Вверх по течению (СИ) - Старицкий Дмитрий (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
— Осмелюсь спросить, господин юнкер, а какова ваша инженерная специальность? — задал я давно меня интересующий вопрос.
— Я архитектор от фортификации, а товарищ мой будет инженер по возведению воинских зданий и сооружений. Через год, когда дипломный проект в академии защитим, — не чинясь, ответил Клевфорт. — Просто пойти производителем работ на стройку мне семья бы не дала. Даже под офицерскими петлицами. Невместно это старой имперской аристократии иметь дело с грязной стройкой, как простому купцу — подрядчику. А архитектор это даже где‑то благородно, — засмеялся он. — Замки там проектировать… Воздушные на песке. Романтика рыцарских времен. Что еще хочешь спросить, я же твой вопрос в глазах вижу?
— На присяге наш маркграф сказал, что мы можем в армии бесплатно обучиться грамоте. Это правда? — выпалил я.
— Истинная правда, Савва. Как обустроимся, так и начнем заниматься с теми, кто желает. Это наша юнкерская обязанность помимо инженерной практики. А когда нет юнкера, то все зависит от желания офицеров роты взять на себя такую дополнительную нагрузку. Как прибудем в расположение, так через денька три — четыре подходи… Что‑нибудь придумаем. Только учти… Вся учеба будет за счет твоего свободного времени, которого у солдата и так негусто. Так что большого наплыва в классы я не ожидаю.
— Тогда не забудьте, господин юнкер, — столбил я халяву, — я первый на очереди за грамотой. Не только рецкой. Желательно было бы мне еще и общеимперский язык освоить.
— Желаешь сделать карьеру после получения гражданства? — поднял юнкер бровь.
— Карьеру? — удивился я. — Не думал пока над этим. Я кузнец, пока меня это устраивает, раз мои изделия востребованы.
— Понимаешь, Савва, — просвещал меня аристократ, — последние десять лет, пока росла армия все простые фабричные изделия: подковы, пилы, лопаты, топоры… шли только на мобилизационные склады. Но когда‑то они заполнятся, и поток фабричных кузнечных изделии хлынет на рынок. И многих кузнецов фабриканты разорят низкими ценами. Такова правда жизни.
— Осмелюсь возразить, господин юнкер, — вставил я свою монетку, — видел я эти фабричные подковы на наших стерхах в обозе. Никакого сравнения с моей работой. Железо мягкое, качество ковки паршивое. Особенно зимних подков, с ввинчивающимися шипами. Мои подковы стоят всего в два раза дороже, но зато ходят минимум в четыре раза дольше. А крестьянин деньги считать умеет.
— Это пока… пока большинство фабричных изделий казна забирает прямо со станка, — возразил юнкер, — А потом, когда дойка казны закончиться фабриканты цены резко снизят. Вот увидишь. И имперское правительство их в этом поддержит. Потому как пока армия на гужевом транспорте, то на случай войны правительству необходимо иметь в стране налаженное производство сразу, а не через некоторое время. По крайней мере, пока не перейдем на другой транспорт.
— А что, есть и другой транспорт?
— Есть, — просветил меня юнкер. — И это не только железная дорога, которая уже разорила многих ломовых извозчиков промышлявших перевозками между городами. Появились рутьеры — паровые машины, которые ходят по обычным дорогам и везут за один раз груза столько сколько и дюжине стерхов не потащить. Однако, — обратил юнкер мое внимание на заходящее солнце, — скоро резко стемнеет. Пора нам укладываться, а то в темноте как бы с горки не сверзиться.
Ночевали прямо на дороге, потому как движение по ней в любую сторону прекратилось с момента объявления империи войны со стороны Винетии. А говорят, что оно было достаточно оживленным. И каждую половину дневного переходы были обустроены в скалах 'карманы' и гроты для отдыха проезжающих. Чтобы они не мешали движению. Но мы спешили на соединение с батальоном и не всегда наши стоянки совпадали с такими удобствами.
Кузнец — мой прямой начальник, когда я ему пересказал свою беседу с юнкером, вообще меня озадачил, когда заявил, что эту дорогу построили прямо на древней контрабандной тропе, чем кучу горцев если не разорили, то сильно обездолили.
