Зимняя сказка.Дилогия (СИ) - Кожевников Олег Анатольевич (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
После этого, ощутил непреодолимое желание сходить в туалет. Гадить в квартире было противно, и я вышел в коридор, намериваясь отлить в мусоропровод. Подойдя к нему и открыв крышку, даже отшатнулся. Из зёва мусоропровода шибануло таким зловонием, что у меня даже заслезились глаза, и захотелось блевануть. Сдерживая себя, я, всё-таки справил свою нужду и, с чувством омерзения, захлопнул крышку этой клоаки. По-видимому, этот путь сброса отходов жизнедеятельности был не в новинку, и, скорее всего, я был последний, кто догадался использовать его в этом качестве.
Зайдя в квартиру, я в тягостном раздумье уселся на диван. Всё, что было сделано мной в этой жизни, казалось бессмысленным. Все мои потуги заработать как можно больше денег, сейчас казались смешными, амбиции по обладанию самыми модными вещами, нелепыми. Вот я сейчас сижу в одежде от Версаче, весь обмазанный дерьмом, а моя дорогущая квартира выглядит хуже самого задрипанного хлева. Мне даже не к кому обратится за помощью и сочувствием, все настоящие друзья остались там, в армии, живут в дерьмовых комнатах в гарнизонном общежитии при аэродроме. В этот момент, если бы у меня был пистолет, я бы точно застрелился, мысль о том, чтобы повеситься, вызвала у меня отвращение.
Потом я подумал о своём джипе, у меня что-то щелкнуло в мозгу, и возникло желание жить, срочно уехав отсюда, к моим настоящим друзьям. В первую очередь, у меня возник образ Витьки — моего кореша ещё по училищу. Я знал, что сейчас он живёт у родителей, недалеко от города Шахты. Эта мысль, поехать к нему, настолько мной завладела, что я, больше уже не рассуждая, подскочил и начал действовать.
Сначала я полностью разделся и, ёжась от холода, протёрся полотенцами, смоченными в воде. Потом переоделся в свой обычный наряд для туристических походов в холодное время. И только после этого начал собирать нужные вещи и оставшиеся продукты. Всего набралось два рюкзака и три большие сумки. Больше не желая задерживаться в этом проклятом месте, я отнёс все собранные вещи в машину и тут же тронулся в путь.
По моим прикидкам, бензина, для того, чтобы доехать до Витьки, должно было хватить. До города Шахты было совсем недалеко, а у меня было залито бензина — больше половины бака. До катастрофы весь путь занял бы у меня часа два, а тогда я добрался до места за тридцать часов, к тому же, пришлось ночевать в машине. Но, как говорится — нет худа, без добра. За время путешествия, я несколько раз останавливался и готовил себе на газовой плитке горячие обеды. К концу этого путешествия, я пришёл в полную норму и не выглядел уже, как глубоко несчастный человек, или бомж.
Когда въехал в посёлок, где проживал Витька, то был, как обычно в последнее время, сильно разочарован. Посёлка, как такового, уже не существовало — вместо домов стояли обугленные руины, живых людей не было видно, только в воздухе присутствовал запах гниющего мяса. Дома родителей Виктора тоже не было, на этом месте стоял только фундамент и торчал остов полуразвалившейся печки.
Я уселся в заглушенную машину и задумался — что мне делать дальше. Ехать в свой бывший гарнизон — не хватит бензина. Возвращаться в Ростов и явиться к себе на аэродром — тоже не хватит бензина, да и если сказать прямо, меня туда совсем не тянуло. Но, по любому, нужно было примкнуть к какой-нибудь группе людей, топлива в машине у меня не хватит даже, чтобы обогреть себя в течение ночи. Греться у костра, это тоже не выход, дальше станет ещё холодней и без тёплого убежища и продуктов выжить будет просто невозможно. В голову мне приходила только одна мысль — нужно ехать в ближайший крупный город и там, всё-таки, обратиться к властям с просьбой о помощи. Мне стало окончательно ясно, что в одиночку я не выживу.
Посидев так полчаса, завёл машину и поехал в ближайший город — это были Шахты. До него я на машине так и не доехал — кончился бензин. Пришлось мне, захватив только остатки продуктов, двинуться пешком в его сторону.
