Цвет ярости — алый - Романовский Александр Георгиевич (версия книг TXT) 📗
Смертельно опасная нелепица.
Таким образом, Таран едва ли не впервые в жизни столкнулся с неразрешимой дилеммой. С одной стороны, ему хотелось и дальше делать деньги на своем пленнике, с другой же — не хотелось подвергать его жизнь серьезной угрозе. Потому как, если и дальше рассуждать в этом ключе, источник денег мог физически прекратить свое существование. Но, чтобы получать сносную прибыль (иначе говоря, чтобы выигрыш хотя бы вдвое перекрывал расходы на содержание узника), необходим фактор риска. Только где отыскать такого бойца, поединок с которым будет для мета-морфа явно рискованным? Можно было, конечно, выйти самому, но Хэнк сомневался, что ему ТЕПЕРЬ по силам одолеть своего же воспитанника. А свою жизнь, как-никак, Таран ценил куда больше, нежели чью-либо еще.
Ну просто замкнутый круг. Казалось, более или менее приемлемое решение отсутствует напрочь. Думай, думай, говорил себе Хэнк, который, хотя он и владел отменно мечом, вовсе не собирался уподобиться одному древнегреческому герою. Рубить сей узел с плеча было бы не лучшей идеей.
В конце концов оказалось, что он выбрал для поисков не вполне верное направление. На самом же деле нужное решение лежало вдали от того, что называется “человеческим фактором”.
Идея пришла неожиданно, как все гениальное.
Хэнк сидел в кабаке, затхлом и мрачном, как и большинство заведений в Клоповнике, когда вдруг заметил у бармена одну штуку, на которую прежде не обращал особого внимания. Это был кибер-протез, жужжащий при каждом резком движении. Вместе с тем стальная рука выглядела весьма внушительно и, как выяснилось, была напичкана кучей полезных вещей — от зажигалки до армейского штык-ножа.
Таран тут же заинтересовался увиденным, хотя и не мог бы вразумительно ответить, какие именно ассоциации возникли у него в голове. Такие игрушки не часто увидишь в Клоповнике, в основном потому, что подавляющей части населения они не по карману. Но бармен считался человеком зажиточным. В том, что он сменил руку на полулегальное кибернетическое приспособление, не было ничего удивительного. В общем, Хэнк отправил верных “адъютантов” к барной стойке.
Вернувшись, те поведали, что родную руку, доставшуюся от мамы и папы, бармен потерял в какой-то потасовке, когда один из разбушевавшихся клиентов, достав лазерный резак, принялся махать им направо и налево. И что впоследствии о том не жалел.
На вопрос же Тарана, где он раздобыл такую машинку, Нож ответил, заговорщицки наклонившись к его уху:
— В Запретном городе.
Хэнк сначала очень удивился, а потом подумал: естественно, в Запретном городе, где же еще?! Именно это местечко, в чем-то конкурировавшее с самим Клоповником, служило основным поставщиком в Гетто подобных штуковин. Разумеется, в обход полиции и других муниципальных властей… Собственно, полиция и все прочие власти сами по мере возможности ходили в обход Запретного города.
Так было правильно и воспринималось как нечто само собой разумеющееся.
Таран же крепко призадумался. Вероятно, он искал не в том направлении — среди обычных людей из плоти и крови, тогда как нужно было присмотреться к таким вот машинкам из стали и электронных плат, только покрупнее, чтобы степень риска выросла до нужного уровня. Из этой идеи можно было сделать настоящее шоу… При должном умении, конечно. А его у Хэнка было в избытке.
Тем не менее еще пару дней он ходил сам не свой. Другие школы хранили молчание. Никто не желал связываться с мохнатой диковинкой. Даже Лысый Хью, которому Таран поручил искать противников для Волка по своим каналам, тоже притих. Хмырь и Шило, которым Хэнк посулил баснословный гонорар за попытку реванша, лишь посмеялись над этим предложением. Им, как они заявляли, на том свете деньги вряд ли понадобятся — на другом берегу им и так делать будет нечего…
Таким образом, Таран закономерно пришел к неутешительному выводу, к какому до него приходила не одна тысяча рисковых коммерсантов — делать нечего, придется рискнуть, авось повезет…
Главное, чтобы планка необходимого риска не взлетела слишком высоко. А именно, чтобы “волчонок” не сломал себе зубы о всякого рода металлические детали и приспособления. Это, конечно, была бы сенсация, но в то же время не слишком удачный конец.
