Контакт первой степени тяжести - Горюнов Андрей (книги без регистрации .TXT) 📗
– Да. Что и говорить... – Белов был заметно потрясен. – Я знал, что Борька восходящая звезда первой величины, но так чтоб! Круто, круто...
Они помолчали, думая каждый о своем.
– Скажите, вы по-прежнему считаете, что он, не заходя домой, мог отлучиться по грибы, точнее, по летающим тарелкам, виноват?
– Но он-то ведь тогда не знал об этом, о таком успехе!
– Однако, если поверить вам, выходит, что его это и не шибко интересовало: успех там или нет, и если да – то да насколько? Есть, нет ли у него – около ста тысяч баксов-то – это совершенно неважно; летающие тарелки двадцатилетней давности в тайге – вот что актуально. Так, что ли?
– Выходит, так.
– Мне иногда кажется при разговоре с вами: то ли вы слегка абажуром продвинулись, то ли нас за полных дебилов держите.
– Не то и не это, к сожалению.
– Но вы же, я так понимаю, предлагаете нам – следственной группе – отправиться на розыски в тайгу, по совершенно неопределенному адресу и поискать там? Поискать следы после того, как прошла масса дождей? А может быть, и снег уже выпал. Верно? Ведь вы именно это предлагаете?
Белов пожал плечами, но, подумав, все-таки сказал решительно:
– Да. Я бы тоже мог принять участие. Если позволите. За счет своих средств, разумеется...
– Ну, то есть повторяю – экспедиция? На землю Санникова, так сказать?
– Ну, что-то вроде.
– А вот скажите мне вот что, Николай Сергеевич, дорогой. Вы замечаете, что мы с вами сейчас, в данный момент, находимся в прокуратуре? В следственном отделе?
– Не понял вас, простите?
– Я объясню, – охотно улыбнулся следователь. – Мы – в прокуратуре. И наш отдел, учитывая важность и серьезность обстоятельств, может, конечно, привлекать другие ведомства. Допустим, контрразведку, уголовный розыск, запрашивать архивы. Но клуб туристов? Мы не папанинцы, у нас начальник не Руал Амундсен, не Дежнев с Крузенштерном, да вы и сами-то отнюдь, насколько я понимаю, не Хер Туйердал...
– Тур Хейердал, – поправил Белов.
– Извините. На языке крутилось.
– Да, витиевато очень, – кивнул Белов. – Вы попроще.
– Попроще. Есть! По делу об исчезновении художника Тренихина известны следующие факты. Он путешествовал в компании с вами по глухим районам европейского севера России, после чего, домой не возвращаясь, исчез бесследно. Несмотря на то что в Москве имел весьма серьезные обязательства. Несмотря на то что его ждала чрезвычайно крупная денежная сумма, о точной величине которой он не знал, но мог легко догадываться. Далее. Он исчез вместе со своими последними работами – с восемью картинами, ориентировочная стоимость которых не менее десятка тысяч долларов. И! – Власов поднял палец, подчеркивая важность момента. – И через четыре недели после его исчезновения на вашей выставке, Николай Сергеевич, появляется восемь акварелей, хоть и подписанных фамилией Белов, но по оценке экспертов – единодушной! – принадлежащих кисти Тренихина.
– Ну, ясно! – едва не рассмеялся Белов. – Я убил Борьку за восемь акварелей! За десять тонн баксов! И в землю закопал, и надпись надписал: «Белов»! Смешно, Владислав Львович, просто смешно! Типичнейшая подтасовка!
– Восемь пропали, и восемь же всплыли, не так ли?
– Ну конечно, число совпадает! Однако всего лишь число, то есть количество. Но качество – не-ет! То, что на выставке, и то, что с собой вез Борька, возвращаясь с севера, – это разные, совершенно различные работы!
– Может быть. Но как я сравнить-то могу? – развел руками Власов. – Ведь те пропали! Я их не видал. И никто не видел.
– Я их видел!
– Вот именно!
– Да бросьте! То, что он вез, были шедевры, скажу вам честно! А что на выставке – то просто так, отлично от хорошего. А что количество совпало – так вы же не ребенок, право же, ей-богу! Я больше вам скажу: я родился восьмого июня, у меня восемь окон в квартире, и в Союз я вступил восьмого. Восьмого февраля семьдесят восьмого года. Но это не имеет никакого отношения к тому, что в детстве я восемь лет болел бронхиальной астмой!
