И снова война - Сергеев Станислав Сергеевич (книги TXT) 📗
— Вижу…
Тут же затарахтел MG-34, и наше положение сразу ухудшилось. Пулемет весьма скорострельный, а в нашей ситуации оказался очень неприятным сюрпризом — видимо, мы нарвались на боевое подразделение, которое встало на отдых.
Выхватив из разгрузки гранату, выдернув колечко, тоже зашвырнул ее подальше в сторону стреляющих немцев и сразу вдогонку вторую, чуть левее. БУМ! БУМ! Кто-то закричал, дико и как-то истерично. Что, не любите, когда в вас стреляют? В ответ дерево, за которым я спрятался, буквально загудело от длинной пулеметной очереди, такое впечатление, что немецкий пулеметчик хотел его перерезать и добраться до меня любимого, а это не входило в мои планы.
— Дрозд!
— На связи.
— Готовься к вспышкам.
— Понял, давно пора, а я дымку еще подкину.
— На хрен, дождь, ветер.
— А что делать? Экономить?
— Действуй, на счет три!
— Готов?
— Сейчас, магазин поменяю!
Я тоже загнал новый магазин в автомат, передернул затвор и вытащил из разгрузки две светошумовые гранаты, тем более немцы приблизились непозволительно близко.
— Раз… Два… Три…
БАМ! БАМ! А вот теперь ходу. Пока немцы охреневали от ярких вспышек боеприпасов из будущего, я откатился и, сделав несколько шагов, перепрыгнул к другому дереву, поскользнулся, перекатился и спрятался. Выглянув на несколько мгновений, двумя короткими очередями успел достать двух немцев, попавших в поле моего зрения. В стороне затарахтел автомат Ненашева, потом снова хлопнула граната. Капитан во все горло закричал:
— Вперед!
Не задумываясь, я бросился вперед, столкнувшись с еще парочкой немцев, которые усиленно терли глаза, стараясь восстановить зрение. Хлоп-хлоп-хлоп-с-с-сс. Хлоп-хлоп-хлоп-с-с-сс. Автомат привычно дергался в руках. Клац. Патроны… Впереди нарисовались еще несколько силуэтов. Всё, а вот теперь последний и решительный. Падаю на землю, перекатываюсь в сторону и выхватываю из набедренной кобуры «Глок-17» и из положении лежа открываю беглый огонь двойными выстрелами. БАМ-БАМ! БАМ-БАМ! БАМ-БАМ! Все как-то стало серым, и в мозгу отпечатывались только силуэты, выглядевшие как плоские мишени. Я даже не заметил, как невдалеке рванула граната, и мелкий осколок ударил в грудь, застряв в клапане разгрузки, повредив магазин к СВУ, как что-то острое, как скальпель, вскользь резануло по бедру. Но наплыв адреналина был такой, что ничего не чувствовал, только вперед, только поражать мишени и двигаться, двигаться, не давая возможности в себя прицелиться.
Мы прорвались вперед, перестреляв человек шесть, и, рванув чуть в сторону, пронеслись в метрах ста от остановившейся колонны немцев, и чисто случайно разминувшись с идущим в лес подкреплением. Нас попытались обстрелять, но потеряв противника за пеленой дождя, немцы лупили наугад, вымещая свою злость и страх.
Пробежав так метров пятьсот, несколько раз меняя направление движения, мы наконец-то смогли остановиться и перевести дух. Я чувствовал, что быстро теряю силы, а нога не слушается, и, присев на сломанное дерево, заметил у себя окровавленную левую штанину. Ненашева тоже качало, и я, присмотревшись к нему, заметил, что левая рука у него просто висит, а сам он с трудом держится из последних сил и сильно хромает.
— Паша, ты как?
Он привалился к дереву, тяжело дыша.
— Терпимо.
— Понятно.
Пока была возможность, мы стали оказывать друг другу первую помощь. В ход пошли шприц-тюбики с противошоковыми и со стимулирующими препаратами. Потом в ход пошли бинты и некоторые интересные вещи из будущего, придуманные для облегчения спасения жизни раненого в полевых условиях.
Нам понадобилось около получаса, чтобы прийти в себя и сменить место. Мы так шли еще около часа, когда снова попадали на землю, пытаясь собрать силы для следующего рывка. Дождь уже прекратился, но ветер все равно скрадывал все звуки в лесу. Пролежав под сосной минут десять, Ненашев рассмеялся.
