Новый порядок - Косенков Виктор Викторович (прочитать книгу .txt) 📗
— Мало души… — Звук бьющихся горшков. «Ой-е!»
— Вы хоть знаете, что такое вира?!
Потирающие головы скины утвердительно закивали.
— И весь мир, сынки, весь мир теперь отмечает день Холокоста как всемирный, всеобщий день траура. И скорбит по убитым евреям. В каждой школе распространяются брошюрки с названиями вроде: «Все, что вы хотели знать о Холокосте, но боялись спросить». Отовсюду лезет этот Холокост, Катастрофа, День Длинных Ножей. Вы что, сынки, хотите, чтобы ваши дети вот так отвечали за ваши поступки? Чтобы ваши дети знали, что они платят вполне реальные деньги именно за то, что их папаши в свое время плохо учили Историю и не сдержались в определенный момент? За то, что их папаши устроили Холокост-два? Нам что, одного мало?
— А делать-то чего тогда? — обиженно спросили «сынки».
— Делать? Батьку слушать! — развел руками Василий Иванович. — Перестать брить затылки. Примерно учиться. Делать свою жизнь твердой рукой. Работать только по государственной линии. Никаких частных предприятий, никаких ларьков, челноков, спекулянтов. Только зона государственных интересов. Нефть, газ, уголь, лес, земля. Только государственная служба. Делать карьеры. Депутаты. Партии. Министерства. Раньше, конечно, было проще. Райком, горком, обком и так далее. Но и сейчас еще возможно! И работать! Делать карьеру, забираться выше! И всегда брать своих, приближать таких, как вы. Проверенных, настоящих, серьезных. Национально выдержанных. Знающих эту чертову историю! И чтобы никаких евреев, кавказцев, арабов, негров! И никакой поножовщины, мордобоя и смертоубийства. Это детские игры. Все должно быть культурно, цивилизованно, правильно. И это не оскорбление для всех остальных наций, сынки. Это жизнь. Нет этнических русских в израильском Кнессете, значит, и в русской Думе евреев быть не должно. Вы что думаете, Россия для русских — это значит «бей морды приезжим?» Нет, сынки! Пусть приезжают. Пусть гуляют по нашим чистым, светлым городам. Пусть читают, постигают глубину Достоевского и Толстого! Пусть торгуют! Нам нужны эти заморские купцы! Всегда были нужны и сейчас. Но так, чтобы не в ущерб нашим. Честно. Все по-доброму, сынки! По-доброму!
Звук бьющихся горшков. «Ой-е!»
— Понятно?!
— Поняяятно…
— Тогда свободны.
Пригорюнившиеся скины покинули мастерскую.
— Ты правда веришь в то, что говоришь? — спросил Орлов, все время лекции тихо сидевший в углу.
— Вообще-то да, — ответил Василий Иванович, присаживаясь рядом. — Их ко мне каждую неделю приводят. Для воспитания.
— Кто приводит?
— Кто-кто… Лидеры ихние. Вот эти под Мишей Спасским живут. Два дня назад другие были. Я им лекции читаю, как видишь. Ты не смотри, что они все бритые и затылок в спину плавно переходит, среди них есть вполне толковые ребята. Им сейчас только одно занятие — на рынке кавказцев гонять. А многим хочется чего-то большего. Какую-то цель. Мордобой и прочие силовые воздействия хороши только для тех, кто или думать не умеет, или пока не научился. По молодости лет, например. А потом налицо кризис цели.
— Куда мне пойти, чем заниматься?
— Ага. Вот для таких я и работаю. Чтобы польза была, чтобы не разбрелись в разные стороны. А то половину менты пересажают, другая часть просто разбежится… И все. А они ребята дельные. Вот сейчас с наркотиками борются. В клубах и прочих местах таких дежурят. Дилеров ловят. Конечно, пахнет утопизмом, но что поделать? Вообще быть художником в России сейчас — это самый большой утопизм. Ну, разве что… — Василий Иванович посмотрел на Костю. — Разве что быть философом. Это вообще не от мира сего.
— Да ладно. — Константин отмахнулся. — Вполне себе ничего так работенка.
— Уж больно неземная.
— Вот это ты как раз ошибаешься. Помнишь, наверное, про закон перетекания количества в качество?
— Помню. И что?
— И то. Я ж к тебе не просто так. А по делу.
