Сердце Зла (СИ) - Беренцев Альберт (книги серии онлайн TXT) 📗
2001
— Вернитесь на места, вы нас всех убьете! — закричал кто-то, — Капитан сказал всем вернуться на места! Мы вернемся в аэропорт…
— Ни в какой аэропорт мы не вернемся, придурок, — ответил мужчина в рубашке, — Ты что не слышал? Они разбили уже два самолета о башни-близнецы в Нью-Йорке. А этот летит на Капитолий. Это не захват заложников, это атака камикадзе. И говорит не капитан, а террорист-смертник…
Самолет тряхнуло, с полок полетели остатки багажа, кто-то завизжал. Говоривший с женой по телефону человек в костюме выронил телефон и бросился его искать, охая и всхлипывая. Другой пассажир, чернокожий старик, уже давно был без сознания, и летевшая этим же рейсом медсестра пыталась его реанимировать, громко ругаясь. Но все заглушал нараставший гул турбин.
— Мы проголосовали, — напомнила стюардесса, у нее была рассечена бровь, лицо заливала кровь, и униформа порвалась в нескольких местах.
— Мы все равно трупы, — сказал Сагануренов, но тихо, и его никто не услышал, или не захотел услышать.
— Э, ой… Говорит, командир, — произнес динамик с сильным акцентом, — Мы летим в аэропорт, чтобы выдвинуть наши требования правительству США. Оставайтесь на местах. На местах.
— Да мы проголосовали, — согласился Сагануренов и сказал уже громче, — Мы все равно трупы! Ворвемся внутрь и покажем им.
Группа из шестнадцати человек столпилась перед запертой дверью в кабину самолета. Раздались крики ужаса и крики одобрения, Сагануренов схватился за тележку для напитков и вместе с еще одним парнем начал долбиться ей в запертую кабину, понимая, что в этом нет никакого смысла, что бронированную дверь не выбить тележкой.
— Прекратите, — потребовал араб через динамик, а в следующую секунду захватившие управление террористы начали раскачивать самолет.
Салон зашатало, остатки посуды с тележки полетели на пол и разбились, Сагануренова бросило на осколки и разрезало ему локоть, стюардессу ударило головой о стену, на парня, помогавшего Сагануренову ломать дверь, обрушился чей-то багаж. Повсюду стояли плач и вой, но кто-то читал «Отче наш».
— Я люблю тебя, — сказал жене по телефону мужчина в костюме и бросился помогать Сагануренову и второму парню поставить тележку и ударить ей о дверь еще раз, и еще. Но потом тележку уже нельзя было удержать, самолет мотало, даже на ногах устоять было невозможно.
— Давай, покатили, — крикнул человек, закончивший читать молитву.
Они кое-как подняли тележку и смогли стукнуть о дверь еще раз, дверь в кабину неожиданно открылась. Араб, распахнувший дверь, дико закричал что-то нечленораздельное и выстрелил из пистолета Сагануренову в грудь. Раненый Сагануренов упал, всех остальных разметало, но стюардесса успела броситься на террориста и вцепиться ему в лицо. Пассажиры толпой ринулись в кабину, закрыть дверь араб уже не смог.
— Сваливайте его, сваливайте! Под нами поле! Сваливайте!
— Пошли вон…
— Сваливайте!
— Аллах Акбар!
Выстрелы, крики, шум турбин сливались с шумом в ушах, который всегда бывает при резкой кровопотере. Самолет тряхнуло так сильно, что раненого Сагануренова ударило о потолок, и он потерял сознание. А через минуту все закончилось.
***
1391
Сагануренов сидел в иглу, на старых тюленьих шкурах. Был самый канун зимы, когда куропатки замерзают на лету, а собак на ночь берут в иглу и укрывают шкурами, чтобы холод не убил их. Но сейчас собак не было, их всех давно уже съели.
По полу иглу ползало потомство Сагануренова, его внуки и правнуки, еще не вполне люди. Немногие из них доживут до весны. Но Сагануренов все равно любил их и знал всех по именам. Кулук все время плачет от голода, а у Боа стал распухать язык, потому что она весь день пыталась есть снег. У матери Кулука пропало молоко в грудях, а мать Боа по имени Йорна умерла еще три дня назад. Взрослые сыновья-охотники мрачно смотрели на Сагануренова, но он молчал.
