Вообще-то, это была не его работа. У каждой из трех абордажных команд имелся свой командир. А общее командование осуществляла старший офицер Анна-Луиза Бетанкур Дель-Градо Иннуэндо. Но боцману нравилось чувствовать себя причастным к тому, что затевалось. Ну, а поскольку он никому не мешал, никто не обращал на него особого внимания. Боцман По воспринимался всеми как неотъемлемая часть палубного интерьера. Вот если бы однажды, выйдя на палубу, бойцы и ветроходы не увидели на ней отчаянно дымящего трубкой Кемона По, это повергло бы их в недоумение. А может быть, и в трепет. К тому же боцман По обладал одним удивительным и чрезвычайно полезным свойством – любая необходимая вещь всегда оказывалась у него под рукой.
Глава 2
– Добрый день, дамы и господа! Я безумно рад видеть всех вас снова!
Одетый в облегающее темно-синее трико, Зум-Зум вышел на середину танцевального класса.
Для занятий ему выделили один из залов учебного корпуса. Вернее, Зум-Зум сам его выбрал, а городской глава распорядился освободить зал от лишней мебели. Прежде в зале размещался городской музей. Среди экспонатов были: забранный в застекленную раму первый выпуск городской газеты «Городской вестник», с полдюжины чучел диких животных, которые во время оно вроде как обитали на территории Корнстона, побитая молью малиновая мантия первого городского главы, несколько портретов маслом, десятка полтора фотографий улыбающихся людей, три больших серебряных блюда, два кубка, полторы дюжины различных изданий стихов Таркуса и красные спортивные трусы. Трусы принадлежали знаменитому Гаю Грохану, единственному пятикратному чемпиону Мира Сибура по ки-нахо. Как с удивлением узнал Зум-Зум, Гай Грохан был уроженцем Корнстона. Правда, родился он еще в те времена, когда Корнстон именовался «Город, что на отшибе». Грохан покинул свой родной город еще во младенчестве и больше никогда сюда не возвращался. Так что, скорее всего, у него не сохранилось никаких воспоминаний о городе, где он появился на свет. Тем не менее у жителей Корнстона имелся законный повод для гордости.
Все эти экспонаты легко удалось разместить в помещении поменьше. Где они смотрелись ничуть не хуже.
Выбранный Зум-Зумом зал идеально подходил для занятий танцами. Пол в нем был паркетный. Две противоположные стены – застеклены. А на стене, противоположной входу, по просьбе Зум-Зума повесили несколько больших зеркал. Нашелся даже клавесин. И пожилая дама по имени Уна Марисель, которая, по словам школьного учителя младших классов Иктора Прикса, замечательно на нем играла и давала уроки всем желающим.
Признаться, когда Зум-Зум впервые увидел, как госпожа Марисель входит в танцевальный класс, у него возникли сомнения в том, сможет ли она сыграть ту музыку, что ему требовалась. Уна Марисель оказалась очень маленькой, можно даже сказать, миниатюрной старушкой, одетой в голубое платье, с рукавами-воланами и множеством кружевных оборочек. Ее седые кудряшки покрывал голубой кружевной чепец. Во время беседы госпожа Марисель непрестанно улыбалась и смотрела куда угодно, только не на говорившего с ней.
Одним словом, Уна Марисель производила впечатление человека не от мира сего.
Однако, когда она села за клавесин и пальцы ее забегали по клавишам, Зум-Зум был поражен виртуозностью ее игры и феноменальной экспрессией, свойственной только истинным мастерам. У госпожи Марисель одинаково искусно получалась как игра по нотам в классическом стиле, так и импровизация на любую заданную тему. Кроме всего прочего, она оказалась неплохо осведомлена и о современных музыкальных течениях. Позже, ближе познакомившись с госпожой Марисель, Зум-Зум был вновь удивлен, узнав, что она отдает предпочтение многим из тех исполнителей, которые нравились и ему.
– Вижу, у нас новичок! – Изящно изогнув руку, Зум-Зум указал на невысокого, коренастого мужчину лет тридцати в лиловой полотняной рубашке, заправленной в синие штаны до колен. – Будьте любезны, представьтесь.
