«Давай полетим к звездам!» - Чебаненко Сергей (читаем книги .txt) 📗
И тут же десятки и сотни голосов подхватили:
- Ура! Слава! Успеха вам, ребята!
Олег вскинул над головой поднятые в приветствии руки.
- Спасибо, товарищи! Спасибо! - Я тоже пару раз взмахнул рукой, и стал подниматься по ступенькам в салон автобуса.
Из окна автобуса мачты лунного стартового комплекса и застывшая на старте огромная ракета с надписью крупными красными буквами “Ленин” на белоснежном борту были видны, как на ладони. К ним мы теперь и направлялись.
Едва автобус вырулил от “двойки” на автотрассу, кто-то из работников испытательной бригады, разместившихся в салоне за нашими креслами, откашлялся и вполголоса запел:
- Заправлены в планшеты космические карты...
Это традиция - перед каждым пуском петь в салоне едущего на стартовую позицию автобуса эту песню на слова Владимира Войновича.
- ...И штурман уточняет в последний раз маршрут, -подключился к общему хору сидевший рядом со мной Макарин. Я вздохнул и тоже принялся подпевать - традиция есть традиция:
- Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом - у нас еще в запасе четырнадцать минут...
Н-да... Маршрут наш хорошо известен и без штурмана, заранее введен в бортовые вычислительные машины, времени до старта еще более двух часов, а вот насчет закурим... Позавчера в гостиничном номере генерал Маканин поймал второй дублирующий экипаж - Валеру Быкова и Колю Руковина - за попыткой выкурить сигарету. Одну на двоих. Скандал был -мама дорогая! Маканин пообещал ребятам все кары небесные, начиная от отстранения от подготовки к полетам и кончая немедленным увольнением из отряда космонавтов. Строгий у нас генерал.
На стартовой позиции митингов, рукоплесканий и восторженных выкриков уже не было. Весь персонал, готовивший ракету и корабль к запуску, был заранее эвакуирован за пятнадцатикилометровую зону безопасности, очерченную окружностью вокруг стартовых сооружений. “Ленин” - ракета, конечно, надежная и проверенная, но... Береженого, как говорится, и Бог бережет.
Пожав еще десяток-другой рук, простившись с Шаталиным, Бугриным и генералом Маканиным, мы на скоростном лифте поднялись к вершине ракеты. Уже почти рассвело, и вид на окрестности с верхней площадки обслуживания открывался замечательный. Хорошо были видны все стартовые комплексы - и “гагаровский”, и запасной старт на 31-й площадке, и даже технические башни на “протоновском пятачке”. Далеко на юге можно было различить и красные фонарики на телевизионной вышке Ленинска -города, в котором живут семьи испытателей космической техники.
Эх, жаль, что нет времени, нет под рукой карандаша и бумаги! Сделать бы сейчас зарисовку, а потом, уже после полета, написать пейзаж в красках!
Рисовать я люблю. С курсантских времен оформлял стенгазеты, и в отряде космонавтов за мной общественная нагрузка - выпуск газеты “Нептун”. А для себя, по вечерам часто рисую эскизы, пишу картины - отдыхаю и расслабляюсь после дня напряженных тренировок.
Долго любоваться окрестностями нам не дали -пригласили внутрь “Знамени”. Мы по очереди - сначала Макарин, а затем я, - разместились в полетных креслах. Сверху, из отверстия входного люка, техники дружно пожелали нам “ни пуха, ни пера” и получили в ответ традиционное “к черту”. Крышка люка над нашими головами закрылась. Наступила тишина.
- Вздремнуть, что ли? - Макарин зевнул и шутливо подмигнул:
- Лешка, я совершенно не выспался. Давай покемарим пару часиков, а?
Но поспать нам, разумеется, не дали. Почти одновременно включились едва ли не все радиолинии и следующие полтора часа и я, и Олег вертелись в рабочих креслах так, как ни одной белке в колесе и не снилось. Проверка аппаратуры корабля, уточнение действий экипажа на первых витках, сообщения наземных служб о готовности бортовых систем к полету... Обычная предстартовая суета. А мне еще пришлось для радио и телевидения зачитать, глядя прямо в объектив нависавшей над нашими головами телекамеры, текст предстартового заявления командира экипажа. Как же можно лететь в космос, не заверив партию и правительство, весь советский народ в том, что задание Родины мы обязательно выполним? Ну, я и заверил.
