Сны Великого князя. Дилогия (СИ) - Матвеенко Андрей (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
Однако же эта идея нашла своего противника в лице самого генерала-адмирала. Твердый приверженец принципа "не пороть горячку", тот, невзирая на все приводимые теоретические выкладки, просто не мог понять, почему, только придя во флотской артиллерии к концепции тяжелого снаряда, нужно делать шаг назад, да еще и к показателям десятилетней давности (Макаров предлагал для новых двенадцатидюймовок в качестве основного снаряд массой 331,7 кг - как у орудий "Чесмы", впервые испытанных еще в 1882 году). Да и в тех "вещих" снах, с коими великий князь периодически сверял свои действия (записи об этом попали даже в его дневники), что-то такое смутное, но явно нехорошее проскальзывало по поводу качества боекомплекта российского флота в грядущей войне. Поэтому князь предпочел перестраховаться, и после долгих баталий по данному вопросу в МТК все заинтересованные стороны сошлись на необходимости хотя и уменьшения массы снаряда, но не столь радикального.
В определенной мере этому решению поспособствовал и опыт совместной разработки в 1891-1892 годах Морским и Военным ведомствами единой 254/45 пушки, когда армейцы хотели тяжелый снаряд (263 кг), а Степан Осипович и его помощники настаивали на легком (192,5 кг). Тогда соломоновым решением приняли в итоге снаряд промежуточного чертежа массой 225,5 кг. А Константин Николаевич сумел настоять на применении данного подхода и к прочим калибрам ставившихся в то время на вооружение новых образцов морской артиллерии. Макарову и артиллеристам оставалось лишь тяжко вздыхать, но выполнять указания руководства (впрочем, в грядущей войне с Японией Степану Осиповичу не раз довелось помянуть добрым словом к тому времени уже почившего в Бозе великого князя за проявленную им в данном вопросе настойчивость).
Дополнительным поводом к такому компромиссу стал еще и факт отказа от закупки флотом тонкостенных фугасов конструкции частной фабрики Рудницкого. Изготовленные из высококачественной стали, они по своей цене оказались не по карману Морскому министерству. На казенных же артиллерийских заводах, где подобные снаряды можно было изготовить дешевле, соответствующие марки сталей еще не были освоены производством, а денег на технологическое переоснащение предприятий на тот момент просто не оставалось. В итоге пришлось пойти на утолщение снарядных корпусов, однако при этом массовая доля взрывчатого вещества в снаряде падала до совсем уж мизерных значений. В подобных условиях становилось понятно, что только сохранение достаточно высокой массы снаряда позволит добросить до кораблей противника потребное для выведения их из строя количество взрывчатки.
Как итог, для 305/40 орудия снаряды "похудели" с 455 до 390 кг, для 203/45 - со 133 до 112,2, а для 152/45 - с 56 до 47,6. Для орудий новых в отечественном флоте калибров - 120/45 и 75/50 - массу снарядов установили в 23,1 и 5,6 кг. Но и при этом удалось обеспечить массовую долю взрывчатого вещества в размере всего лишь около 2,5 процента для бронебойных и 5 процентов для фугасных снарядов - у тех же японцев, к примеру, данные показатели были вдвое выше.
Попутно в процессе этой снарядной эпопеи флот смог отбиться от навязываемых ему с целью дальнейшей экономии снарядов из чугуна. Хотя они и входили в боекомплект старых орудий, использующих дымный порох, какая-то светлая голова из числа молодых артиллеристов, привлеченных к работе с подачи Макарова, сообразила, что в новых орудийных системах с большей начальной скоростью снаряда и, соответственно, с большими ударными нагрузками на оный резко вырастает вероятность разрушения хрупкого чугунного снарядного корпуса - и хорошо еще, если не в канале ствола.
Но поскольку сторонники экономии так просто не сдавались, Лихачев, используя свой авторитет председателя МТК и благорасположение великого князя в данном вопросе, решил организовать опытные стрельбы всеми новыми образцами снарядов, дабы "вживую" проверить их боевые качества.
