Город убийц (СИ) - Точильникова Наталья Львовна (онлайн книга без .TXT) 📗
— У них тоже были миллиардные иски?
— Миллионные. Если было убийство, меньше миллиона гео ни один судья не назначит.
— Знаю. Несколько миллионов все-таки легче выплатить, чем миллиард.
— Ничего подобного. Уверяю вас, Анри, вам выплатить ваш миллиард гораздо легче, чем им их миллионы. У вас очень высокий старт. А теперь давайте запишем то, что мы решили.
Вспыхнул экран, а вверху красная надпись: «Долговременные цели».
— Дмитрий, у меня красный цвет четко ассоциируется с надписью: «Глубокая психокоррекция».
— Хорошо, — кивнул Кастальский.
И заглавие сменило цвет на зеленый.
Под ним возникла черная надпись: «Расплатиться по искам и вернуть гражданские права».
— Согласны? — спросил Дмитрий.
— Ну, ладно, — сказал я. — Хотя это и невозможно.
Внизу страницы, на большом расстоянии от предыдущей надписи, возник еще один зеленый заголовок: «Ближайшие планы». И под ним черная надпись: «письмо в неделю».
— Все правильно? — спросил Кастальский.
— В общем, да.
— Истфак университета Кратоса пишем?
— Да.
— А юридический? Если вы намерены и дальше заниматься сочинением законопроектов, не стоит полагаться только на помощь Камиллы де Вилетт и Станислава Руткевича, лучше самому быть компитентным.
— Согласен. Пишем.
— Анри, вы меня радуете. Кстати, я всегда к вашим услугам, если что-то надо будет выложить на Народное Собрание.
— Спасибо.
— Так, у нас половина одиннадцатого. Анри, все очень хорошо. Я доволен нашей беседой. Домашнее задание. Я вам сейчас кидаю наш файл с наброском плана. К долговременным целям вы должны добавить не менее десяти. И не менее десяти к ближайшим планам. Потом будем дорабатывать. Я понял, в какую группу вас определить. У меня есть группа новичков, но там ребята молодые, вам будет не интересно. К тому же группа более слабая, они вам не конкуренты, это будет избиение младенцев. Есть группа посильнее и постарше. Правда, там ребята не меньше года в РЦ. Но у вас тоже было два года свободы после психокоррекции и год ссылки. Так что как раз то, что надо. И относительно наших правил и обычаев они вас проконсультируют. Причем, надеюсь, не так односторонне, как Миша. Кстати, я рад, что вы уже познакомились. Вы в одной группе.
— Вы знаете?
— Анри, здесь на каждом шагу видеокамеры и регистраторы, которые фиксируют сигналы с браслетов. Я в каждый момент времени знаю ваше расположение с точностью до десяти сантиметров.
— Хуже, чем в ПЦ, — заметил я.
— Не хуже. Но психологам нужно знать все о поведении реабилитантов, увы. Потерпите. Просто забудьте об этом. Если никаких дурных намерений у вас нет, видеокамеры и регистраторы не играют никакой роли. Все равно, что их нет. Кстати, о браслетах… хотя, ладно. Не все сразу. Мы и так много сделали. Первое занятие у нас в пятницу. Тоже в семь. Здесь же. Я вас жду.
С вылазками в Озерное дела обстояли не так просто. Еще на первой встрече с моими одногруппниками я заметил, что ни у кого нет браслетов. После занятий поинтересовался у Мишеля, в чем дело.
— У всех импланты, — сказал он.
Я посмотрел вопросительно.
— Ну, делают тебе укол в плечо, вводят эту штуку, — сказал он, — работает как браслет. Браслеты снимают.
В тот же вечер я попросил объяснений у Кастальского.
— Да, да, — сказал он, — я давно собираюсь вам рассказать. Пойдемте, поужинаем.
Половина десятого вечера, в столовой почти никого нет. За окном горят круглые фонари. Мы взяли чай, сыр и яблочный пирог.
— Браслеты можно снять, — сказал Кастальский. — Более того, браслеты нужно снять. Наша задача вернуть вас в общество, а это значит, что демонстрирование всем некоторых особенностей вашего прошлого будет вредить делу. Браслеты плохи тем, что видны. Можно конечно носить рубашки с длинными рукавами, но не очень удобно. Тем более, что почти лето. Перед Психологическим Центром и в Центре вас воспитывали, и потому такое клеймо было полезно. Сейчас у нас другая задача. Я в Озерное в браслетах не выпускаю. Вас запомнят, город маленький. Что это за браслеты здесь каждая собака знает, так что это лишнее. Ставим имплант — через три дня летите в Озерное.