Едва закончил говорить, что-то пронзительно громко щелкнуло в динамике, и совершенно бесцветный голос сообщил:
- На связи с экипажем корабля Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев.
Я повернул голову к Олегу и подмигнул: ни слова, мол, лишнего, мы в прямом радио- и телевизионном эфире. Пошел предстартовый “официоз”.
- Здравствуйте, товарищи, - сказали динамики бодрым голосом Никиты Сергеевича. - Готовы к полету?
- Так точно, готовы, товарищ Первый секретарь ЦК КПСС, - немедля не секунды доложил я. Четким голосом доложил, по-военному. Разве что руку в перчатке не вскинул к козырьку гермошлема.
- Готовы стартовать, Никита Сергеевич, - куда менее официально отозвался Олег.
- Мы будем следить за вашим полетом очень внимательно, - сказал Хрущев. - Вот сейчас стоим с товарищами на смотровой площадке и очень за вас волнуемся. Вы уж не подведите нашу советскую Родину, дорогие товарищи. Работайте в космосе так, как должны работать настоящие коммунисты.
- Никита Сергеевич, мы сделаем все, чтобы оправдать ваше высокое доверие, доверие партии и правительства, - еще раз поклялся я, стараясь, чтобы голос звучал как можно увереннее.
- Все будет хорошо, Никита Сергеевич, - Олег внес свою лепту в традиционный ритуал социалистических обязательств. -Мы уверены, что полет пройдет, как по маслу!
- Желаю вам успеха, товарищи, - голос Первого секретаря чуть дрогнул. А ведь и вправду волнуется Никита Сергеевич! Да и как же ему не волноваться? Наш полет - это еще одно свидетельство превосходства социализма над капитализмом. Свидетельство того, что мы, - Советский Союз, социалистические страны, - идем к коммунизму, как любит часто повторять в своих речах Хрущев, семимильными шагами.
Как только Никиту Сергеевича отключили от связи с нами, вал тестов и проверок накатил с новой силой и только минут за десять до момента запуска двигателей, когда уже стало ясно, что все системы в порядке и ракетно-космический комплекс готов к полету, накал нашего общения с Землей несколько спал. Теперь можно было чуть-чуть расслабиться и передохнуть.
- “Флаг-один”, “Флаг-два”, - в наушниках прорезался голос космонавта Женьки Хлунова, - как самочувствие?
“Флаги” - это наш с Олегом позывной. Я - “Флаг-один”, а Макарин соответственно - “Флаг-два”.
- Самочувствие нормальное, “Вымпел-один”, - я припомнил позывной Хлунова. - Как мы смотримся на ваших экранах?
- Замечательно смотритесь. Изображение очень хорошее.
- Не зря позавчера телеобъектив ваткой со спиртом протирал, - пошутил я. - Жаль только, что протирать пришлось без закуски.
- Может быть, вам музыку включить? - спросил Женька. -А то, я смотрю, “Флаг-два” что-то загрустил...
- “Флаг-два” спит, - Олег сидел в кресле с закрытыми глазами. - Но во сне он совсем не против послушать что-нибудь увеселительное и легкое. Развлекательное, одним словом.
Не прошло и минуты, как в эфире проявился звонкий голос Эдуарда Хиля:
- У леса на опушке жила зима в избушке...
Пока радио транслировало веселую песенку про потолок ледяной и дверь скрипучую, наземные службы на время забыли о существовании нашего экипажа. Музыкальная программа перед запуском относилась к сфере психологической поддержки космонавтов. Если на борту нет чрезвычайных ситуаций, то на это время все вопросы отступали на второй план.
Но едва Хиль закончил песню, все возвратилось на круги своя. Вместо Женьки Хлунова в эфире появился сам главный конструктор Василий Павлович Михеев с весьма оригинальным вопросом:
- На связи “двадцать пятый”. Как настроение, орлы?
- Как учили, - ответил я стандартной дежурной фразой. -Настроение боевое. Готовимся к штурму заоблачных высот.
- Самая малость осталась, - со смешком заметил Макарин. - Получить стартовое ускорение в нижнюю часть могучего тела ракеты.