– Карл Пронт, ветеринар. – Мужчина провел руками по штанам, будто пытаясь разгладить на них складки. – Я обещал своей девушке, Миле, научиться танцевать. А то она все время пилит меня за то, что на каждом городском празднике ей приходится весь вечер сидеть со мной в углу. Поскольку танцевать со мной – стыдоба одна. Надеюсь, вы не против?..
– Ни в коем разе! – с улыбкой вскинул руки с открытыми, будто тоже улыбающимися, ладонями Зум-Зум. – Искусство принадлежит всем! Не могу обещать, что сделаю из вас великого танцора, но то, что вашей девушке будет не стыдно выйти с вами на танцпол, – это я гарантирую! Разумеется, при условии, что вы приложите максимум усердия и стараний.
– Все, что в моих силах! – клятвенно прижал кулак к груди ветеринар.
– И еще – обувь вам придется сменить на более удобную. – Зум-Зум пальцем указал на ноги Пронта, обутые в тяжелые, шнурованные ботинки на подошве в палец толщиной. – Сегодня можете заниматься босиком.
Карл Пронт сел на пол и принялся стягивать с ног ботинки.
– Ну, что ж…
Зум-Зум сложил ладони перед грудью и обвел взглядом своих учеников. Восемь женщин разного возраста и очень разной степени изящества. Пятеро мужчин – троим чуть больше двадцати, двоим под сорок. И чертова дюжина ребятишек – восемь девчонок и пятеро мальчишек. Женщины ходили в танцкласс, чтобы подтянуть фигуру, научиться изящным движениям и красивым поворотам головы – все они хотели выглядеть как настоящие леди. Мужчины в большинстве своем, подобно Карлу Пронту, мечтали просто научиться танцевать, чтобы не чувствовать себя пентюхами на городских праздниках. Зум-Зум с радостью готов был помогать и тем, и другим. Ему нравились эти простые, открытые люди. И он чувствовал свою ответственность за них. Он просто обязан был сделать все от него зависящее, чтобы даже в том случае, если они вообще ничему не смогут от него научиться – а такое, увы, случается не только в танцклассах, но и вообще где угодно, – даже если движения их не станут более изящными, а чувство ритма по-прежнему будет сбоить – их самооценка поднялась бы на несколько пунктов. И Зум-Зум был уверен, что это в его силах.
Среди мужской части учащихся имелся один по имени Граус Корт. Ему только-только стукнуло двадцать. Он работал помощником садовника. И он очень хотел танцевать. Не как все остальные, а по-настоящему. Всей душой! Но, к сожалению, время было упущено. Все могло бы сложиться иначе, встреть его Зум-Зум ну хотя бы лет на пять раньше. А сейчас, даже если бы Зум-Зум смог научить Грауса всему, что умел сам, и если бы сам Граус проявил сверхчеловеческие настойчивость и упорство, из него мог бы получиться лишь танцор средней руки, которому никогда не достичь вершин славы. Стоило ли ради этого ломать парню жизнь, обещая несбыточное? Зум-Зум полагал, что нет.
Все свои надежды Зум-Зум возлагал на детей. Их в танцевальный класс пригнали не богатенькие родители, считающие необходимым дать своим отпрыскам классическое образование по полной программе. Нет. Эти мальчишки и девчонки пришли сюда сами. Привело их желание научиться самовыражению посредством пластики тела. А это значило – из них могло что-то получиться. Самое главное – суметь разглядеть в ребенке искру таланта. И не дать ей погаснуть. Последнее, увы, случается слишком часто. Человек с задатками математика становится каменщиком, а блестящая в потенциале актриса занимается тем, что обстирывает других, и в подметки ей не годящихся.
Зум-Зум тряхнул головой, отгоняя грустные мысли, и вновь улыбнулся.
Он должен всегда улыбаться.
Чтобы ученики видели, что искусство танца – это не только тяжелый труд, но и упоительная радость.