— Кто б сомневался. Ты ж ко мне давно уже не заходишь, просто водки попить.
— Так уж складывается, Василь.
— А надо чего?
— По твоей профессиональной части. Есть одна концепция. И под эту концепцию нужна эмблема. Понимаешь? Хорошая, емкая и со смыслом. При этом можно денежку выбить. Не баснословную, но вполне конкретную. Логотипы теперь дорого стоят. А у тебя с чувством стиля и прочими профессиональными способностями все в порядке, как я помню.
— Ты мне про идею скажи. Но учти, я вижу мир по-своему и вразрез с общепринятой моралью и идеологией. — Василий Иванович весь напрягся. Как охотничий пес, который почуял запах зверя.
— Как раз то, что нужно, — ответил Костя. — Именно чтобы вразрез. Но без похабностей.
— А когда я что-нибудь похабное рисовал?
— Тебе «Стену плача» напомнить?
— Это было граффити, — немного смущенно развел руками Василий Иванович. — И потом, народные слова. Я ничего лишнего не придумывал, никакой отсебятины не лепил. То, что народ про эту стену высказал, то и нарисовал.
— Только ты забыл, что аудитория у тебя до крайности специфическая.
— Да, это, конечно, есть. Но тут уже или-или. Ты меня понимаешь? Или совсем уж розовые сопли, или вот то самое, что я нарисовал. Не существует адекватной оценки семитской мифологии. Не только еврейской, как принято считать, но и арабской. Либо безудержный восторг, либо ругань и всяческие поношения. Как того, так и другого. Увы, я не стал исключением…
— Ладно, ладно. Я не про то. — Константин замахал руками. — А то сейчас наступишь на любимую пробку. Есть интересная идея. Для этой идеи должно сделать достойное оформление. Понимаешь?
— Понимаю. Но пока ты не сказал ни слова об идее.
— Легко. Стоит проблема: милиция.
— А что с ней не так? — Василий Иванович встал, дошел до чайника, стоящего посреди комнаты. Щелкнул выключателем. — Чай будешь?
Костя кивнул:
— С милицией все не так. Коррупция. Бардак. Приказы не выполняются. Фактически армия бездельников, которые еще и с нас бабки дерут, помимо налогов.
— Ах, так ты про это…
— Причины: рынок, стяжательство, стремление продавать и покупать. В общем, финансовые способности, которыми настоящий милиционер обладать не должен. Он должен выполнять свой Долг. Иначе нечего было идти на такую работу. Но его плохо кормят, и при нынешней системе у стандартного мента нет другого выхода, как брать взятки, воровать и идти на сделку с совестью. Причем часто так поступают вполне честные люди. Срабатывает мощный социальный инстинкт маскировки.
— А делать чего?
— Один из вариантов создать новую организацию. Построенную на других, совершенно антирыночных принципах. Состоящую из людей неприкаянных в сфере денег. Не умеющих продаваться.
— По кшатриям соскучился?
— Ну, что-то вроде. Пусть будут кшатрии. Вот-вот, это даже верно. Каста людей, поддерживающих государство.
— Идея, конечно, соблазнительная. — Василий Иванович разлил по стаканам кипяток, добавил заварку. — Но что ты хочешь с этим делать? Одна такая попытка была, кажется, ты помнишь. Были какие-то идейные борцы. Под Василия Блаженного динамита наложили. На этом, впрочем, все и кончилось. Повязали всех. Повезло еще, что не по статье за терроризм пошли.
— Эту идею сейчас поддерживает Президент.
— Про храм, что ли? — Василий Иванович от удивления едва не уронил стаканы на пол.
— Про кшатриев!
— А, хорошо, хорошо… — Художник сделал несколько шагов и остановился. — Так, погоди, это что же получается?
— То самое и получается. Впервые мы имеем шанс действительно заявить о себе. Сделать для России что-то настоящее. Вбить эту сваю, которая послужит основой для чего-то нового.
Василий Иванович осторожно поставил чай на столик и присел рядом:
— А от меня что нужно?
— Я ж тебе говорю, эмблема!
— Как называется? — Художник вскочил. Кинулся куда-то вглубь студии. В его руках неведомо как появились карандаши, плотная бумага. Он что-то лихорадочно искал, расшвыривал наброски.
— Тут есть определенная трудность. Но это Президент выдал концепцию, сам понимаешь. Спорить было трудно. В общем, аббревиатура — ОЗГИ.
