Дураки и герои - Валетов Ян (мир бесплатных книг TXT) 📗
Плотникова улыбнулась, едва-едва улыбнулась – приподнялись уголки губ, да в уголках глаз появились «гусиные лапки».
– До сих пор не могу понять, – сказала она, внимательно глядя Сергееву в глаза, словно пытаясь рассмотреть что-то в их глубине. Это был ее фирменный прием, ввергавший в смущение тех, кто сталкивался с ней в первый раз. Попробуйте выдержать такой вот «сверлящий» взгляд! – Кто же ты на самом деле, Миша. Блаженный? Солдафон безмозглый? Дон Кихот? Десперадо? Что тобой двигает?
– Ты же сказала, что у меня больше нет тайн…
– Это не тайна, Сергеев. Тайна – это сокрытое. А ты сейчас ничего не скрываешь… Забрало поднято! Ах, посмотрите, вот он какой я! Выставляешь свое благородство напоказ? Не верю! Крокодильи слезы! Ты же убийца, Сергеев, профессиональный убийца. Выкованный и закаленный в засекреченной спецшколе меч государства, и то, что это государство давно сгинуло, ничего не меняет. Присяга для тебя, дурака, до сих пор нечто сакральное, а ведь именно тому государству ты и присягал! Но это же неправильно! Бред! Тебя же растили, чтобы ты мог убивать, лгать и менять личины! Ты же должен быть безнравственным, как этот твой Мангуст! Это ты мне должен доказывать до хрипоты, что цель оправдывает средства, а не я тебе! Сергеев, ну, кто, скажи на милость, тебе сказал, что для этой страны одна марионетка будет хуже, чем другая марионетка? Ну кто?! Ведь все равно кто-то будет дергать за нитки! Мы слишком слабы, чтобы быть независимыми, и наше спасение – это выбрать себе достойного покровителя. Нас все равно будут трахать, так пусть уж партнер окажется не промах! Оглянись, Сергеев! У нас не такой большой выбор! Оглянись, подумай, вспомни в конце концов, на кого ты работал всю жизнь! Посмотри на Россию – что, Крутов плохой вариант? Да, он диктатор, готовый монарх, основатель новой императорской фамилии, попомни мои слова! Но он то, что нужно России, а может быть, и то, что нужно нам! Жесткий, волевой правитель, способный сломать хребет любому врагу – внешнему и внутреннему! Он же из твоего бывшего ведомства, ты же его только за одно это обожать должен! У вас же корпоративность расстрелами прививалась! А ты что? Бракованный экземпляр? Или ты просто сломался?
– Сломался? – спросил Сергеев, слегка обескураженный напором. – Ты это в прямом или в переносном смысле?
Вика промолчала, но глаз не отвела – ждала ответа. И тогда Сергеев заговорил, стараясь быть спокойным и рассудительным.
– Я не сломался, Вика. Я не считаю, что Крутов благо для России. Я не считаю, что Лысенко благо для Украины, даже если за ним стоит Крутов. Я всегда хотел одного в своей новой жизни – наконец-то быть нейтральным, но не повезло. Не задается у меня с нейтралитетом! Как говорил д’Артаньян – случилось так, что все мои друзья на стороне королевы, а все мои враги по нелепому стечению обстоятельств – на стороне вашего преосвященства.
– У тебя нет друзей, Сергеев, – выговорила Плотникова, словно пролаяла, так сухо и отрывисто прозвучал ее хрипловатый голос. – Ты не научился их заводить. Не учили вас этому. Незачем было. Только убивать и калечить учили. Так что ты по своей основной специальности работай – душегубом, а в политику не лезь! Не твое это, Миша, дело… И страна эта не твоя. Ты здесь чужой, Сергеев! И в России – чужой. Вас специально растили, как в инкубаторе, – безродными. Так что ты везде чужой!
Это было на удивление больно – он даже предположить не мог, насколько Викины слова могут задеть. Они вливались в его жилы расплавленным свинцом и растекались по всему телу, наполняя каждую клетку жидким огнем. Больно было настолько, что он невольно представил на мгновение, да что там представил – почти почувствовал, как пальцы его правой руки смыкаются на тонкой шее Плотниковой. Большой палец идет вниз, против часовой стрелки, а согнутый указательный наоборот – по часовой – и хрустит под ладонью хрупкая гортань…
И тут из жара его бросило в холод, да так, что на скулах, казалось, выступил иней. Дыхание сперло, воздух сжался в ледяной шар в районе средостения и медленно покатился к сердцу. Михаил мысленно посчитал до десяти и выпустил заиндевевший в легких воздух через ноздри.
Медленно.
Неслышно.
