Шериф - Сафонов Дмитрий Геннадьевич (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
Петя поднял руку и завел ее за спину. Микки молчал.
Тем хуже для тебя! Еще несколько секунд, и будет поздно.
Он осторожно протянул руку к заднему карману штанов стройотрядовской формы.
Когда-то на нем были надеты свои штаны, и в заднем кармане лежала рогатка. С тех пор прошла целая вечность. Теперь демон одел тело в другую одежду, но привычка прятать самое ценное в задний карман брюк была Петина. И она должна была сработать.
Петя нащупал то, что лежало в заднем кармане, и крепко сжал пальцы.
Он обернулся на дверь. За дверью послышались осторожные шаги: Микки намеревался выйти наружу и посмотреть, что творится в его отсутствие.
Поздно! Уже поздно!
Петя резко выхватил игрушечный пистолет — он совсем как настоящий, купи, мама, купи, пожалуйста! — и выбросил руку перед собой. Еще до того, как он смог нацелить заряженный водой пистолет на отца, Ружецкий выстрелил. Дуплетом.
Круг замкнулся. Демон, который заставил его убить жену, погиб. Они вдвоем — отец и сын — убили его.
Зло отступило, побежденное. Но перед этим оно, как ржавчина, разъело столбы, на которых покоился их хрупкий мир. И без привычной опоры мир обрушился.
Ружецкий отбросил в сторону ненужное ружье, схватил тетрадь и помчался прочь, туда, где должны были быть люди. Он не мог больше оставаться один. То, что происходило внутри него, бурлило, кипело, грозило разорвать его, как изношенный паровой котел.
— ЛЮДИ! — орал он на бегу, и слезы ручьями текли по его грязному лицу. — Люди! Помогите мне, если вы — люди!
Он выбежал на Молодежную, шарахаясь от языков пламени, пожиравших город. Горная Долина была объята огнем. Ружецкий побежал вверх по улице, к своему дому, который стоял, пока не тронутый огненным вихрем. Но это была только видимость. У него не было больше ничего: ни жены, ни сына, ни дома, ни города.
Осталась одна тетрадь.
Ружецкий добежал до дома и остановился перед калиткой. Он понял, что не сможет войти. Дом был неразрывно связан с его прежней жизнью, с той жизнью, в которую он уже никогда не сможет вернуться. Как бы ему этого ни хотелось.
Он посмотрел налево, и ему показалось, что там, на перекрестке Первого и Центральной, сквозь дым и пламя он разглядел человеческий силуэт с ружьем в руках.
Человек! Человек, спаси меня! Я схожу с ума оттого, что остался совсем один! Наверное, я уже сошел.
Ружецкий кинулся к нему. Он бежал и вопил:
— Помогите! Помогите мне кто-нибудь!
Черное бесформенное чудовище проглотило последний кусок и повернулось к Пинту. Уж на что Оскар был любитель всяческих «ужастиков» (он не пропускал ни одного «страшного» фильма и прочитал кучу книг с красными разводами на черных обложках), но даже он не видел ничего подобного. Чудовище не поддавалось никакой классификации: вряд ли его можно было назвать оборотнем, или вампиром, или космическим пришельцем, или кем-то еще. Это была просто ожившая вонючая грязь, одержимая одной мыслью (если у него вообще были мысли, поскольку голова отсутствовала как таковая) — пожирать, чтобы расти.
«Как рак! — подумал Пинт. — Раковая опухоль, выползшая неизвестно откуда на охоту!»
Сейчас по этой куче грязи перекатывались мелкие ублаготворенные волны. Чудовище вытянуло отросток, он оторвался, как большая грязная капля, и упал на асфальт. Отросток съежился, как кусок свиной кожи на сковородке, от него повалил пар, и через несколько секунд он превратился в комок обычной сухой земли.
Существо застыло, опасаясь сделать шаг.
Оно… оно разлагается! Вот почему этот кошмарный запах! Так же пахли разлагающиеся крысы!
Пинт держал сумку с динамитом на прицеле, палец играл на курке, и в груди билась затаенная надежда.
Что, если?.. Что, если он успеет разложиться" раньше, чем доберется до меня?
Они стояли друг напротив друга, не двигаясь с места. Пинт подумал о дуэлянтах, приблизившихся к барьерам, но не торопящихся выпустить из знаменитых Лепажевых стволов друг другу в грудь пули размером с грецкий орех. Выдержка решает все! Кто последний, тот и прав.
Пинт понимал, что время на его стороне — по крайней мере, он не гнил и не распадался на куски.
Чудовище обмякло и стало растекаться, превращаясь в одну большую каплю. Оно текло к сумке, подбираясь к ногам Оскара. Существо двигалось рывками: оно то совершало резкий бросок, то застывало на месте, словно собиралось с силами.
И тогда Пинт начал считать. Он подумал, что так будет легче. Пусть из головы уйдут ненужные мысли о прошлом и невозможном будущем. Пусть она будет пустой и звонкой, как у первоклассника, считающего назад: пять, четыре, три, два…
Он напряг палец, лежащий на курке. Два… Один…
Грязная капля была уже в метре от брезентовой сумки.
В этот момент он услышал раздирающий слух и душу крик:
— Помогите! Помогите мне кто-нибудь!
Пинт вздрогнул и убрал палец, не желая повторять ошибку Баженовой. Не поворачивая головы, он скосил глаза влево: по Первому переулку, высоко поднимая колени, как физкультурник из «группы здоровья», бежал Ружецкий — в свете пламени Пинт хорошо разглядел его.
Огромная черная капля застыла на месте. В той стороне, которая была обращена к подбегающему человеку, вырос бугорок: чудовище прислушивалось.
Все это походило на музыкальную пьесу со множеством ложных финалов: инструменты замолкают, и неискушенные слушатели приготовились наградить музыкантов обязательными аплодисментами, но вот смычки снова летят по струнам, извлекая из них чарующие звуки, и ладони застывают в воздухе, не успев встретиться друг с другом, в зале смущенное ерзанье, нервные смешки и покашливание. Это еще не все? А когда же конец?
Ружецкий бежал, прижимая к груди плоский сверток. Он несся, как одержимый, не глядя по сторонам. Пинт увидел его белое лицо и вытаращенные глаза и понял, что он вообще ничего не видит.
— Стой! — крикнул Пинт, но его крик подействовал на Ружецкого не более, чем на разогнавшуюся электричку. У Ружецкого не было никакой цели, он бежал не «куда», а «откуда». Он убегал.
Он убегал и никак не мог убежать. Казалось, весь ужас сегодняшней ночи гнался за ним по пятам, хватал острыми зубами за щиколотки и никак не хотел отпускать. Ружецкий выл — от страха и боли, раздиравшей грудь.
