Слепые солдаты - Бушков Александр Александрович (читать книги TXT) 📗
Сооружение это велел возвести восемнадцать лет назад Конгер Ужасный, — в поисках наиболее изощренного наказания за особо мерзкие преступления, тогда же перечисленные в особом реестре. Сомнительная честь стать первым клиентом заведения выпала некоему молодому маркизу из старинной и почтенной фамилии. В общем, обычная история: даже в таких семьях не раз бывало, что заводился позор семьи…
Маркиз был из тех игроков, у кого это увлечение переросло в манию: кости, карты, гусиные бои, вообще любая игра, где на кону стоят деньги. Как случалось со многими, его преследовала фатальная невезучесть. Стандартная, в общем, история: займы, векселя, из дома начинает пропадать посуда из благородных металлов, а иногда и фамильные драгоценности, отец, в конце концов, отказался оплачивать долги сыночка и всерьез пригрозил: если тут не возьмется за ум, от него отрекутся по всем правилам.
Для вертопраха-маркиза положение осложнялось еще и тем, что шансов на майорат не было: маркиз был вторым сыном. В совершеннейшем отчаянии он попросил отца сейчас же выделить ему «лоскут» — ту сумму, что по законам наследования причитается младшим братьям и сестрам. Суровый батюшка — говорят, кремень был не мягче отца Леверлина — категорически отказал, заявил, что не хочет, чтобы семейные деньги моментально перекочевали к ростовщикам и содержателям игорных домов. А был он еще не стар, лет сорока пяти, здоров и крепок, как и старший брат маркиза, так что надеяться на их кончину не приходилось…
Маркиз, к тому времени окончательно превратившийся в «ночного дворянина», украл из спальни матери два перстня с крупными камнями, обратил их в деньги и принялся искать нужного человека — благо к тому времени обзавелся обширными знакомствами на «темной стороне улицы». А зверь бежит, да прямо на ловца… Довольно быстро он вышел на некоего аптекаря, владельца солидного заведения в центре города. Вот только этот почтенный знаток фармакопеи основную часть дохода получал, если можно так выразиться, с заднего крыльца, сбывая надежным людям порошочки и жидкости, в считаные мгновения разлучавшие тело с душой, — причем большей частью собственного изобретения, такие, что их не могли обнаружить здешние врачи. Еще один, мать его, гений, опередивший свое время…
Сторговались. Маркиз маскировки ради вел самый благонамеренный образ жизни, сидел дома, читал книги — так что родня начала считать, что молодой гуляка принял к сведению отцовское предупреждение. В конце концов, и такое часто случалось.
Через неделю, перед обедом, маркиз собственноручно (опасно было подкупать слуг, мало ли что) вылил пузырек прозрачной жидкости в кувшин с вишневым прохладительным напитком, который, он знал, пить будут все до одного. Перед самым обедом ему принесли письмо срочной почты (которое маркиз сам себе отправил). Прочитав его, он объявил отцу, что обедать не будет, должен ускакать по срочным делам. Один старый знакомый выхлопотал ему неплохое местечко в министерстве двора, с таким доходом, что удастся довольно быстро отделаться от кредиторов и вообще благонравно делать карьеру при дворе. И даже дал прочитать написанное измененным почерком письмо.
Отец даже растрогался. И благословил. Маркиз ускакал, а все семейство уселось обедать. Там, за столом, их и нашли мертвыми в конце обеда пришедшие подавать десерт слуги: отца, мать, гостившую у них тетушку, старшего брата, младшую сестренку одиннадцати лет и младшего брата неполных шести годочков…
Конечно, были медики, полиция и вскрытие. Но аптекарь свой немалые денежки получал не зря: врачи не нашли яда. Маркиз (отныне полноправный наследник) рвал на себе волосы, заливался рыданиями, бил головой об стену — словом, горевал долго и бурно. Конечно, у полиции были подозрения на его счет — как обычно в таких случаях и бывает. Но не было ни малейших улик, да и мнение опытных медиков работало в пользу маркиза, а черной магией тут и не пахло.