Он смотрел в лицо своей бывшей жене, даже не подозревавшей насколько близко от смерти она находилась мгновение назад. Близко, как никогда до того. Гораздо ближе, чем тогда, когда Митька притащил в редакцию «заряженный» пластитом дипломат.
Ближе, чем в те дни, когда у нее отнимали материалы расследования афёр в энергетике.
Многие, очень многие из тех, кто знал Сергеева в его прошлой жизни, никому бы не посоветовали задевать его подобным образом! Но Вика не боялась.
И ничего удивительного! Ей довелось прожить рядом с этим ангелом смерти не один год. Спать с ним в одной кровати, заниматься любовью, ходить в театр и в гости, и даже пить приготовленный самим Аббадоном ароматный кофе.
Плотникова привыкла к нему, как привыкает беспечная хозяйка к вышагивающему рядом безмозглому стаффордширскому терьеру, способному в любой момент разорвать ее на куски.
Только этот терьер по кличке Сергеев по-настоящему любил свою хозяйку, и Вика это знала.
Трезвый расчет. Один трезвый расчет. Ничего более.
Ветер гнал над землей красную пыль.
Винты старого DC крутились, издавая низкий, как гудение огромного шмеля, гул. Колеса шасси, обутые в истертую резину, еще понемногу катились по грунтовой полосе, а запах этой красноватой взвеси, всепроникающий, как керосиновая вонь, уже наполнил трюм транспортника.
Сергеев по своему опыту знал, что буквально через считанные минуты этот сухой порох будет скрипеть на зубах, забиваться под веки и в ушные раковины. Красной пудрой присыплет волосы на голове, она же окрасит брови и ресницы, и все вновь прибывшие начнут посекундно отплевываться, роняя на землю шарики вязкой, как желатин, слюны.
Африка… Снова fucking Африка.
Михаил прикрыл глаза, чтобы не видеть до тошноты знакомый пейзаж за окнами. Вид низкорослых колючих кустов, практически лишенных листвы, торчащих из высушенной до звона почвы, вызывал не сладкие воспоминания о лихих годах, а смертную, горькую, как сок полыни, тоску. Здесь он оставил несколько безымянных могил. Впрочем, где только они не остались? Страна щедро сеяла своих сынов в чужую землю, под чужим солнцем. Она надеялась на урожай, но мертвые не дают всходов.
Огромный раскаленный шар солнца висел высоко над горизонтом – до заката оставалось часов пять, как минимум, и на прохладу рассчитывать не приходилось. В дрожащем мареве расплывались приплюснутые кроны местных деревьев, теряли резкость детали пейзажа, и чудилось, что в конце прогалины, там, где колючие заросли утыкались в рваные глиняные откосы, дрожит под огненным бичом огромное зеркало озера.
Но никакого озера там не было. Ни кошки, ни колыбельки… Вода, конечно же, здесь была…
Грузный, как раскормленный сердобольными старушками голубь, транспортник почти час до посадки шел над пересохшим до хруста руслом неизвестной Сергееву речушки, превратившейся в пар на африканской жаровне. Под растрескавшейся земляной коркой на глубине нескольких метров могли перекатываться прохладные воды, готовые при первом же ливне вырваться на поверхность и напоить все живое… Или утопить, ежели кто-то проявит нерасторопность. Сергеев знал по собственному опыту – в старых руслах всегда была вода.
Он на секунду прикрыл глаза и увидел Остапа – как живого, улыбающегося, который лил себе на макушку воду из простреленного котелка. Голова у Остапа была покрыта коркой красной, такой же, как здешняя, пыли, и стекающие водяные струйки пробивали в этой корке проходы, точно как река пробивает себе русло среди высохшей глины. Казалось, что череп у Остапа раскалывается на части, что по пробившейся сквозь задубевшую кожу щетине стекает не вода, а кровь, но Остап при этом так счастливо смеялся, что Сергеев невольно улыбнулся в ответ воспоминанию.
Блестели на солнце белые остаповы зубы, сверкали капли влаги на коротких рыжеватых ресницах, шли по черному тропическому ХБ грязные, бурые разводы. Они вырвались, вернее, думали, что вырвались. Чуть не сгоревшие от жажды, чуть не утонувшие во время ливня, стрелянные юаровскими коммандос, эфиопским спецназом и просто бандитами – они пили воду из вырытого в старом русле колодца и смеялись, а Цыпа, веселый, рослый и шумный Цыпа, которого таки достал юаровский снайпер, лежал, заваленный валунами, всего в десяти милях от них. И грязный, облезлый шакал, учуявший легкий запах мертвой плоти, сочащийся между камнями, тыкался носом в невысокую могильную пирамиду, скалил зубы и скулил, скулил… А через два дня они вышли к океану – там рейд должен был закончиться. Но ничего не кончилось. Ничего…