— Пришлось многим переквалифицироваться в обычных торговцев и платить эти проклятые пошлины, придуманные подземными демонами, — сплюнул Гоц тягучую бурую слюну от жеваного табака.
Первое, что я увидел на отведенном в расположении для кузни месте, когда мы наконец‑то догнали батальон, так это кучу поломанного и покореженного шанцевого инструмента ожидающего ремонта.
— Вот я и дома, — радостно заявил Гоц.
— Не вижу чему радоваться, — почесал я затылок под кепи, оглядывая будущий фронт работ.
— Тому, паря, что не придется нам долбить камень, пока у нас есть работа по специальности. — Гоц поднял указательный палец в зенит. — Учись, пока я жив, как надо устраиваться в армии. На сегодня у нас только одна забота — обустроить свой быт и разобрать фуру. Но завтра нам уже придется показывать усердие в труде. Повторяю для тех, кто только что с горы за солью спустился: не усердно трудиться, а показывать усердие. Усек?
'Вот блин… — усмехнулся я. — Миры разные, а армии везде одинаковые'.
Начав разбирать на следующее утро нуждающийся в ремонте шанцевый инструмент, немало поразился, как это вообще можно так железо руками погнуть? Ну ладно еще лопаты, хотя они тут еще не штампованные, а кованые. Но кирку?..
Взял, перевернул инструмент неповрежденным концом и, отойдя метров на пять от полевой кузни, воткнул эту кирку в землю. Мдя… Земелька‑то как в горном Крыму. Пополам с камнем и будто ее еще утрамбовали тяжелым таким асфальтоукладчиком. То‑то тут нормальные деревья не растут, только колючие кусты.
Кирка была типа обушок — с обоих концов острая. Подумал — все равно нагревать и ковать — и переделал ее в привычную для русского человека кирку — мотыгу.
Пришел Гоц. Посмотрел на мое изделие. Почесал затылок и спросил.
— А расплющил на кирке конец зачем?
Пришлось объяснять, что острым концом можно в таком грунте только неглубокие дырки наделать, а вот мотыгой все это потом очень удобно отколупывается, что остается только совковой лопатой подобрать.
— Сам придумал? — посмотрел на меня ефрейтор с подозрением.
— А то, — ответил я не без гордости, потому как на бадонском хуторе самолично переделал аналогичный инструмент после похорон брата кузнеца. — Думаешь на нашей горе земля лучше?
— Ладно, — согласился со мной батальонный кузнец, взявшись раздувать меха горна. — Хуже не будет. Один же конец остается по — прежнему острым. Работаем. — И тут же выдал нечто обратное. — И не так как ты взялся, словно тебе сдельно платят, а так как я сказал вчера. Изображаем… Нам этой кучи ломаного струмента надолго хватит, а там еще подбросят. А служба между тем каждый день идет. Где смысл надрываться?
— Не получится, — ответил я ефрейтору. — Было бы мирное время, я бы со всей душой с тобой согласился, но сейчас идет война. Не построим вовремя укрепления на перевале, вынесут отсюда винетские горные стрелки наши войска, и будем мы с тобой ударно вкалывать, но уже в плену за пайку скудную. Ты этого хочешь?
Кузнец забрался под кепи всей пятерней.
— Мда… Не рассматривал я этот вопрос с такой стороны.
И мы впряглись в починку. Раскалить, выпрямить, конец расплющить, сформовать и закалить. И так двадцать три раза до сигнала горниста, который созывал на обед. Нормальная работа никакого показного усердия. Глянули на кучу покореженного инструмента, которая и не подумала уменьшаться, махнули рукой, сняли кожаные фартуки, умылись и пошли трапезничать. Святое дело для солдата срочной службы.
Питались мы в батальонной столовой вместе со штабными унтерами. Юнкера с офицерами вкушали отдельно для них приготовленную пищу в палатке комбата. Остальные в ротах, каждая отдельно. Впрочем, кормили неплохо, хотя гороховый суп был не со свежей убоиной, а с отмоченной солониной. Повар батальонный призывался из пафосного ресторана во Втуце где, несмотря на молодость, трудился уже помощником шефа на кухне. Видать, ушедшие боги отпустили мне и здесь толику везения. Но только на год, потому как гражданство этому талантливому работнику общепита было до одной дверцы, а почти год он уже отслужил.