Маркиза сгубила непредвиденная случайность. Муж той самой отравленной тетушки, занимавший хорошую должность в министерстве двора, давненько уж был весьма ценным агентом Гаудина, с которым при очередной встрече и поделился подозрениями. А Гаудин в таких случаях помогал своим людям, чем мог — быть может, не из душевного благородства, а чтобы покрепче привязать к себе благодеяниями…
Восьмой департамент вступил в игру. Ночью устроили эксгумацию — и покойников взялись исследовать уже специалисты Гаудина, против которых гений фармакопеи смотрелся бледно. Яд быстро обнаружили, изучили, описали. После чего маркиза плотно обложили сыщиками восьмого департамента — и через два дня засекли, что он отправился к аптекарю, чтобы заплатить вторую часть суммы. О том, что в воротнике его плаща уже вшит крохотный микрофончик, маркиз не подозревал, он в жизни не слышал о существовании микрофонов…
Из канцелярии земных дел Конгеру были отправлены официальные бумаги, извещавшие, как развлекаются иные его маркизы, — с приложением медицинского заключения. Маркиза и аптекаря брала уже Багряная Палата — и довольно быстро выбила признание. Аптекаря Гаудин со свойственным ему чуть циничным прагматизмом забрал к себе (мало ли, как и где может пригодиться, отбросов нет, есть кадры), а маркиза оставил в полном распоряжении Конгера. Конгер его и отправил в то самое заведение, велел заведовавшему машинерией инженеру отрегулировать и пускать воду так, чтобы отравитель прожил не менее недели. Так и вышло. Его даже регулярно кормили, опуская на веревке корзину — чтобы не ослабел и не свалился раньше времени, чтобы дергался до последнего…
По наклонной железной лесенке с высокими перилами Сварог спустился на другую, пролегавшую по решетке. Оглянулся. Ага, вот они сидят у стены. Что за выражение на бывшей физиономии Сувайна — сплошь покрытой засохшей кровью гротескной фигуры — уже не определишь, а у Одо такой вид, словно он с яростной надеждой обдумывает планы бегства, но куда ж отсюда сбежишь…
Сапоги Сварога грохотали по железным перекладинам довольно громко — и те двое внизу вскинули головы. Сувайн так и остался сидеть у стены, уронив руки меж колен, а вот Одо, проворно подбежав так, что Сварог оказался прямо над ним, задрал голову. Давненько уж Сварог не наблюдал на чьей-либо физиономии такой ненависти, обращенной на его скромную персону… И на человека-то уже не похож…
— Предатель! Клятвопреступник! — завопил Одо, зачем-то подпрыгивая, как будто мог дотянуться до решетки.
Холодно усмехнулись, Сварог ответил спокойно:
— Боюсь, вы ошибаетесь, любезный. И вовсе уж зря именуете меня клятвопреступником. Освежите в памяти данную мною клятву, от первого до последнего словечка. Я клялся не проделывать с вами многих вещей — и никто их не будет проделывать. Я, кроме этого, обещал, что вы будете жить за решеткой, пока не умрете естественной смертью. Так и произойдет. Вы за решеткой, и вы умрете естественной смертью. Клятва не нарушена ни в одной букве. Вас даже будут кормить. Иначе это уже выйдет нарушение клятвы, а я клялся не морить вас голодом… Ну, а в том, что вы никогда не слыхали об этом месте и не приняли его в расчет, я не виноват… Примечания мелким шрифтом, как это частенько бывает в ваших банкирских векселях и закладных… В общем, ругайте меня как угодно, но вот слово «клятвопреступник» здесь не годится.
Одо, грянувшись наземь, принялся форменным образом колотиться об пол. Сварог смотрел на обоих мрачно и почти равнодушно. Не было ни радости, ни мстительного удовлетворения, только опустошенность и тоска. Тоска еще и от того, что правосудие сплошь и рядом оказывается запоздавшим, и никого уже не вернешь, и ничего уже не поправишь. В ушах у него вновь звучал чистый, высокий голос Кайи:
