Сборник Попаданец (СИ) - Мельник Сергей Витальевич (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
— Доброе утро. — Ага, именно так и сказала приближающейся погибели. — Доброе утро. Доброе.
Ростик сам взвалил пленницу на плечо, скорым шагом чуть ли не подбежав к приготовленной нише. Тут уже даже у него стали сдавать нервы, уж слишком жалобно она кричала, слишком.
— Стой! — Немнод, пошатываясь, словно пьяный поднялся с земли. — Подожди!
Все стояли, не в силах что-либо сказать или сделать, кто-то отворачивался, кто-то вообще закрывал глаза и уши. Молодой лер, шатаясь, подошел к висевшей на плече у каменщика живой ноше, трясущимися руками сдергивая с ее запястья тонкий с затейливым узором браслетик.
— Нем? Нем, это ты? — Девушка попыталась взбрыкнуть, впрочем, без особого результата, в могучих объятиях. — Нем, я не пойму ничего, что происходит? Нем, только не молчи! Что происходит?
Он стоял и молчал в считанных миллиметрах от нее, ощущая ее сладкий запах и видя, как вздымается от учащенного дыхания ее грудь.
— Нем, я ничего не пойму! — вновь закричала она впустую, вертя головой, на которую был накинут мешок. — За что? За что вы так со мной?!
— Давай. — Наконец-то после целой вечности томительной тишины произнес он, разворачиваясь и уже с каменным лицом и мертвым сердцем уходя прочь, совершенно не обращая внимания на крики глупой и непослушной девчонки, что не приучена была слушать голос разума, а верила глупому и бессмысленному сердцу. Своему глупому сердцу.
Я получил мощнейший откат и боль от истощения и перенапряжения организма, в связи с невообразимой нагрузкой, что легла на меня в тот злополучный день, когда мы пытались прочитать разум Немнода, получив в довесок Адель.
Как там, что там в реальности произошло и как меня откачивали, пока я переживал день из жизни этого юноши, я не знаю. Знаю лишь, что чуть не умер. М-да уж. Чуть. По словам бабулечки-некроманта, я все же пережил клиническую смерть, и это чудо из чудес, что такой болван, неуч и самонадеянный тип все еще по-прежнему коптит это небо слабым выхлопом из своих легких. Очень уж слабым выхлопом. Дело в том, что я настолько истощен, что с трудом могу поднимать пудовые, налитые свинцовой тяжестью веки. Ох, как же мне хреново! Все тело болело, словно пропущенное через гигантскую мясорубку, я даже спал через боль, лишь кратковременные потери сознания не надолго способны были избавить меня от этих мук. Мук телесных, внутри же я был пуст. Да сейчас я, предоставленный сам себе и не отвлекаемый делами мирскими, мог вдоволь полежать и порассуждать о перипетиях и поворотах судьбы, но я этого не делал. К чему? Уж лучше пустота. То, что было не вернуть, это было и этого уже не изменить. Да, где-то когда-то жила была девочка Адель. Да, где-то когда-то жил был некий юноша Немнод. Да, что-то было.
Было.
Фава Рах, переживший погружение в разум без физических последствий, в скором времени, а если быть точнее на пятый день после этого, покончил жизнь самоубийством. Он повесился у нас в саду на любимом вишневом дереве сэра Дако. Печально. Вот кого-кого, а его было искренне жаль. Совершенно непричастная жертва чувств и эмоций, причем вызванных не своими делами и не своим грехом. Жаль. Действительно жаль. Ну да небеса ему теперь в судьях, раз так решил, значит, думал чем-то? Может, головой, а может, чем другим, поди теперь узнай.
А меня опять тошнит, все, что в меня питательного заливают, не задерживается во мне дольше получаса, зловонным потоком вперемешку с желчью вырываясь из искривленного от боли рта.
