Помещик. Том 1. Сирота - - (книга регистрации .txt, .fb2) 📗
– И то верно, – кивнул Егорка. – С реки то вон – пепелище лишь видно.
– Ежели татары пойдут, не заметят? – спросил Устинка.
– А чего нам татары? Ныне, мню, у нас недруги иные. Верно я говорю?
– Верно, – кивнул Андрейка.
– Неужто Агафон гадость какую учинит?
– Агафон? Он спужается связываться. Я ведь Афанасию рассказал про краску. И тот этого жирного борова крепко возьмёт за мягкие места. Хотя может и он подгадить да татей каких навести.
– А кого опасаешься?
– Никак я в толк не возьму, отчего отцовы друзья-товарищи меня всё зовут в послужильцы. Им что с того?
– Как что? – удивился Егорка. – Ежели ты пойдёшь к ним послужильцем, то поместье это тебе не унаследовать. А землица здесь расчищена и годная. Значит, явившись на смотр десятинный, можно будет себе её испросить. Если добро выйти да послужильцев поставить более положенного. Хотя бы на смотр.
– А так можно?
– Отчего нельзя? Сговориться можно легко с городовыми казаками [25] или ещё кем из иных за полтину, дабы выехать на смотр. Так иной раз промышляют.
– А чего иной раз? А чего не всегда?
– Так ежели окладчик [26] уличит в обмане, то накажут строго.
Андрейка помолчал. Устинка с Егоркой тоже ничего сверх говорить не стали. Он ведь прямо чувствовал, что альтруизмом желание помочь старых друзей отца даже и не пахнет. А оно вон что оказалось.
Немного уделив времени рефлексии, наш герой вернулся к делам. Понятное дело – мир суров. И чем тяжелее ситуация, тем больше желающих погреть руки на чужой беде. Но обижаться на это глупо. Нужно просто идти вперёд.
Итак – землянка. Почему он решил её ставить на холме? Потому что землянка, построенная так, не затапливается во время дождей и половодья. А заливает местную пойму реки по весне или нет, Андрейка не знал. Да и вообще слышал, что хоббиты себя в таких сооружениях чувствовали куда как комфортно. Вот и сам решил себе такую нору соорудить.
Для начала Андрейка разметил контур будущей землянки и Устинка с Егоркой занялись выкапыванием котлована под неё. Дёрн, как и в ситуации с могилой, сняли, порубив его топором на сегменты. А потом снимали их, подковырнув, и относили в сторону, чтобы использовать в дальнейшем.
Грунт рыхлили той же самой самодельной мотыгой. А вот извлекали разрыхлённую землю уже с помощью деревянной лопаты. Наш герой среди прочего приобрёл у Агафона парочку таких поделок с оковкой режущей кромки маленьким кусочком металла. Для выемки разрыхлённого грунта вполне подходяще.
Сам же Андрейка тем временем поставил вершу, пару ловушек на мелкого зверя и отправился за дровами, пользуясь всё той же волокушей, для чего прихватил с собой нормальный топор, насаженный на длинную ручку. Он ещё там, в Туле, озаботился тем, чтобы один из двух деловых топоров так оснастить, сделав его, по сути, двуручным.
Его путь лежал к старому дубу, упавшему пару лет назад. Порубить ствол этого могущего дерева на дрова Андрейка едва ли мог. А вот посбивать ему толстые ветви – вполне. И, нарубив их трёхметровыми кусками, притащить к стоянке на волокуше.
Так остаток дня и провели.
И Устинка, и Егорка старались. После произошедших событий они уверовали в правдивость слов своего хозяина. И теперь предвкушали. Нет. Не уход на все четыре стороны. Им этого не хотелось. Они собирались остаться с Андрейкой. Просто обрести новый статус, избавившись от позорного положения холопов. И это предвкушение наполняло их особо продуктивным настроем, поэтому до темноты они успели выкопать котлован подходящих размеров.
Андрейка планировал сделать хоть и землянку, но очень основательную, чтобы в дальнейшем использовать не один год. Основное помещение имело размеры примерно такие же, что и сгоревший сруб. Три на пять с двухметровой высотой. Перед ним размещались внушительные сени три на три.