– Конечно, не имеет. Я согласен. К делу имеет отношение другое – то, что вы, узнав вчера, что дело крутится, возбуждено, вы сразу, уже сегодня утром, оказались здесь с этой историей о чудесах, о сцепщике, гостях из космоса, летающих тарелках. Вот это все имеет отношение.
– Конечно. Честно вам скажу, я ночь не спал.
– А я вам верю! Это безусловно! И я даже скажу вам, что именно вас так сильно взволновало. Хотите?
– Исчезновение Бориса.
– Нет! Вы сами ж мне вчера сказали: ерунда, объявится, подумаешь. Нет-нет, другое взволновало вас! Вчера вы от меня узнали, что дело свыше ин-спи-ри-ро-ва-но! Что дело на контроле. – Власов взглянул многозначительно в потолок. – Что сил и средств жалеть не будут. Что будут специалистов привлекать, что будут быстро рыть, копать и жать, жать, прессовать.
В кабинет заглянул кряжистый мужчина лет сорока с присвистом, проседью и умными усталыми глазами:
– Вы заняты? Ну, я попозже.
– Нет-нет, прошу вас! Заходите, – пригласил его Власов. – Вот, познакомьтесь, – это и есть Белов Николай Сергеевич, а это, – повернулся Власов к Белову, представляя вошедшего, – это Иван Петрович Калачев, старший инспектор уголовного розыска, приданный нам в нашу сводную группу как раз по этому самому делу. Иван Петрович – гений сыска – прошу любить и жаловать.
– Ну, ты уж расписал! – Калачев поклонился Белову, внимательно, оценивающим взглядом посмотрел ему прямо в глаза, но руки не подал.
– Есть что-то новенькое? – спросил Власов.
– Да. – Калачев присел на соседний стол, быстро черкнул пару слов в своей записной книжке, после чего показал запись Власову, держа записную книжку так, чтобы Белов не видел текста.
– Да. Интересно! – кивнул Власов, скользнув по записке взглядом. – Даже забавно. Не уходи. Поговорим сейчас об этом. Мы с Николай Сергеевичем уже заканчиваем, так?
– Как скажете. – Белов уже ощущал себя крепко засевшим в тяжелой, мутной ситуации.
– А если что забыли – так встретимся еще! Обязательно! – оптимистично изрек Власов. – Вы никуда не собираетесь ведь уезжать?
– Нет-нет! Ближайший месяц я в Москве, – кивнул Белов, вставая.
– Это очень кстати! Тогда подпишите мне одну бумажку вот, прошу! Подписку о невыезде. Вы не пугайтесь, не волнуйтесь: это все формальности. На нас ведь сверху давят. Давайте пропуск вам я подпишу. А то не выпустят.
Его лицо, все время искаженное иезуитской ухмылкой, заставило Белова внутренне похолодеть.
– Ну что? – Лена бросилась к Белову, как только он вышел из прокуратуры. – На тебе лица нет.
– Да видишь вот, один все к одному: как с утра машина поломалась, так все! Это у меня верная примета – пойдет, поедет, только успевай поворачивайся.
Они перешли дорогу и пошли вдоль сквера.
– Ты все им рассказал?
– Все. О сцепщике я им рассказал абсолютно все, – он помолчал. – Но он, следователь, конечно, ничего не понял. Он ничего не понял, потому что по большому счету я ничего ему внятного не сказал. Вырванный клок судьбы? Да ведь нельзя, нельзя оценить поступок человека правильно, если не знать самого человека, не понимать, что для него самого стоит за тем или иным поступком! Да как рассказать-то это? Надо рассказывать про все, Лена. Не какой-то там фрагмент, а историю жизни. От начала и до конца. Но жизнь, как ты понимаешь, следователю не расскажешь. Да он и слушать не станет. Ведь их детали, оттенки совершенно не чешут. Они дела рисуют крупными мазками. Броско. Зримо. Моцарт и Сальери? Ага! Отравил! Тыщща долларов? Убил. Ведь и за рубль убивают. Ясно! Ну и так далее.
– Но что они тебе сказали? Конкретно? Как отреагировали на твой рассказ?
– Подписку взяли. О невыезде.
– Зачем? – от удивления Лена остановилась. – То есть – почему?!
– Потому что я им рассказал эту чушь, – он сморщился в досаде. – И так некстати!
– Поэтому не поверили? Потому что некстати?
