Падальщики. Непогасшая надежда (СИ) - "AyaS" (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
Наконец раздается гулкий металлический щелчок, обозначающий, что створы ворот закреплены в пазах и настало время выйти наружу. Но мы продолжаем стоять и вглядываться в белоснежный пейзаж степи, испещренной десятками метровых турелей - наши сторожевые орудия, которыми управляют Назгулы, сидя в теплом подземелье, пока мы ходим по амбразуре. Роботизированные автоматические боевые системы (РАБС) - написано в Протоколе, но Назгулы мило называют их РАБы, потому что турели оснащены собственным интеллектом, поэтому ими можно, как управлять, так и отпустить в свободное плавание, где они автоматически определяют кровососов по температуре тела и характерной траектории движения.
А вдалеке, где заканчивается трехкилометровая зона турелей и мин, виднеются плотные лесные чащобы, через которые лежит наш путь - та самая неизведанная земля, где притаился враг.
Наконец солдаты делают первые шаги. У нас есть традиция: выходя наружу мы легонько стучим пару раз по толстой железобетонной стене базы, мысленно прося ее молиться за нас перед богом, чтобы мы вернулись сегодня домой. Эта традиция настолько обязательна, настолько сильна, что то место стены, к которому каждый солдат прикладывает руку в перчатке, уже затерлось и сверкает чистым металлическим блеском, как на срезе, на фоне тусклого металла.
Я делаю первый шаг по заснеженной земле, он так приятно хрустит. У нас на базе освещение довольно тусклое, так что выход на поверхность для нас и впрямь, как попадание в чужеземный мир. Здесь все другое: воздух, свет, запахи, ветер и, конечно же, правила. Отныне это - вотчина врага. Поначалу мы прислушиваемся, вглядываемся вдаль, крадемся, как гусеницы, вкладывая четыре шага в один метр. Но каждый последующий метр дается уже смелее, пока глаза привыкают к ослепительной белизне искрящегося снега, к яркому голубому зимнему небу. Вскоре мы переходим на нормальный шаг, не отрывая взгляда от планшетов на руках, на которые тепловизоры и датчики движения передают сигналы о перемещении любых объектов крупнее белки.
Отследить кровососов можно двумя способами: тепловизором, если объект находится в активном поиске, и датчиком движения, когда кровосос только вышел из спячки и кровь еще не успела прогреть его пробудившееся тело. Навык распознавать их состояние всего лишь по точкам на экране приходит с опытом. Проблема наших датчиков в том, что они не отличают сигналы крупных животных, типа волков или лосей, от сигналов кровососов. Не думаю, что это вообще возможно. Но проблема очевидна - мы боимся каждой пикающей точки на экране.
Когда первый стресс от пребывания на поверхности немного утихает, мы уже на удалении километра от ворот базы. Видеокамеры на турелях жужжат при поворотах, верно следя за нами своими яркими красными глазами. Сейчас Назгулы - верные псы Падальщиков. И скоро мы почувствуем себя немного увереннее и уже сможем получать легкое наслаждение от прогулки на враждебном открытом воздухе.
- Тормунд, держись северо-западного коридора номер двадцать три, - слышится в наушнике хриплый голос Трухиной, чей акцент очень напоминает Ляжкин.
Фунчоза посылает воздушный поцелуй одной из видеокамер и отвечает:
- Да, пупсик!
Генералитет уже давно привык к его социопатической личности. Фунчоза ведет отряды в нужный коридор, сформированный ровными рядами турелей.
Все вокруг кажется и чужим и родным одновременно. Не знаю, как это объяснить. Звучит странно, понимаю. Но так оно и есть. Я не живу в этом красочном многозвучном ароматном мире. Металлические стены и запах влажности мне роднее, нежели бескрайние лесные массивы и степи до горизонта. Но где-то глубоко внутри сидит другой Тони, который так рвется воспарить к ватным облакам, словно там его дом. Уже четыре года избитых маршрутов я не могу перестать поражаться гигантским размерам этого мира. Здесь нет пределов. Нет лимитов. Нет бетонных коридоров, за границы которых не заступишь. Новобранцы часто спрашивают меня, чем пахнет мир снаружи. Я отвечаю - свободой. А чем пахнет свобода? - спрашивают тогда они. И я отвечаю: страхом ее потерять.