Потом в иглу вошла его старуха, которую Сагануренов украл у восточного племени еще много-много лет назад, когда она была юной красавицей с черными косами. Но теперь волосы старухи уже давно поседели и облезли. Сагануренов помнил это, хотя и не видел ее волос уже полгода, зимой старуха никогда не снимала меховой капюшон.
— Не будет торговли, — сказала жена, — Я была в поселении бородатых людей. Там все мертвы.
— Большое каменное стойбище не может умереть, глупая, — ответил Сагануренов.
— Не может, но умерло, — равнодушно произнесла жена, — Там никого нет. Голод и заморская болезнь забрали бородатых.
— Ты нашла еду? — спросил Куно, но Сагануренов строго взглянул на него, и охотник смущенно замолчал. Куно был пришлым мужем старшей внучки Сагануренова, ему нельзя было говорить с женщинами рода, куда он пришел, кроме своей собственной жены и дочерей. Это было табу. Но старуха все равно ответила:
— Еды нет. Последние бородатые люди варили свои ремни и сапоги, но все равно умерли. Они все ждали большую лодку, но она не пришла.
— Холод убил всех, — сказал Сагануренов, — Такого холода не было уже много поколений. Птицы гибнут, и тюлени уходят. Олени толком не ели все лето, потому что снегопад убил траву.
Повисло молчание. Сагануренов не то сказал, совсем не то, что нужно было. От него ждали другого. Но он не решался сказать то, что должен.
— Папа, — наконец нарушил молчание, прерываемое лишь плачем голодных детей, Йанкуак, младший сын Сагануренова, — Папа. Тебе пора идти. И маме тоже.
— Да, нам пора идти, — медленно проговорил Сагануренов.
Все было, как во сне. Встав, Сагануренов стащил с себя белоснежную медвежью шкуру, анорак и сапоги, оставшись в нижних меховых штанах и рубашке. Старуха тоже разделась до нижнего меха и сняла с себя украшения из медвежьих зубов.
— Пора, — повторил Сагануренов, его бросились обнимать, к плачу детей присоединились рыдания взрослых, но Сагануренов отстранил их всех, — Нам пора идти, дети.
Сагануренов и старуха взялись за руки и вышли в тундру. Снег жег им ноги сквозь меховые чулки, а ветер кусал лица, но они шли.
— Боль скоро пройдет, — сказал Сагануренов старухе.
— Знаю.
Стойбище вскоре осталось позади, вслед Сагануренову и его жене смотрело их многочисленное потомство. Хорошее потомство, сильное. Они продолжат род, кто-то из них обязательно выживет, и уже потомки потомков будут жить прямо здесь, на том же самом месте и много сотен лет спустя, когда бородатые люди снова придут из-за моря и принесут с собой новую веру, алфавит, церкви, школы, больницы, самоходные сани, наркотики, рок, социал-демократию, видеоигры, кризис среднего возраста, экзистенциализм…
Но сейчас Сагануренов и старуха лежали на берегу океана и слушали, как бьются волны о фьорд, и холод забирал их жизни. Серые небеса Гренландии вдруг мигнули на мгновение, обнажив под собою вечно серебряное небо Туркменистана…
— Я понял, — сказал Сагануренов небесам, — Я понял, что ты хочешь мне сказать. Это все?
Но это было еще не все…
***
1991
Сагануренов теперь был собой, и от этого он перепугался. Гвоздь залез туда, куда не следует, в его собственные воспоминания.
По улицам Москвы ездили танки, а в отделении КГБ, где служил тогда Сагануренов, жгли бумаги. Запах гари стоял по всему зданию, даже в кабинете у генерала Шоссейникова, самого молодого генерала госбезопасности в истории Союза.
Шоссейников собирался сбежать в США, потом он передумает, но это будет уже в аэропорту, когда верные люди доложат Шоссейникову, что опасности для него лично новая власть не несет. Сейчас же Шоссейников был настроен уехать решительно, а Сагануренова, как самого способного сотрудника, он звал с собой. Сагануренов отказывался, но генерал не унимался. Сагануренов знал о генерале кое-что компрометирующее, а генерал знал, что Сагануренов знает.
— Я родиной не торгую, — произнес Сагануренов ту же фразу, которую говорил и в реальности почти сорок лет назад. Подумать только. Сорок лет и ничего не изменилось.
