Мародер - аль Атоми Беркем (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗

Из чахлых кустов между недостроенными гаражами на противоположной стороне дороги осторожно вышли два здоровых бугая в одинаковых ментовских куртках. …Ментов, что ли, завалили? Бля, здоровые какие!.. Помповик в руках здорового казался игрушечным… Хотя нет, второй, с вертикалкой, на бугая не тянет. Э, да это же Фотеев, мент бывший! О бля, защитник законности епть. Переквалифицировался. Граждан мочит, понимаешь. Да и второго, по моему, я тоже в форме видел… Блин, точно! Это ж Поварский! Охранником где-то сидел. Где же? Да насрать, где… Сладкая парочка, бля. Че-то про них в свое время говорили, хуевое такое. А, Фотей когда-то человека грохнул, его еще отмазали родственники-менты, типа неосторожное убийство или еще че там. А Поварский типа просто отмороженный, с Чечни или че у нас там еще было тогда… Отморозки тупо пялились на расстрелянную «Калину», Фотей перезаряжал ружье. Лобовуха старенькой рыжей «Калины» клоками провисла внутрь салона, оставшиеся стекла были густо заляпаны кровью и мозгами. Щелкнул замок дверцы, почти сразу за ним последовал тяжкий шлепок — видимо, выпал водитель.

— Пажган, смари как я им четко бошки снес. У, да тут киндеры сзади. Смари, пацан шевелится. А второй двухсотый. Бля, че-то даже неприятно как-то.

— Да хуй с ним, давай лучше глянь в багажнике че. Я пока пойду бензин посмотрю.

— Ладно.

Поварский обошел машину, занялся крышкой бензобака.

— Фотей бля!

— Чо? — натужно каркнул второй, вытаскивая из багажника что-то тяжелое.

— Ты, мудила! Говорю же — в бак не попади! Вон, уже литров пять на земле. Давай Димона кричи, пусть короче подъезжает.

Зашипела рация, Фотеев покричал кому-то, что «все ништяк и давай сюда». Через несколько минут подъехал сотый круйзер, весь в пулевых пробоинах, и отморозки засуетились по хозяйству… Еще один мент. Как же, помню — на техосмотре сидел, жаба. Не, в натуре, что ни урод, то мент. Бля, ни хрена себе пушка-то у гаишника! Это же, как его, «Каштан»! Или «Кипарис», че-то деревянное, короче. Закончив перегружать содержимое багажника и слив бензин, троица в задумчивости обступила Калину.

— Че, этих-то обшманаем или ну его нах?

— Да надо ба… Хуй знает, может че хорошее есть.

— Бля, мараться неохота…

— Тогда поехали нах. А то дождик че-то сильней пошел.

— Не, надо. Вдруг че. — Фотей решительно шагнул к машине. — Э, Димон, хули встал. Давай, подсобни. Вытащим их.

Разложив трупы на мокрой дороге, отморозки присели возле на корточках, брезгливо ковыряясь огромными ножами в окровавленной одежде. Ахмета почему-то аж передернуло. Бля, как эти, как их, в Африке, трупоеды-то. О, грифы, точно. У, сука, ебнуть бы щас по вам, козлы. Из чего-нибудь посурьезней моей пукалки. Интересно, сколько вас таких еще в фазанке засело.

— Фотей, куда ты деревянные? Хули ты на них покупать собрался? Баксы оставь, а эти-то выкинь нах. А заебись буратин попался, баксов штук пять-то будет!

— Валить он по ходу собрался куда-то. Вишь, все манатки прихватил. Интересно, а этот камушек фуфловый или стоит чевоньть? Бля, не сымается…

— А нож тебе на хуя? Хы, тормоз… О, курево! Заебись!

— Сам ты тормоз. Ладно, вроде все. Че, поехали? Тачку-то оставим или че с ней делать?

— А хули с ней делать. Пусть стоит, проезд не загораживает. Хотя это, поджечь можно.

— Нахуя?

— Да хуй знает. Просто.

— Точно. Не хуй тут стоять, вон запрещающий знак висит. Товарищ водитель, вы нарушили. Ща мы вас за это накажем. А как поджечь-то?

— Да тряпку возьми, кинь. Там под тазом бензину лужа целая.

Димон присел возле трупов, брезгливо потыкал пальцем в одежду.

— Бля, на этих промокло все уже. О, у меня в машине есть!

— Камень в нее заверни, а то не долетит.

— Точно. Фатей, а бля можешь соображать, когда хочешь! Ладно, давайте садитесь, отъедьте, щас ебнет.