Причём основная часть землянки полностью уходила заподлицо с грунтом холма. А сверху наш герой планировал расположить чердак под двухскатной крышей, на который можно будет забраться из сеней. Чердак в качестве складского помещения. Сухого и нормально проветриваемого, чтобы там часть припасов поместить.
В сенях он планировал поставить небольшую печь – очаг с отверстием для установки горшка. И заглушкой керамической, когда готовить не требовалось. Дымоход же от неё проложить по полу землянки и вывести наверх у дальней стенки. Для чего требовались кирпичи. Хоть как-то обожжённые. Ну или камни. Там как пойдёт.
Крыша же, им задуманная, была простой и основательной. Деревянные жерди накладывались вплотную, укладываясь прямо на стропила и привязываясь к ним лыком. Сверху их должно было покрыть смесью из глины с травой. А потом ещё прикрыть кусками дёрна. Не самое лучшее покрытие, конечно. Но достаточно крепкое для того, чтобы по нему ходить и снега много держать. Непромокаемое в целом. И достаточно тёплое.
Землянка эта, по его задумке, должна была получиться просторной и тёплой. А главное, незадымлённой. Что он весь вечер и рассказывал Устинке да Егорке, пока они жевали кашу с рыбой. И слушал их возражения. Как правило, несущественные, так как почти все они сводились к «так не принято» или «так не делают». Хотя иногда проскакивали и дельные мысли. Но они больше касались не конструкции, а способов сбора и доставки строительного материала.
Легли спать.
Андрейка вдохнул аромат костра и улыбнулся, получше укрывшись одеялом. Жизнь потихоньку налаживалась. И очень хотелось спеть чего-нибудь. Но он знал – читатели это не любят. Да и попал он не в Индию, чтобы петь и танцевать по делу и без, поэтому вздохнул и ограничился своими воспоминаниями.
Музыки очень не хватало, как и интернета. Да и вообще каких-либо развлечений. Он здесь жил только вторую неделю, а парня это уже угнетало. Не сильно, но устойчиво. И если в первые дни было не до того, то теперь, когда вроде бы пошла рутина, стало сказываться намного заметнее.
Сам же он так и не освоил никакой музыкальный инструмент. Да и петь не умел, поэтому максимум, что мог изобразить, – это композицию из «Кин-дза-дза». Там ни голоса, ни слуха не требовалось. Но таким образом себя не развлечь и слух не усладить. А музыка, которую он слышал в своей прошлой жизни, потихоньку сойдёт на нет в воспоминаниях, становясь с каждым месяцем, каждым днём всё более бледной, безвкусной и тихой. Превращаясь в тень от тени. И это пугало, портя настроение. Вот Андрейка, чтобы перед сном не думать о печальном, и сосредоточился на мыслях более полезных и прикладных. Например, на пиле.
Пила занимала удивительное место в жизни европейцев. До XII века она у них употреблялась практически исключительно как орудие пыток.
Входила в обиход она очень неспешно и с трудом. Само собой, впереди всей Европы тут оказалась Италия, выступавшая главным центром регионального прогресса. Там уже в XII веке стали появляться пилорамы с приводом от водяного колеса. В Восточную Европу же этот замечательный инструмент вошёл лишь в XVII веке. Так что когда Андрейка захотел его купить, то пришлось обломиться. Ибо пил в продаже не имелось. А Агафон, поняв, что просит отрок, даже как-то с лица спал.
Что не так было с пилой?
Её критика базировалась на двух китах. Во-первых, считалось, что она хитрит и работает нечестно. Ведь с её помощью, например, можно спиливать деревья тайком. Во-вторых, её почитали женским орудием, ибо позволяла она достигать успеха, не применяя силу и твёрдость руки, потребные для того же топора. Хуже того – в средневековом восприятии распиливание и обтачивание имели нечто общее с ростовщичеством. Иными словами, дело грязное.
Уничижительная трактовка пилы распространялась далеко за пределы самого инструмента и круга тех, кто им пользовался. В репрезентативных системах всё зазубренное, изрезанное, зубчатое, как лезвие пилы, являлось негативно окрашенным и несло уничижительное значение. Украшенные так гербы и одежды принадлежали предателям, палачам, проституткам, шутам, бастардам, еретикам и язычникам. И так далее.