В результате после отстрела в конце 1893 года на Охтинском полигоне из шестидюймовки Канэ опытной партии чугунных снарядов из выпущенных двух десятков семь развалились в воздухе, причем один - практически на дульном срезе, чем изрядно перепугал расчет. Вопрос с чугуном оказался закрыт раз и навсегда.*
*Справочно:
В литературе, посвященной русско-японской войне 1904-1905 годов, автору встречались сведения о том, что в Порт-Артуре при стрельбе из корабельных орудий чугунными снарядами действительно имели место неединичные случаи их разрушения в воздухе. Точное количество таких случаев, правда, не упоминалось, поэтому применительно к описанным опытным стрельбам автор дал некоторую волю своей фантазии.
Однако стрельбы снарядами прочих принятых образцов также выявили проблемы. Во-первых, имела место нестабильность их характеристик - как выяснилось, вес и самих снарядов, и взрывчатого вещества в них мог отличаться в весьма широких пределах, более того, даже гильзы в ряде случаев были изготовлены с нарушением допусков и не давали закрыть затвор орудия. Во-вторых, более чем две трети выпущенных снарядов просто не взорвалось!*
*Справочно:
Описаны вполне реальные проблемы с боекомплектом русского флота той поры.
Разбирательство по второму из этих вопросов как наиболее серьезному позволило достаточно скоро найти "виновника". Им оказался предложенный для новых снарядов слишком "тугой" взрыватель конструкции Бринка, который должен был инициировать подрыв снаряда только после пробития им брони или внешних корпусных конструкций. В итоге же в большинстве случаев взведение взрывателя не происходило вовсе, а все наносимые снарядом повреждения ограничивались аккуратными отверстиями в броневых плитах.
Для устранения проблемы взрыватель Бринка, сохранив его как основной для бронебойных снарядов, отправили на доработку в части увеличения чувствительности (повторные испытания в 1894-1895 годах позволили наконец добиться более чем 90 процентов разрывов). В фугасных же снарядах решено было вернуться к несколько модифицированной ударной трубке образца 1884 года, обеспечивающей мгновенный подрыв. При этом бризантное действие новых боеприпасов по итогам всех стрельб признали "сообразным их конструктивному выполнению" - под этой витиеватой формулировкой крылось понимание невозможности добиться большей их эффективности при текущих условиях фабрикации. В то же время контроль за технологией изготовления снарядов всех калибров на артиллерийских заводах был усилен, что, несомненно, сказалось в лучшую сторону на однообразии их выделки.
Увы, но недостаточно высокая интенсивность опытных стрельб и сравнительно небольшие дальности, на которых проводились как эти стрельбы, так и большинство последующих артиллерийских учений русских эскадр в предвоенные годы, не позволили выявить недостатки самих орудий Канэ - слабость подъемных дуг и возможность разрыва не скрепленного до дула ствола. Эти вопросы флоту пришлось решать уже во время грядущей войны и после нее.
Тем не менее, следует констатировать, что с учетом всех реализованных технических новинок в артиллерии и броневой защите очередные русские броненосцы получились достаточно революционными кораблями, сочетавшими в себе лучшие черты как предыдущих проектов отечественных броненосных кораблей, так и английской и французской школ кораблестроения. За счет некоторого увеличения проектного водоизмещения, сообразного повышения его доли, отводимой на бронирование, и повышения качества брони удалось наделить защитой и оконечности по ватерлинии. Орудия главного калибра, количество которых не изменилось в сравнении с предыдущим типом броненосцев, наконец-то поместили в башенные установки, изготовленные Металлическим заводом (причем впервые в российском флоте их выполнили уравновешенными), а число новых скорострельных 152-мм орудий выросло до 12. В итоге своим составом вооружения эти броненосцы задали своего рода стандарт (4 орудия главного калибра и 12 среднего), который в последующем применялся на всех российских крупных броненосных кораблях предвоенной постройки.
