Душехранитель - Гомонов Сергей "Бродяга Нат" (читать хорошую книгу .txt) 📗
А прошлым летом они с мамой и папой ездили в другой город, к Сашиной бабушке, которая жила у моря. Бабушка оказалась совсем не такой, как думал о ней мальчик. Она очень высокая, большая, у нее громкий голос, но Саше она все равно понравилась. Они с мамой научили его плавать. Саша помнил, как папа ворчал на них за это и все время пытался спрятать Сашу в тень. Первые дни у мальчика сильно болели плечи, а потом мама со смехом пощипывала его, снимая обгоревшую кожу, а он стоял перед зеркалом и с удивлением разглядывал себя — свою ставшую почти белой челку и незнакомое смуглое личико. Но плавать он научился.
— Таки один нормальный Гроссман должен был получиться в этой семье! — с гордостью сказала бабушка, усаживая их в поезд и расцеловывая Сашу.
Мальчик привез оттуда несколько ракушек. Округлыми, светлыми, шершавыми были они снаружи. И рыжими, гладкими — изнутри. Мама научила его слушать море и крики чаек, прикладывая эти раковины к уху. С тех пор море снилось Саше почти каждую ночь. Ему очень хотелось бы жить в бабушкином городе, но папа с мамой работали здесь.
Когда отец удостоверился, что Саша будет рад обществу тети Люды, то ссадил его с колена и позвонил ей домой.
А за ужином он сказал, что на этих выходных какой-то дядя с его работы зовет их всех к себе на дачу. Саша почувствовал волнение мамы. Она улыбнулась и кивнула, но малыш знал точно: внутри ей очень плохо. Но почему? Этот дядя нехороший? Зачем тогда папа дружит с ним?..
Что так отвлекает от мыслей об Алексашке и этом его дурацком садике? Николай прислушался. Низкий, с хрипотцой, голос Юрия Сенкевича неторопливо рассказывал:
— …огромный остров, второй на планете после Антарктиды ледяной щит, или, как говорят ученые, «покровный ледник»…
Исполинские ледяные глыбы. На их фоне утлая лодчонка исследователей кажется оброненной в море шелушинкой, лузгой от подсолнечной семечки… Николая даже передернуло — холодно-то как! Он очнулся: это в тридцатиградусную жару? Ну, Коля, вы даете!
И независимо от него в мозгу всплыло странное, знакомое по загадочным дневникам жены слово «Оритан». Почему? Сенкевич не говорил «Оритан», он совершенно явственно помянул Антарктиду…
— В отличие от горных ледников, покровный ледник Гренландии кажется вечным, никогда не стаивающим, хотя его тысячеметровые толщи находятся в незаметном, но постоянном движении…
Аринора…
Гроссман выхватил сигарету. В квартире он обычно не курил, а сейчас щелкнул зажигалкой. До того ли?
Аринора…
— Ладонька! — выкрикнул Ник, будто завороженный зрелищем на экране. — Ладонька!
Она впорхнула в зал, а следом — смеющийся Сашка. На лице Ренаты появилось недоумение, и Николай затушил огонек сигареты, резко размазав его по донышку пепельницы.
— Ты не выбросила свои записи?
Ее взгляд метнулся в сторону телевизора. Гроссман готов был поручиться: жена тут же все поняла. Глаза, янтарные глаза немой женщины сказали больше любых слов. Они вспыхнули ярче искорок только что затушенной им сигареты. Вспыхнули так, что антарктический холод внутри него вдруг сдался, откатил недовольной волной.
И Рената кивнула. Только кивнула, едва-едва улыбнувшись…
Весь следующий день был праздником для малыша, избавленного от детсадовских мучений. Саша спал с утра столько, сколько ему хотелось, тетя Люда испекла пирожки, а потом, после завтрака, перед прогулкой, читала ему «Деревню Цапельки»:
— «Она вдохнула предвечерний воздух, глянула вверх, на розовое от солнца и облаков небо. «Ну, Жень, я пошла». И вдруг увидала: над полем, над желтой его стерней, гордо вытянув белую шею и раскинув широкие белые крылья, летела птица. Она на лету подтянула длинные красные лапы, набирая высоту, и вот уже скрылась там — за полем, за лесом, за болотами… Она летела в сторону Цапелек, к тем болотам, к тому саду, в сыры боры…
А в воздухе закружилось перо. Женька и Алена бросились ловить. Но перо будто выбрало — пало прямо в Аленины руки. Это было прекрасное белое перо — длинное, гладкое. Нижний прозрачный конец его был еще теплый. «Чур, на двоих!» — закричал Женька. «Нет, Жень, я ведь жадная». Женя опустил голову: «Ничего ты не жадная… Приходи к нашему дому в лапту играть». «Может, приду», — ответила Алена. И пошла домой, бережно унося перо»…
— Теть Люд! Это была царевна? — с замиранием сердца дослушав сказку, спросил Саша.
