Костяное Племя - Шилликот Зеб (книга жизни txt) 📗
Не обращая ни малейшего внимания на приборы, Галаксиус бросился на диван и прижал к лицу резиновую маску, соединенную гофрированным шлангом с большим белым баллоном, прикрепленным к стене.
В нем, должно быть, находился чистый равнинный воздух, который Кавендиш назвал кислородом. Во всяком случае, он оказался эффективным средством, так как щеки Супроктора заметно порозовели.
Вообще-то, Джага меньше всего беспокоило здоровье хозяина Империи на Колесах, и он принялся рассматривать то, ради чего сюда пришел: фантастическую аппаратуру, в которой он совершенно не разбирался и которая именно по этой причине впечатляла его еще больше.
Вне всякого сомнения, здесь находился центр управления Шагреневой Кожей.
Тут же Джаг заметил стенд с двумя десятками проклятых ошейников разных размеров. Все они были замкнуты.
Подчиняясь рефлексу, Джаг хотел было схватить один из ошейников, но это оказалось невозможным. Он был всего лишь сгустком сознания, наделенным разумом, дуновением ветерка, лишенным возможности физически влиять на материальные тела. Ему осталась только одна способность – наблюдать.
За стендом с ошейниками висела таблица, которая с помощью рисунков и схем кратко объясняла принцип действия Шагреневой Кожи. Как и говорил Кавендиш, ошейники функционировали либо в соответствии с общей программой, которую контролировал один из шкафов с мигающими световыми индикаторами, либо от портативного блока управления, величиной не превышавшего коробку для патронов. На клавиатуре этого пульта можно было набрать номер ошейника, который нужно дезактивировать или же, наоборот, заставить сжаться еще сильнее.
Джаг почувствовал горькое разочарование. Он узнал секрет этих сатанинских ошейников, но пользы от этого – никакой! Чтобы освободиться от ошейника, нужно завладеть одним из портативных пультов управления, а также знать свой личный номер. Проще, наверное, достать звезду с неба или укусить себя за локоть!
Существовал также другой способ: отключить всю систему. Но для этого нужно прежде всего проникнуть в вагон, что возможно только в том случае, если взять в заложники Галаксиуса или Донка. Помощник Супроктора имел, должно быть, портативный пульт, иначе как объяснить тот факт, что он смог нейтрализовать Джага в финале того пресловутого вечера, когда Галаксиус лежал без сознания и был не способен что-либо предпринять самостоятельно. Да! Если браться за дело, то начинать нужно с Донка...
Размышления Джага прервала собачонка Галаксиуса. Сначала она сдержанно зарычала, а потом, ощетинившись, как кошка, защищающая своих котят, вдруг злобно залаяла.
Одновременно Джаг ощутил сильнейший толчок, выбросивший его из вагона, словно камень из пращи.
Несмотря на свое нематериальное состояние, у Джага появилось неприятное чувство, будто он беспорядочно кувыркается в воздухе, удаляясь от поезда с головокружительной скоростью.
Он встревожено поискал взглядом Империю на Колесах и, увидев ее, запаниковал по-настоящему. Состав выглядел не больше длинной сороконожки, которая уменьшалась на глазах.
Джаг попытался сконцентрироваться и собрать в кулак свою волю, но у него ничего не получалось. Вращение усиливалось, скорость возрастала с каждой секундой все больше и больше, его словно засасывало в гигантский невидимый водоворот.
В памяти всплыли слова девушек-сервиклонов. Они говорили, что он "оборвал нить". Вот и теперь незримая нить, связывавшая его сознание с телом, становилась все тоньше и тоньше, грозя лопнуть в любой момент.
Произошло то, чего Джаг опасался больше всего: он потерял контроль над своим сознанием и на этот раз рядом не оказалось никого, кто бы мог протянуть ему руку помощи. Он растворялся в эфире, превращался в вечного странника и, что самое странное, это пугало его все меньше и меньше.
Со всей очевидностью он вдруг понял, что потерял страх. Перед его мысленным взором витали смутные образы Мониды и Энджела и тут же исчезали, неуловимые и эфемерные...