Как бы там ни было, сидя на месте, ничего не выяснишь. Таран отправил в Запретный город “адъютантов”, в чем раскаялся через несколько часов. С ними так внезапно прервалась связь, будто мобильные провалились в черную дыру. В этом, собственно, не было ничего удивительного, мало ли что могло случиться. Да и Нож с Топором — та еще парочка. На завтрак они ели гвозди с металлической стружкой. Сделать их обоих мог только крутой сукин сын, не уступающий тому же Волку.
Однако время шло, а оба упорно не выходили на связь. Когда истекли тридцать шесть часов, Таран забеспокоился всерьез. Ехать без разведки, пусть даже в сопровождении всей своей школы, было бессмысленно — Запретный город был полон сюрпризов и укромных местечек. Кроме того, школа приравнивалась к организованной преступной группировке, в связи с чем у Тарана имелось соглашение с настоящими бандами, по которому он обязался не покидать пределов Клоповника “развернутым фронтом”. Это могло создать дополнительные проблемы, а их у Хэнка и без того хватало.
Утром второго дня “адъютанты” наконец вернулись на Подворье. Оба были до неприличия рассеянны и даже слегка задумчивы, что с ними случалось не часто. Во глазах обоих застыло некое потаенное изумление, словно они вернулись из места, в котором индивиду с обычным, стандартным мышлением не вполне комфортно. Например, из психиатрической лечебницы.
Как Нож, так и Топор старательно избегали расспросов, покуда за дело не взялся сам Таран. Ему-то “адъютанты” выложили все как на духу, стремясь освободиться от гнета эмоциональных потрясений. Впоследствии Хэнк не особо часто об этом вспоминал, стараясь загнать воспоминания и воображаемые картины на задворки сознания. Помощники пережили, пожалуй, два самых странных и необычных дня в своей жизни. Но, тем не менее, со своей задачей справились на “отлично”.
Они разыскали нужных… людей (честно говоря, Хэнк сомневался, что это нехитрое определение было уместно) и даже провели предварительные переговоры. Дело стояло за малым, но Тарану подумалось, что с гораздо большим удовольствием он провел бы пару рисковых боев в Яме. Тут, по крайней мере, все просто, привычно и даже, можно сказать, обыденно. Но ничего не поделаешь, приходилось тащиться прямиком в лечебницу, где пациенты разгуливали как ни в чем не бывало и вовсю старались достичь своей заветной цели — слиться с “машинной расой” воедино…
Хэнк не любил покидать Клоповник, прежде всего потому, что его авторитет незамедлительно сбрасывал в массе пару центнеров, стоило ему лишь пересечь незримую границу с остальным Гетто. В Клоповнике хозяина Подворья боялись и уважали. Его знали все. Здесь он был реальной силой. А кто знал его за пределами Клоповника? Нет, кое-кто знал, но люди эти отнюдь не стоили того, чтобы спешить к ним с распростертыми объятиями. Кстати, такого же мнения они наверняка были и о Таране. Каждый всегда должен знать свое место, — считал бывший гладиатор.
Нож и Топор показывали дорогу. Она оказалась необычайно длинной и запутанной даже по меркам Клоповника, а ведь трудно было найти другое такое беспорядочное нагромождение ветхих хибар и мрачных подворотен. Путь небольшого отряда вел по угрюмым ночным улочкам, мимо зловещих безжизненных зданий и чахлых фонарей, которые, казалось, не столько разгоняли мрак, сколько концентрировали его вокруг себя. Таран, как опытный боец, по достоинству оценил сей нехитрый фокус, — его глаза долго не могли привыкнуть к этой смене освещения, и потому “за кадром” оставалась изрядная часть улицы.
Это было похоже на путешествие в страну теней. Словно смотришь в пыльное зеркало, что хранится в древнем чулане, где нет никого и ничего, кроме зловещего мрака и неизвестно что обещающих шорохов. Так и Запретный город. Он принимал визитеров охотно, исподволь обволакивая их, будто серый саван, смыкаясь вокруг тенями и бетонными стенами. Даже Купол тут, казалось, был ощутимо ближе к земле. Таран не желал признаваться в том даже самому себе, однако ему показалось, будто они очутились в каком-то глухом саркофаге, откуда нет выхода.