Наконец-то он разрешил себе задать этот вопрос вслух!
— Не знаю, дружок. Наверное. Пойдем-ка гулять, а то скоро будет совсем жарко. Хоть бы гроза прошла…
— Куда прошла?
Тетя Люда засмеялась:
— Над городом прошла.
Саша насупился:
— А я не люблю, когда гроза…
— Это потому что ты еще маленький и тебя не водят гулять, когда идет дождь. Вот подрастешь да побегаешь под радугой — совсем по-другому заговоришь…
— А я сейчас хочу под радугу! Сейчас!
— Не торопись расти. Успеешь.
— Но я хочу под радугу! — Саша подставил ногу, и няня обула ему сандалик: с ней он иногда позволял себе поканючить и не пытался быть самостоятельным.
Людмиле нравилось заботиться о малыше. Сашкин был таким забавным. Иногда казался почти совсем взрослым, а потом нет-нет да глянет на нее лукавым глазом — и давай чудить. И Люда, очень довольная, принималась заигрывать его. С нею мальчишка превращался в веселого щенка, неуемного и задиристого.
— Ну, пойдем, чудо мое, под радугу!
Саша вприпрыжку выбежал из подъезда. Тетя Люда и сама с удовольствием побежала бы за ним, но вокруг было слишком много народу — соседки, прохожие, другие дети. Несолидно.
Всю дорогу мальчик тянул ее за руку.
— Вот твоя радуга, — сказала Людмила, когда они прошли под аркой входа в парк.
Саша разочарованно посмотрел на семицветную дугу, которую видел над головой при каждом посещении парка и давно уже не обращал на нее внимания.
— А настоящая — красивая, высоко-высоко в небе, — пояснила няня. — Но только после дождя, когда выглядывает солнце…
— Я хочу дождь! — решил Саша и с надеждой поглядел в небо, где кружила голубиная стайка.
ВНЕ РЕАЛЬНОСТИ. НИКОГДА. РОСТАУ
Над Та-Кеметом разразилась гроза: близился период дождей. Не любил Хор грозы, ибо влекли они за собой молнии, а молния однажды — где-то там, за границей снов — навсегда отняла надежду у юного царя…
Сын Исет и Усира смотрел на город с дворцовой башни. Сколько еще боев придется вынести ему и их с братом армии, чтобы окончилась наконец эта глупая тяжба? Сетх неумолим. Смерть его любимого воина, приемного сына и наследника, Ал-Демифа не прибавила доброты в черствое сердце нынешнего правителя этой земли.
Нерасторопен был гелиопольский суд Нетеру. Раскол произошел меж судьями. Гневался Ра, и были на то основания. Гневался Сетх, угрожая лишить Ра военной поддержки в том случае, если благосклонен будет старик к сыну покойного брата. И приходилось матери вести тонкую политику, чтобы не оскорбить никого из Девятки.
Вот и сейчас она ждала сына и послов для совещания. Хор оставил армию на своего брата, Инпу, и прибыл во дворец Исет.
Юноша ступил на мокрую каменную лестницу и спустился в покои матери. Исет была готова для переговоров.
Хор склонился перед нею, коснулся лбом ее руки.
— Хентиаменти шлет тебе поклон, мать. Он держит северные рубежи.
— Да, Хор. Я знаю это, — Исет была поглощена предстоящей встречей и рассеянно погладила сына по щеке. — Идем же, нас ждут. Сейчас нам следует крепко подумать, ибо дядя твой снова готовит нам ловушку.
— Я отдалился от мирных дел, мама. Позволь узнать, что на этот раз?