Внезапно все изменилось. Вокруг засверкали молнии, и Джаг окунулся в бездонную, умиротворяющую синеву вселенной. Его захлестнула волна приятного тепла, и в ушах зазвучал нежный, как песня, голос, призывающий к спокойствию и расслаблению.
Джагу хотелось задать тысячу вопросов, но голос посоветовал ему не напрягаться, прежде всего нужно было остановить процесс распада. Но, поскольку Джаг не внял ответам таинственного голоса, тот вступил с ним в прямой диалог.
– Если хочешь вернуться, делай так, как я прошу. Не бойся, это я, Энджел!
Энджел!
При других обстоятельствах Джаг, наверное, упал бы от изумления. Но сейчас его замешательство только еще более усилилось: он мог представить себе все, что угодно, только не это.
– Соберись, не предпринимай никаких действий, – продолжал голос. – В любом случае, мы не сможем общаться, так как ты выброшен в пространство посторонней силой. Просто чудо, что я смог тебя перехватить...
Джаг начал успокаиваться, и, к своему великому удивлению, вскоре увидал поезд. Прошло еще немного времени, и он слился со своим телом, вошел в него, словно клинок в ножны.
Сознание медленно возвращалось к нему, и вскоре Джаг почувствовал, что лежит на холодном полу туалета, приходя в себя после ошеломляющего путешествия в никуда.
Встав на ноги, он подумал, уж не приснилось ли ему происшедшее. В зеркале Джаг увидел свое отражение и провел по лицу рукой. Оно снова стало нормальным: губы порозовели, в глазах опять светился живой огонек, но выражение лица было непроницаемым и суровым.
Его взгляд упал на открытую сумку, висящую на поясе, затем переместился на флакон с Дакара, катающийся по полу и звякающий при столкновениях с перегородкой при каждом толчке поезда.
Нет, это был не сон.
Значит, Энджел действительно вмешался в самый критический момент, когда он растворялся в эфире, рискуя навсегда потеряться во времени и пространстве...
Джаг вспомнил эпизод возле загона для лошадей, когда ребенок обернулся и посмотрел в его сторону.
Какие же способности скрывались под страшной маской его нечеловеческого лица?..
Глава 18
Настороженно оглядываясь по сторонам, – он совсем не хотел, чтобы кто-то был свидетелем встречи, – Джаг шел к Мониде.
Она стояла среди рабов, толпившихся у походной кухни, и терпеливо дожидалась своей очереди получить утренний паек. Она была одна, без Энджела. Ребенок, видимо, еще спал. Другие подростки, занимавшиеся кормлением чудовищных обжор, бегали взад-вперед между походной кухней и своими ненасытными подопечными с полными котелками в руках.
Заметив Мониду, Джаг почувствовал, как бешено застучало его сердце. Каждый раз он словно открывал ее для себя заново, находил в ней все новые и новые достоинства и испытывал непреодолимое влечение к ней, хотя секунду назад чувствовал пресыщение. Как ей удавалось постоянно оставаться привлекательной и желанной в такой обстановке, живя в вагоне для скота, лишенного элементарных удобств, не имея под рукой никакой косметики? Как могла она оставаться такой приветливой и спокойной? Вероятно, ответ на эти вопросы крылся в ее особой философии, в соответствии с которой молодая женщина воспринимала жизнь такой, какова она есть. И все же... Как бы она себя вела, знай об уготованной ей судьбе?
Охваченный легким трепетом, Джаг взял себя в руки и подошел к ней вплотную.
– Держи, это тебе, – сказал он, протягивая Мониде буханку кукурузного хлеба.
Заметив ее удивленный взгляд, он добавил почти шепотом:
– Это хлеб с особой начинкой – внутри находится пистолет. Спрячь его, возможно, он понадобится тебе, когда поезд войдет в Палисаду, – Джаг замолчал, потом выпалил: – Я люблю тебя!
И, не дав ей возможности произнести хоть слово в ответ, он прикоснулся к ее руке, резко повернулся и, не оглядываясь, быстро зашагал к голове поезда, ошеломленный тем, что осмелился произнести эти слова, которые стоили для него больше, чем жизнь.