Мерзко, самому противно от своего бессилия. А еще я потерял Мака. Это была моя самая страшная потеря, от перегруза затрачиваемой энергетики погорели проводники-ниточки из драгметаллов в моих браслетах, считай до мяса прожигая кожу на моем теле. Только вот демоны с тем мясом, сгорели все мои труды, мои библиотеки и все мои еще не родившиеся проекты. Ох, как же мне плохо! Хорошо хоть не один, хватает заботливых и любящих рук, иначе бы не выжить. Да, мой Лисий, хоть он формально все же Пестика, вновь обрел своих жителей, так как со смертью Немнода призрак ушел. Я не сказал, что молодой Рах умер? Ну так он умер, не пережил он того погружения, сгорая без следа, наподобие меня сейчас. Легкая смерть. Незаслуженно легкая, по моему мнению, ну да я промолчу, не мое это дело. А вот Белой Смерти больше нет. Все, закончилась ее история, вольно или невольно, но я помог ей получить ответ на ее сокровенный вопрос: «За что?» Да, теперь, где бы она ни была, она знает, она своими глазами увидела все, что хотела, все, к чему стремилась все эти годы, все то, что помогло ей перейти границу смерти, чтобы добиться ответа на простой и может даже где-то глупый вопрос. Только вот боюсь, это не конец, если, конечно, я не сошел с ума. Говорить об этом никому не стал, но я ее иногда вижу, по ночам, когда мое измученное тело не в состоянии уснуть. Не Белую Смерть. Нет, не ее. Я вижу Адель, кроткую, тонкую, как тростиночка, молодую и хорошенькую девчонку, с копной иссиня-черных, разметавшихся волос, с полной грусти и печали, непередаваемой красоты, бездной глаз.
Может, и вправду рехнулся, а может… Не знаю. Потом, все потом. Устал я. Устал неимоверно. А может, сломался. Ну то, что сломался, в большей степени это точно, полчеловека осталось от прежнего. Даже магичить в прежнем пределе не могу, мало сил, погорел я капитально, любая, даже самая незначительная операция с энергетикой тут же вырубала меня похлеще доброго удара бейсбольной битой по голове, которая потом непрекращающимся гулом еще долго гудела, словно церковный колокол.
Долгие месяцы я валялся безвольной куклой на постели, изучая потолок и не находя себе занятия. Впрочем, не думаю, что занимался бы чем-то другим, сложись все более благоприятно. Как-то не хотелось никого видеть и даже разговаривать с людьми. Правда, от Хенгельман не удалось избавиться, ну да я такой наседке даже рад. Старушка нетребовательна к собеседнику, если и болтала, то не столько со мной, сколько веселя саму себя своим скрипучим голоском.
— Ты давай, Ульрих, не раскисай. — Она крутила и вертела меня в своих сильных руках, ловко обмывая очередной неприятный казус из выделений ослабленного организма. — Пусть структуры вязать не можешь, зато астральные проекции видишь, да токи в организме, если что, куда надо поможешь тельцу своему направить.
Хм. А что? И вправду, ведь не зря же мы с ней столько времени потратили на учебу? Я ведь не только врач, я еще и лекарь теперь, благодаря ее уму и стараниям. Спасибо тебе, добрая бабушка-некромант. Помогла мне не раскиснуть совсем, давая так нужную мне в этот момент пищу для ума и кропотливую и увлекательную работенку по латанию громадных дыр и ран своего организма. Хорошее дело ковыряться в болячках. Милое моему сердцу, особливо коли свои ранки пальчиком тыкать. Хоть и сказано — токи, да только мои жизненные силы изнутри больше походили на едва ползущие капельки дождя по мутному стеклу. Пришлось повозиться, возвращая все на круги своя, причем не мне одному, старик Дако прямо на глазах сдавал, сжигая себя в беспощадной перекачке энергии в мой ослабленный организм. Больше седины, меньше огня в глазах, устал он, устал сильно. Мы с Хенгельман пробовали образумить, да куда там, наорал на обоих, крепко, видать, перепугался за меня. Прости, Дако, прости своего нерадивого ученика. Вижу, что переживаешь и волнуешься, прости.
— Ты давай поправляйся, Ульрих. — Бабуля сидела как всегда рядышком, мешая в скляночках очередной отвар. — Дед уже еле ходит, меня совсем не слушает, как бы плохо ему не стало.
Да я то что? Стараюсь, что могу, делаю, ночами сам заснуть не могу, правда, хоть смог частично купировать боль, что уже целое дело, благодаря чему теперь хоть сидеть мог, не заваливаясь на бок, без посторонней помощи. Скоро весна, скоро. Уже не сегодня, завтра точно побегут капелью сосульки под крышами домов. День-то уже заметно на прибыль пошел, забирая минуты и часы у тихушницы ночи. Вон даже в руки перо смог взять, чтобы нарисовать на листке бумаги первую в этом мире инвалидную коляску. А что? Надоело до жути в четырех стенах сидеть. Девчата теперь по очереди, а иногда и дружной гомонящей толпой по часу катают меня по двору, нет-нет да втюхивая бедного инвалида в тот или иной сугроб. Эх, на речку хочу. Посидеть, на водичку бегущую подивиться, вот где душе и измученному телу будет покой и благодать. Так приятно иной раз, когда пусть еще и кусачий, но уже не злой ветерок холодит лицо. Днем солнышко так красиво играет радугой в кусочках льда, что невольно замираешь, подолгу забывая обо всем вокруг.
