Метро 2033: О чем молчат выжившие (сборник) - Вардунас Игорь Владимирович (читать книги полные .TXT) 📗
Охотники – все тринадцать – прекрасно понимают, кто они и что они без шамана. Шаман… ему плевать на то, кто и что понимает. Или кто чего не понимает. Это все не имеет значения. Никакого. Ему нужно вывести группу на огневые рубежи, приманить нужных животных, а потом вернуть охотников в Общину, уже с трофеями. Все. Простая схема, внезапно давшая сбой несколько дней назад. Почему все пошло не так – это правильный вопрос, вот, что имеет значение.
Внизу в канализации живут сомнамбулы – тупые злобные твари, похожие на гусениц-переростков. Днем твари охотятся, ночью забываются крепким до беспробудности сном. Сильные физически, совсем задохлые на голову – никакой ментальной защиты, спящих их можно брать «голыми руками». Только пробейся в крошечный, беззащитный мозг и отдай команду – весь выводок уродов тут же рванет наверх. Не приходя в куцее сознание. Весь выводок уродов, послушный воле Шеймена, безропотно пойдет на убой, под ножи мясников, на корм свиньям, не брезгующим таким уродливым и неаппетитным угощением. Охотники – так происходит в восьми случаях из десяти – не сделают даже выстрела. В оставшихся двух случаях автоматными (совсем редко – пулеметными) очередями придется отсекать не в меру ретивых мутантов, покушающихся на медленно ползущую в Общину людскую добычу. Такая вот охота.
Но в прошлый раз сомнамбулы не отозвались на Зов. Шеймен не смог пробиться туда, где всегда хозяйничал безраздельно. И группе пришлось охотиться на менее привычных жертв, в менее удобных условиях. И гораздо менее удачно.
Хватит. Сейчас он все сделает как надо. Шаман застывает на месте в предвкушении, настает время силы. Настоящей, а не той бледной тени, что обитает в охотничьих огнестрелах. «Пуля – дура, шаман – молодец». Шаман улыбается: пора насладиться тем, что имеешь. Дар – это… благословение проклятых времен, компенсация за среду обитания, в которой невозможно обитать. Без силы.
Шеймен с наслаждением потягивается, разминая мышцы. Пора.
Мастер Вит учил – все есть вода. Все мы – дети Великого Океана. Великого Океана. Жизнь, смерть, сила – все Океан. Если ты видишь его, если ощущаешь его, то можешь почерпнуть («одолжить» – говорил Мастер Вит) немного силы. Ровно столько, сколько сможешь унести. Ни меньше ни больше. Пора.
Шеймен закатывает глаза, раскидывает руки в стороны и погружается в Океан… Пытается и не может. Океана нет. Глаза Шеймена непроизвольно распахиваются: Океана нет. Океана нет!!! Откуда, черт побери, ему черпать силу?!
Спокойно. Спокойно, это просто осечка. Нервы, усталость, печать прошлой неудачи. Это странно, это неправильно, но так уже бывало. Давно, во времена обучения. Нужно всего лишь нащупать потерянную нить, поправить сбитый прицел.
Шеймен оборачивается к охотникам. Легкая калибровка силы совсем не помешает. Шеймен легко касается сознания ближайшего сталкера. Страх, тревога, напряжение. Привычная картина. Нет, еще кое-что. Сомнение! Ого, пушечное мясо позволяет себе усомниться в нем – Шеймен еле слышно хмыкает. Забавно. Извечное подобострастие с новым – кисловатым – привкусом. Приторное, а теперь еще и кисло-приторное – какая гадость!
Следующий сталкер. Страх, ожидание, сомнение.
Третий, четвертый, десятый. Сомнение. Недоверие. Укор. «Поганый мутант». Да вы совсем осмелели… Акела промахнулся, да? Шакалы – верные спутники неудачи, она их манит. Падальщики.
Тринадцатый. Тринадцатая – даже так! Шеймен почти удивляется: под «бесполой» химзой и уродливым противогазом скрывается самка – впервые на арене. Особь еще более слабая, чем любой беспомощный мужик из дюжины. Солдатка. Вдова сталкера, убитого на прошлой охоте. Зачем она здесь? Ненависть, месть? Шаман с интересом погружается в ее разум. Она думает о черепе, его лысом черепе. В своих фантазиях Солдатка целует, лижет, покусывает и даже, забыв о пропорциях, пытается засунуть его лысый череп в свой ненасытный рот.