Пыхнуло, растекшаяся лужа занялась бледным пламенем. Ахмет спрятался за плиту памятника, сжавшись в ожидании взрыва. В машине еле слышно завизжал раненый ребенок, но тут же все звуки перекрыл неожиданно басовитый и раскатистый взрыв, сменившийся нарастающим, жадным треском пламени. Сверху посыпалась всякая мелочь, вдали грохнулось что-то побольше, с мерзким жестяным скрежетом устраиваясь между оградками… Че-то от кузова. Во как. Сроду не думал, что машины так взрываются. Бедный пацан. Или кто он там был. Ребенок короче. Не. Ребенков так нельзя. Попал ты, пидор. Вот так. Ахмет взбесился до ледяного спокойствия. Отметил про себя: тоже новое состояние. Такого тоже еще не было. Интересно, успею я съебаться? Похуй. Посмотрим… Какими-то чужими, плавными как во сне движениями собрал и зарядил ружье… Это че еще со мной? Как на автопилоте прямо. Ружье удобно легло на мокрый памятник. Вон он, падла. Пиздует себе спокойно. Сжег пацана живого и пиздует. Хуй ты угадал, пидор. Дождавшись, когда гаишник окажется на одной линии с корешками, сидящими в крузаке, Ахмет саданул из верхнего. Предпоследний. Жаль, далековато. Однако все стекла по левому борту в крузаке вынесло, а гаишник рухнул как подкошенный. Ахмет удивленно сощурился — неужто опять повезло, расстояние было весьма приличным. Но нет, отморозок практически сразу вскочил, и, припадая на левую ногу, довольно шустро влез в тут же рванувший с места джип. Ахмет откуда-то знал, что после своего вполне идиотского выстрела ему не придется с одним патроном отбиваться от трех этих гопников, потому не сильно удивился такой реакции. Смотри-ка, «предчувствия его не обманули». А теперь — ноги, товарищ Ахметзянов. Только еще… Ахмет поднял голову и неожиданно для себя громко сказал в низкое серое небо:

— Эй! Как Тебя там! Извини за грубое обращение, конечно. Я че хотел сказать. С Тобой можно иметь дело! Ты мужик. Ну, в том смысле…, короче, Ты понимаешь.

…Вторые сутки на ногах. Интересное какое состояние, надо же. С одной стороны, чувствуется все во сто раз резче. Ренген, [28] епть. — отстраненно, словно не о себе, думал Ахметзянов, бредущий по промзоне в направлении места встречи, УАТа. — Зато с другой — косяк. Боеспособность скорее отрицательная, бери за ухо, ставь к стене, и, не торопясь, забивай пустой сиськой из-под пива. Не, больше так низзя-я.

Чувствительность на опасного человека, да и вообще на любую опасность, и без того отличавшая Ахметзянова с малых лет, от вброшенного в кровоток адреналина обострилась на порядок. Было довольно занятно обнаружить в себе новые грани этой рудиментарной способности — сейчас Ахметзянову удавалось чувствовать на расстоянии скрытое от зрения присутствие живого, отражающегося на его радарном поле разными марками. Он по-детски развлекался, привыкая к маркам воробьев, замерших под кустом, засек провожающую его мрачным взглядом кошку, уверенную в собственной невидимости за кучей хлама у будочки железнодорожного переезда, по большой дуге обошел склад у депо, светившийся от множества людей внутри. Хотелось присесть, передохнуть — но было ясно, что только дай слабину, и более-менее дееспособное состояние рухнет и рассыпется, и останется только ноющая боль в мышцах и дрожь забитых ног, с чем, понятное дело, много не навоюешь. …Стоп, — испуганно подумал Ахметзянов, — какие еще на хер войны?! А не хватит ли на сегодня?! Я ж под собой ног не чую, мне б домой, да вытянуться, — просительным тоном закончил он, мысленно глядя вверх. Ответа не было — зато из-за поворота показалась примыкающая к УАТу заправка, забитая брошенными грузовиками. Большое пятиэтажное здание управления пялилось на шоссе пустыми окнами, опасностью несло от УАТа страшно — если бы с такой же силой дул ветер, Ахметзянова кувыркало бы до самого переезда как смятый фантик. Чертыхнувшись, он замер под прикрытием придорожного куста. В голове тупо крутились бессмысленные ругательства: …Ебаный УАТ, ебаные патроны с ебаными волынами, ебаные америкосы, затеявшие это ебаное ВСЕ!!! Ебаные наши, все Это допустившие!..