Центральный эвакуационный пункт я нашёл достаточно быстро. Так же быстро меня там зарегистрировали, выдали талон на питание и определили на ночлег в палатку. На следующий день меня записали в рабочую бригаду, которую направили на шахту Луговая-бис — готовить её к прибытию эвакуированных людей. Там мы, в основном занимались разгрузкой привозимых продуктов и укладкой их в специально оборудованные склады. Через неделю нас бросили на помощь бригадам, уже давно занимающимися переоборудованием шахтной котельной в некоторое подобие ТЭЦ. В этом месте я и работал до наступления сильных морозов. За это время мы хорошо утеплили котельную, сделали тёплый коридор от неё к стволу шахты и проложили там рельсы для вагонеток, которые должны были подвозить уголь к котлам.
Так как Бог не обидел меня здоровьем и выносливостью, меня оставили при этой ТЭЦ, подвозить уголь. Так я и жил года три, как робот: отбарабанил смену, перекусил, и — спать, потом встал и — снова на работу.
Когда образовался Секретариат, его руководство, наверное, начало задумываться о будущем. Поэтому, меня как бывшего пилота, перевели на шахту Распадская, в создаваемую там, шарашку для бывших лётчиков и авиатехников. У кого-то из боссов возникла мысль, что скоро небо очистится и пора организовывать авиагруппу. Жизнь там коренным образом отличалась от нашей прежней жизни. Кормили намного лучше, появилось свободное время и по социальной лестнице мы, хотя и относились к касте работяг, но получали продуктов и других жизненных благ гораздо больше.
В этой шарашке я прожил года полтора, всё бы ничего, но там, в меню, особенно в последнее время, начали появляться котлеты из человечины. Первоначально все до одного из нас от них отказывались, но постепенно, наша шарашка разделилась на две части: те, кто ели человечину и те, кто принципиально отказывался это делать. Но скоро нас, тех, кто отказывался это делать, осталось меньшинство, которое начали постепенно гнобить и элита с быками, и даже наши бывшие товарищи.
Наступил день, когда этот гнойник вскрылся, на шахте началось восстание рабов и части работяг против творившегося там произвола. Наша группа примкнула к этому восстанию, а один из лётчиков даже вошёл в тройку его руководителей. Первоначально удача способствовала нам. Восставшие захватили практически всю шахту, кроме первых двух горизонтов. Но на помощь нашей элите и быкам пришли каратели с других шахт, и начался форменный ад. Они начали применять газы, и отравленным им не было числа. На всех горизонтах лежали сотни трупов и, как в каком-то фильме ужасов, между валяющимися телами, в мерцающем свете фонарей ходили фигуры, похожие на одноглазых циклопов, с горящим посреди лба, глазом и ломиками пробивали черепа шевелящихся людей, добивая их.
Мне очень повезло, что я остался жив. Нашу группу загнали в штрек, заканчивающейся тупиком, а потом закидали гранатами со слезоточивым газом. Силы были не равные, у нас было всего три автомата на всех и совсем не было противогазов. Пока мы катались по поверхности штрека, быки всех повязали, дубинками погнали к подъёмнику и подняли на первый горизонт. Там, в большом, примыкавшем к подъёмникам зале шахты, под светом прожекторов, нас начали сортировать. Первоначально отобрали наших вожаков, на них указали, находящиеся здесь же ренегаты. Этих людей начали избивать бейсбольными битами, били так, что я лично слышал треск ломающихся костей. Кричать они не могли, у всех рты были забиты кляпами, а руки были связаны за спиной железной проволокой. Добивать их не стали, а оставили корчиться на покрытой угольной пылью поверхности. Затем быки принялись за остальных, слава Богу, битами не били, просто попинали немного и успокоились.
Потом, всех начали клеймить раскаленной железной печатью. Клеймо ставили на лоб, это было признаком того, что человек принимал участие в бунте. Обычным рабам клеймо ставили на щёку. Теперь в наших рядах большинство было дважды клеймённое. Выступивший представитель элиты пообещал, что если раб с клеймом на лбу, ещё хоть раз будет замечен в неповиновении, из него тоже бейсбольными битами сделают отбивную.