«Фрейд в восторге», – Шеймен отстраняется от чужого разума. Радиация, импотенция мужа, изголодавшееся тело – обычная история. Но на памяти шамана это первый случай, когда его правильный, красивый череп используют столь не по назначению… это могло бы быть обидно, не будь смешно.
Смешно. И бабу – дуру – жалко. «Жалко?» – Шеймен прислушивается к непривычному слову, непривычному чувству. Жалко. Пустое слово, бессмысленное чувство. Но ведь жалко…
Пора заниматься делом. Если он опять облажается, придется жалеть всю Общину. Посмертно.
Шеймен набирает полную грудь воздуха, закрывает глаза. Нужно отключиться от этого мира, чтобы почувствовать тот, другой. Который глубже. Нижний мир. Его стихия – вода. Суть нижнего мира, кровь нижнего мира, материя нижнего мира. Вода. Она даст силу, она откроет глаза. Вода. Океан Воды.
Совсем рядом, нужно лишь зацепиться! Чужое воспоминание – крюк в прошлое. Он сидит в машине. Вокруг все белое – это снег. Холодный, мертвый, укутавший. И ветер – пронизывающий, убийственный. И мороз – злой, беспощадный. Нетерпеливый.
Холодно. Очень холодно. Руки без перчаток дрожат, он никак не может попасть ключом в замок зажигания. Дует на руки, отдает немного внутреннего тепла. Щелк, ключ в замке. Хорошо. («Что ж так холодно?!») Немного повернуть, четверть оборота, не больше. Оживает радио, бойкий, не по погоде радостный диджей убеждает всех оставаться дома. Еще четверть оборота, включается бензонасос. Кровяная система промерзшего насмерть автомобиля. Что-то гудит и щелкает. Электричество вяло бежит по окоченевшим проводам. Железу плохо, железу тяжело, оно хочет спать до весны и смотреть свои железные сны.
Последний оборот, самый важный. Выдохшийся аккумулятор должен отдать последние силы, вложить весь заряд в свечи, чтобы те вспыхнули и воспламенили не желающее гореть топливо. Последняя – самая горячая, самая искренняя – молитва автомобильным богам, проклятье зиме, надежда – себе. Щелк.
Шеймен отталкивается от чужого – кого-то из сталкеров – воспоминания и проворачивает ключ в замочной скважине сознания. Щелк.
Не завелась, не поехала. Нет Океана, нет Воды. Все пересохло. И даже жалость к себе пересохла, дневная норма глупого чувства потратилась на бабу-дуру. Теперь он глух и слеп, как обычные охотники, и так же бесполезен.
«Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу». Шеймен не любит говорить, потому что не умеет. Разучился. Разучили. Когда изгоняли из Пояса Щорса. С позором, с проклятиями и прочими «благими» пожеланиями в долгую дорогу. Еще один эпизод, который не хочется вспоминать, еще одна зарубка на мутировавшем сердце, о которой не хочется говорить… Шеймен, дружище, посмотри, ты же теперь слепоглухонемой, не хочешь поболтать об этом?
Шаман машет рукой: «За мной». Охотники – все двенадцать с половиной – дружно идут за ним. Охота начинается, впереди адреналин, веселье, кровь и победа. Веди нас, мутант, мы снова верим в тебя, лысый, уродливый шаман.
Шеймен – лысый, уродливый мутант, – не пользуясь внезапно замолчавшим талантом, прекрасно видит близкое и уже совсем неотвратимое будущее. Адреналин и кровь там льются рекой. Слепец ведет слепцов на охоту.
Группа устроилась на первом этаже заброшенного – еще до войны – барака. Окна на восток и запад: отличный обзор пустыря перед Общиной – двести метров хорошо простреливаемого пространства, и чуть хуже вид на плотную городскую застройку с противоположной стороны. Старое, хорошо «намоленное» место, охотники останавливались здесь всегда. Часть группы – западная – отслеживала (и отстреливала) незваных гостей из города, восточная – бдила за шествием сомнамбул, приманиваемых Шейменом в Общину. Двадцать минут не очень обременительной охоты (чаще всего без единого выстрела), и отважные воины возвращались домой.
Сегодня все, как всегда. Только без сомнамбул. И Шеймена. Прежнего Шеймена. Да и домой нынче вряд ли кто-то вернется. А так все отлично, все в порядке. Все пока живы-здоровы, ждут чего-то. Ждут чего-то от того, кого с ними нет. Прежнего Шеймена.