Я знаю, что враги кругом, они прячутся за стволами деревьев, в глубоких оврагах, но мне все равно здесь комфортно. День еще не закончился, а я уже скучаю по всем этим местам, зная наперед, что этой ночью буду засыпать в своей мрачной командирской комнате с одним лишь мертвым металлом вокруг.
Будь я писателем или гением, все равно не смог бы описать чувство, которое охватывает все мое тело, когда я ступаю по огромному миру, в котором мой отец считался венцом творения природы. Как быстро все изменилось. Как быстро та же природа сбила спесь с зазнавшегося вида, который вдруг возомнил себя таким же богом, как она. Мы пытались кроить землю по нашим чертежам, создавать целые экосистемы и селекционировать виды животных, которые нам были удобны. Как же мы были глупы! Оглядываясь на все это, понимаешь, что мы больше походили на первоклассников, играющих с пробирками с сибирской язвой прямо посреди детской площадки. Играли с тем, чего сами до конца не понимали. Но жадность и любопытство оторвали нам не только нос, а сожрали полностью, просто потому что мы были неспособны сказать себе «Стоп!».
Сегодня нам на курсе общей подготовки преподают предмет «Нравственность потребления», предмет, который следовало бы преподавать предыдущему поколению. Но на ошибках учатся, как говорят. Вот и эта ошибка, уничтожившая семь миллиардов жизней за один год, донесла-таки до наших узколобых мозгов необходимость в понимании тех лимитов, переходя которые потребление становится смертельным. Нерациональное использование ресурсов уничтожало экосистемы одна за другой, что неизменно вело к глобальному потеплению, и самое удивительное то, что большая часть населения Земли даже не знала об этом. Они просто совершали покупки, чтобы удовлетворить базовые потребности, не проводя абсолютно никаких параллелей между своим потреблением и уничтожением человечества. Проблема климатических изменений для них существовала где-то там, где-то в далеких от них землях, за которые, как им казалось, они никакой ответственности не несли.
Население Земли росло, что неизбежно вело к дефициту всего: территорий, денег, продовольствия. Плодясь, мы неизменно уменьшали качество жизни, так как были неспособны придумать технологии, которые могли бы совместить несовместимое: количество и качество. Потому люди за неимением дохода - читай, страны Третьего мира - соглашались на рабские условия труда и мизерную оплату, снижая тем самым себестоимость товаров, что, в свою очередь, создавало дешевую продукцию, доступную всем, что, в свою очередь, вело к росту спроса на эту же дешевую продукцию, что, в свою очередь, вело к расширению производственных мощностей с той же дешевой рабочей силой. Человечество само загнало себя в петлю. А потом и повесилось в ней, в этой гонке за дешевизной. Западные корпорации с удовольствием строили свои заводы в нищих странах, где можно было создавать много за низкую стоимость. Побольше товаров, побольше покупателей, побольше денег, побольше, побольше, побольше...
Одним из смертоносных бичей начала двадцать первого века, которое приложило руку к глобальным климатическим изменениям, что расплавили ледники и выпустили вирус, стало пальмовое масло. Его выращивали в странах Третьего мира: Индонезия, Малайзия, где экономическая ситуация была настолько паршивой, что на пальмовых плантациях работали даже дети! Еще одна патология существования человечества до Вспышки: в одной части Земли те же промышленные магнаты защищали своих детей конституцией, но в других странах чужих детей они нещадно эксплуатировали. Рабство никогда не кончалось, оно лишь меняло форму.
Для расширения производства, потому что спрос на столь дешевый товар сделал пальмовое масло королем в сферах продовольствия и косметики, уничтожались девственные тропические леса. Их вырубали и выжигали одновременно с огромным количеством разнообразных животных видов, одними из которых стали суматранские орангутанги и слоны, которые полностью вымерли к две тысячи двадцать пятому году, несмотря на усилия неправительственных организаций по их спасению. У меня до сих пор перед глазами стоит видеозапись из Хроник, где отважный орангутанг отчаянно дерется с экскаватором, который выкорчёвывает его родной дом вместе с землей. Их безжизненные мохнатые трупы с черными ожогами и детеныши-сироты, бегающие вокруг убитых родителей с глазами полными немого вопроса «За что?», заставляют меня опустить мои собственные глаза из-за стыда, которым я обязан моим предкам.