— Почему через три дня?
— Два дня имплант приживается. Поболит немного. Потом мы его тестируем, и можно ехать.
— Словосочетание «немного больно» у меня четко ассоциируется с действием кондактина, — заметил я.
— Действительно немного, — успокоил Дмитрий. — Если бы было как от кодактина вам бы уже десять раз успели описать это самыми черными красками. Было такое?
— Нет.
— Значит, все в порядке.
— На сколько его ставят? До конца курса реабилитации?
— Навсегда.
— Понятно. Его вообще можно удалить?
— Можно. Но это сложная операция. Надо удалять нановолокна. Он же врастает под кожу. Под наркозом можно вырезать, насколько я понимаю. Но, честно говоря, мне неизвестно о таких операциях. Анри, у вас шестой уровень контроля. И будет он всегда, и при посткоррекционном наблюдении тоже, до конца жизни, даже императорское помилование контроля не отменяет. Ну, будете до конца жизни с браслетами ходить?
— Не хотелось бы, — вздохнул я.
— Тогда давайте поставим. Можно хоть завтра зайти на коррекционное отделение. Операция две минуты.
— Я посоветуюсь с адвокатом.
— Хорошо.
Камилла прилетела через два дня. У нее были какие-то дела на Кратосе.
Тепло, градусов двадцать, солнце, и я повел ее гулять по острову.
У подножий сосен крокусы: крупные, фиолетовые с желтой серединкой, вдоль тропы первая трава, и на кустах подлеска мелкие листочки цвета тессианского лайма.
— Похоже, тебе здесь нравится, — заметила Камилла.
— Клетка просторная, — сказал я. — И даже довольно приятная на вид. Этакий вольер для медведя, построенный с учетом замечаний защитников животных. Но все равно зоопарк.
— Так мы подаем протест?
— Нет. Мы не подаем протест. Понимаешь, Камилла, здесь, конечно, меньше свободы, чем в Чистом. Это напрягает, но не особенно сильно. Зато как-то больше смысла. И больше общения. В Чистом местные жители вообще не хотели со мной разговаривать, да и мне было с ними не интересно. Здесь Кастальский руку жмет и готов трепаться. А он образованный человек. Да и мои одногруппники, хоть и не интеллектуальная элита, но и не идиоты. Совершенно нормально общаемся. Бандиты, конечно. Но кое-кого из них я бы даже взял в мое ополчение.
Лицо Камиллы выразило одновременно беспокойство, удивление и осуждение.
— Тессианское ополчение я собирал три года назад для защиты Кратоса, а не для войны против него, я только это имею в виду, — успокоил я.
— А, — вздохнула Камилла. — У тебя нет с ними конфликтов?
— Нет, абсолютно. Все учатся. Так что общие интересы. Я тут поступил сразу на два факультета университета Кириополя, и хотел бы его окончить. Я же знаю себя. На свободе, даже в ссылке, я гарантированно найду занятие поинтереснее, чем получение систематического образования. Для того, чтобы занудно осваивать программу, мне нужно, чтобы надо мной стоял Кастальский и грозил коррекционкой в случае отлынивания. Ну, пусть стоит.
— Может, ты и прав. Значит, не подаем протест.
— Да. И зверя этого будить не хочется. Мы опротестуем императорский указ, и НС пихнет меня в такое место, что я буду жалеть о Сосновом, как о потерянном рае.
— Очень возможно, — кивнула она.
— Камилла, а что такое шестой уровень контроля? — спросил я.
— Имплант предлагали ставить?
— Угу.
— Ставь. Это лучше, чем браслеты. Правда, он не только отслеживает все твои перемещения и уровень гормонов, но и записывает. Все хранится на нем, в Управлении посткоррекционного наблюдения и копии у Ройтмана и Кастальского. Но, если ничего не случится, этот архив никто и не будет поднимать. Ну, может быть, Ройтман посмотрит перед плановым обследованием. Ну и полицейские тебя видят на своих картах: зеленый огонек, если тебе можно находиться в данном месте, красный — если нельзя. С другой стороны, это для тебя защита от чрезмерного рвения некоторых правоохранителей, не верящих в эффективность психокоррекции. Если имплант докладывает, что тебя не было на месте преступления — это железное алиби.