— Знаешь, Сергей, тебя не смешит такое положение вещей?
Я тупо смотрел перед собой, чувствуя, как прекращает действовать обезболивающий препарат и начинают дико ныть раненые нога и рука. Настроение было вообще никакое, и в голове шумело от всяких лекарств, поэтому, скорее по привычке, нежели от желания поддержать разговор, ответил:
— Что именно?
— Мы, два человека из будущего, загибаемся в этом забытом богом месте, в далеком прошлом, оторванные от своего мира…
— И что тут такого? У меня такое было не раз. Честно сказать, уже подустал от этих приключений. Как выход, так обязательно в какую-нибудь историю попадаю.
— Значит, не скучаешь?
Я повернул к нему голову.
— Ты к чему это, Паша?
— В первый раз так страшно. Пропасть без вести. Я теперь понимаю наших предков.
— Что-то мне не нравится твое настроение.
— Сергей, ну ты же профессионал. У нас серьезные ранения, большая кровопотеря. Находимся на вражеской территории, причем в зоне боевых действий, где вероятность налететь на противника весьма велика. А второй такой бой мы не вытянем.
— И что? Ложиться и поджимать лапки? Ты тогда хотя бы скажи, где там ваши переселенцы засели в Антарктиде, и можешь оставаться, а я пойду дальше, спасать ТВОЮ семью.
Он засмеялся. Точнее, смех быстро перешел в кашель.
— Ох, уморил, Сергей. Неужели ты думаешь, я сольюсь перед каким-то земноводным? А кто воевать-то будет? Знаю я вас, морпехов. Чуть что, заляжете и верещите: «Дайте поддержку, помогите!» Ради одного обкуренного абрека с дедовским карамультуком чуть ли не целым дивизионом по квадратам лупите.
Я не обиделся, понимая, что это он скорее себя поддерживает. Но спорить и устраивать дискуссию особого желания не было.
— Бывает. Ладно, Паша, идти можешь?
Он с кряхтением начал подниматься, держась здоровой рукой за дерево. Когда уже стоял на ногах, увидел лежащий на земле автомат и попытался нагнуться, но это, видимо, давалось ему с большими трудностями. Я тоже уже поднялся, и так как чувствовал себя чуть лучше, сам нагнулся, закинул на плечо его МР-40 и, чуть приобняв его, помог сделать несколько шагов вперед.
К моему удивлению, либо у нас открылось второе дыхание, либо организмы после прохода через временные порталы получали какое-то дополнительное свойство, мы шли и шли, спотыкаясь, изредка матерясь, но неизменно приближались к искомой цели.
Во время очередного привала Ненашев принюхался и как-то странно сказал:
— Сергей, не чувствуешь, что паленым пахнет?
Я принюхался. Хм, а ведь он прав. Ветер утих, и запах гари явственно ощущался в воздухе. Достав планшет и прикинув наше местоположение на карте, ответил Ненашеву:
— Согласен. Тут как раз и деревня рядом. И на запах мирно живущего селения никак не похоже.
— Немцы?
— А кто же еще…
Прислушавшись к лесу, я услышал какой-то необычный звук и поднял руку. Ненашев сразу насторожился и потянул руку к лежащему рядом автомату. Мы притаились и стали слушать лес, с немалым интересом наблюдая, как среди деревьев в наступающих сумерках в нашу сторону движется что-то белое и издает звуки, похожие на детский плач.
В коллиматорном прицеле моего автомата белое пятно все росло, и, присмотревшись, я опустил оружие и привстал от удивления. В наступающих сумерках смог рассмотреть, как мимо нас, метрах в сорока, шаркая ногами, плелась маленькая девочка лет двух-трех, которая всхлипывала, и, увидев нас с Ненашевым, остановилась и, хлопая своими глазенками, испуганно смотрела на людей с оружием. Ребенок был одет в какую-то грязно-белую рубашонку, покрытую пятнами сажи. В саже было и лицо, и белесые волосы, и руки ребенка, и даже какая-то самодельная кукла, которую она крепко прижимала к груди. К моему несказанному удивлению, несмотря на время года, она была одета только в одну длинную рубашку, почти до щиколоток, и какие-то не по размеру большие то ли калоши, то ли обрезанные валенки из войлока. От холода ее трясло, и, несмотря на грязь и потеки слез на грязном личике, ее бледность и почти синие губы говорили о сильном переохлаждении ребенка.
