Основатель - Раули Кристофер (книги бесплатно txt) 📗

Они встретились в баре «Босс», в одном из переулков Мулхдара. Бар был разделен на тихие кабинки, отделанные бронзой и искусственной кожей.

— Так ты все же пришел? — спросила Лейла таким голосом, будто его присутствие было ей глубоко безразлично.

На ней был зеленый шелковый костюм с простым жемчужным ожерельем.

— Ну, я… — Дэйн замялся. Лейла была явно не в том настроении, что во время их последней встречи. Но он пришел, и без охраны. Дэйн попытался пошутить:

— Я ведь сказал, что готов к необычным приключениям.

Шутка не удалась. Лейла приподняла брови и холодно ответила:

— В самом деле? Ну что ж, посмотрим. Она казалась раздосадованной, будто жалела о своем приглашении.

Они поднялись на лифте на рабочий уровень — джунгли белых стен, где вдоль главного коридора сгрудились банки, офисы, небольшие закусочные. Тихий смешанный шум заглушал гудение людских голосов.

Здесь они вышли на Мулхдар, широкую улицу, вьющуюся между палубами базы.

Восточные иероглифы сжимали стены темным орнаментом. Казалось, что они выплывают из пустоты, не было ни верха, ни края. Все ярко-синее или угольно-черное. Освещенные электрическими цветами города-зомби, в которых заключены людские желания, нужды, мечты.

Дэйн с Лейлой продирались сквозь толпу, настолько плотную, что она невольно притиснула их друг к другу вплотную. Как толпа болельщиков на баскетбольных чемпионатах, рвущаяся на стадион «Спектрохом» на базе «Глаз Оберона». На «Фандане-один» Дэйну не приходилось испытывать подобного. Такая плотность толпы доктриной Фандана признавалась психотравматичной и потому была запрещена.

Улицы, разбегавшиеся лабиринтом от Мулхдар-авеню, кишели ресторанами, барами, казино и борделями для любителей всех видов сексуальных развлечений. По составу толпы было видно, как причудливо складывается генетика человечества на внешних спутниках.

Ярче всего выделялись люди из системы Сатурна. Дэйн заметил оранжевых титанцев, голубых адонцев и несколько розовых пинков.

Неожиданно Лейла свернула из кишащей толпы в темный переулок, окруженный перенаселенными домами, где жители сидели на балконах и пожарных лестницах.

Развитые воспитанием инстинкты Фандана запротестовали. Такая декорация наводила на мысль о клаустрофобии, и от этой мысли трудно было избавиться.

Лейла нырнула в какую-то арку, и они оказались на узкой улице. Она упиралась в громадные железные ворота.

Лейла подошла к ним и постучала. Дэйн удивился. Лейла отвергла положение принцессы Халифи, но явно не отказалась от привычек правящей семьи. Она выбрала жизнь на дне мира Халифи, но при этом живет в доме никак не меньше самого дворца.

Их осмотрела телекамера, и затем в одной из половинок ворот открылась калитка. Они вошли в освещенный зеленоватым светом коридор с белыми стенами. Пахло антисептиком.

Человек в светло-зеленом комбинезоне провел их в комнату, выстланную серым линолеумом. Сидевшие за письменными столами люди вскочили, приветствуя Лейлу с очевидной радостью.

В помещении была только офисная мебель и диаграммы на стенах. Атмосфера офиса угадывалась безошибочно. Дэйн наморщил лоб.

Лейла представила Дэйна, и последовал обмен любезностями на интерлингве, но меж собой эти люди говорили по-арабски, и вскоре Дэйн стал понимать в быстрой речи Лейлы лишь отдельные обращенные к нему слова.

Зато он понял, как серьезно в ней ошибся. Это не был дворец. Здесь находились приют, школа и больница.

Из соседних комнат доносились детские голоса и шум. Много голосов.

— Сироты, — пояснила Лейла, — и беглецы. Здесь их восемьсот человек.

Дэйн оторопел. Самая большая драгоценность — дети, и вдруг брошены родителями? На базах Фанданов ребенка, потерявшего обоих родителей, усыновили бы в считанные минуты. Право иметь детей ценилось выше всего и предоставлялось далеко не всем — кроме, конечно, представителей высших семей.

И само слово «приют»! Так прозвали Резервацию, громадную школу, набитую нежеланным «богатым отродьем и испорченными мальчишками», как сказали в одном телерепортаже.

В памяти всплыли стены Резервации. И сразу вернулись воспоминания о редких встречах с родителями. Максим вывозит их на пикник в Канада-парк. Мать, Мессалина, всю дорогу жалуется на вонь от лошадей и останавливается сблевать за елью, потому что у нее опять «исключительно мерзкое похмелье».

И снова те же стены, сомкнувшиеся вокруг его детства. Да, Дэйн знал боль, заключенную в слове «сирота».

Лейла быстро закончила свои дела, записалась на следующую неделю в добровольцы на проведение занятий по аэробике и танцам и повернулась к Дэйну:

— Я освободилась. Хочешь посмотреть на наших детей?

Эту экскурсию Дэйн воспринял как что-то сюрреалистичное. Потеряв от напряжения голос, он шел за Лейлой через ярко освещенные комнаты, и она привела его в гимнастический зал. Сильно пахло скученными телами и антисептиком. И повсюду были дети, востроглазые, шумные, еле скрывавшие усмешку.

Это были дети, спасенные с улиц, заглянувшие в жизнь бездны и благодарные судьбе, пославшей их в эту школу.

Отовсюду смотрели их яркие, понимающие глаза. И Дэйн начал просто задыхаться. Ему хотелось отсюда выбраться.

Наконец они остановились в коридоре за гимнастическим залом.

— Как такое допускают? — спросил Дэйн.

— Ты имеешь в виду школы? — уставилась на него Лейла. Она знала, что Фанданы консервативны, но ведь не настолько, чтобы возражать против школ для обездоленных, брошенных детей?

— Нет, вообще все это — сирот, беглецов. Да нет, он просто наивен, поняла Лейла.

— Здесь база Халифи. Закон защищает лишь права членов племен. Если ты не принадлежишь к Аль-Квийюну, то никаких прав, кроме права на проживание, у тебя нет.

Это было страшновато. Звучало так по-варварски, будто это придумал какой-то заядлый пропагандист из Синтеза, описывая пиратские базы на Внешних Мирах.

— Напоминает пропагандистские бредни. Неудивительно, что Халифи вне закона. От его слов Лейла разозлилась:

— Не из-за этой школы, идиот! Иногда я не знаю, кому отдать пальму первенства по части слепоты в нашей Системе — столько претендентов!