Колесо Сансары - Контровский Владимир Ильич (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Луга вокруг укреплённого лагеря ожили. Живая человеческая волна, прошитая блеском железа, катится к частоколу. Молча – время боевых кличей ещё не наступило. Зачем будить спящих в палатках – пусть их сон незаметно сделается вечным!
Но они всё-таки проснулись – не все пущенные нами стрелы безошибочно нашли цель. Кто-то из уцелевших часовых поднял тревогу, и теперь там, внутри, за рвом и оградой, нарастает шум и лязг оружия. Быстро же они спохватились…
Лавина воинов в клепаных шлемах и волчьих шкурах с разбега бьётся в частокол. Ров не стал преградой – его в несколько мгновений завалили заранее припасёнными вязанками хвороста. Арканы чёрными змеями захлёстывают верхушки брёвен, и по ним, упираясь в бревенчатую стену ногами, уже проворно карабкаются самые проворные и самые отчаянные. Но главный удар направлен по воротам – по обоим сразу (в полевых лагерях солдат Империи всегда двое ворот – в передней и в задней стене укрепления).
Тяжеленное бревно – ствол могучего дуба, освобождённый от ветвей и разогнанный соединёнными усилиями нескольких десятков сильных воинов, – врезается в полотнище ворот. Настоящие крепостные ворота, окованные для прочности железными полосами, выдержали бы удар нашего самодельного тарана, но эти – эти не устояли.
Полководцы могучей Империи хорошо усваивают кровавые уроки. В следующий раз они будут гораздо осторожнее выбирать места для своих стоянок и уж, во всяком случае, выжгут траву и кусты на два полёта стрелы от воздвигаемого частокола, но сейчас мы захватили их врасплох. Привыкшие побеждать варваров, дошедшие от пролива до наших холмов, они забыли одно из основных правил войны: «Никакого врага не следует недооценивать, тем более врага, с которым сталкиваешься впервые».
…Железный лязг, треск щитов, вопли дерущихся и крики раненых. К небу рвётся дикий воинственный клич моего народа – теперь время кличей пришло. Мы валим шатры и протыкаем копьями шевелящиеся под тканью тела. Но большинство солдат успели всё-таки вооружиться – хорошие воины! – и встречают нас клинками. Хорошо ещё, что в латы успели облачиться немногие, да и в проходах между палатками не построишься. И ещё – солдат врага почему-то меньше, чем должно бы быть, если судить по количеству шатров. Что-то тут не так…
…Этот воин оказался достойным противником – наверно, он видел много битв. Свистящее лезвие меча обдало мне щёку холодным ветром, пролетев от неё на расстоянии пальца. А я – я не промахнулся, мой топор вошёл солдату точно между глаз. Так я взял жизнь моего второго врага…
Мы давим, берём яростью напора. И числом – врагов действительно оказалось гораздо меньше, чем предполагали вожди, научившиеся оценивать силы противника по размерам их укреплённых лагерей. И мне это очень не нравится, хотя я всего-навсего простой воин (к тому же впервые познавший бой), а не предводитель войска и даже не вождь клана, как отец.
И тут я вижу его – отца. Он стоит в плотном кольце потрясающих оружием ликующих воинов, и я не сразу могу разглядеть то, что лежит у его ног. Лицо отца всё в крови, правая щека разрублена так, что видны зубы, но глаза его светятся весёлым бешенством. А перед ним на земле тело в серебряных доспехах военачальника Империи. Тело с развороченной грудью, в луже парящей крови… И я тотчас понимаю, что за кровавый комок сжимает левая ладонь отца, и почему боевой топор в его правой руке залит кровью до конца рукояти. Он исполнил клятву, данную накануне богам нашего народа. Кровавым богам…
Кое-где клубами вздымается к просветлевшему небу чёрный дым; гонят пленников, собирают доспехи и оружие. Люди холмов расшатывают и обрушивают наземь брёвна частокола – вырывают драконьи зубы. Я пытаюсь протолкаться сквозь бурлящую толпу распалённых боем и победой людей к отцу – мне непременно надо оказаться сейчас рядом с ним!
И в это время над полем виснет хриплый рёв букцин. Холодея, я как-то сразу понимаю, что наша победа – кажущаяся победа – вот-вот может обернуться поражением.
Храм бога войны Уицилопочтли я уже видел. Ещё в самом начале нашего пребывания здесь мы ходили по городу и глазели по сторонам (в основном, конечно, не праздного любопытства ради – Эрнандо прикидывал, как сподручнее будет биться в этом лабиринте домов, улиц и каналов, когда дело дойдёт до мечей). Вот тогда-то мы и посетили главную святыню Теночтитлана – пока ещё в качестве гостей.
Теокалли – это ступенчатая усечённая пирамида, точнее, пять пирамид, водружённых друг на друга. Высота всего сооружения на глаз раз в двадцать выше человеческого роста, а ширина у основания примерно сто пятьдесят шагов. На вершине последней пирамиды и устроен храм кровавого бога.
Нас сопровождал сам Монтесума, и Кортес попросил у него (тогда он ещё просил) разрешения осмотреть храм внутри. Монтесума, посовещавшись со жрецами, таковое разрешение дал, и мы вошли в святилище.
Первое, что мы увидели – это исполинского каменного истукана мерзкой формы, с отвратительным до тошноты ликом. В правой руке каменное чудище держало лук, в левой – пук золотых стрел. Живот идола опоясывала змея, искусно сделанная из жемчуга и драгоценных камней, а на шее Уицилопочтли висели золотые человеческие маски и цепь, составленная из золотых же и серебряных сердец – любимым блюдом бога были человечьи сердца.
На специальном камне, установленном подле статуи, жрецы приносили ему в жертву людей из числа пленников, рабов и жителей покорённых стран. Они вспарывали обсидиановым ножом грудную клетку, выдирали ещё трепещущее сердце и подставляли его лучам солнца. Дьяволово отродье! Меня мороз продрал по всей спине при виде этого камня и этого поганого идола!
Эрнандо тогда взялся было убеждать Монтесуму, что это не боги, но суть демоны, что храм сей надлежит разрушить, а вместо него соорудить католическую церковь, но обычно уступчивый к требованиям детей Кецалькоатля император на этот раз остался непоколебим.
Второй раз я побывал тут, когда мы штурмовали теокалли (уже после смерти Монтесумы), доведённые до бешенства градом стрел и камней, сыпавшимся на наши головы с его уступов днём и ночью. Ничего не скажешь, во второй раз путь до храма потребовал куда больше времени и сил! И жизней – сорока пяти. На моих глазах погиб Гонсало, мой старый товарищ, с которым мы хлебнули всякого. Какой-то обезумевший фанатик обхватил его поперёк туловища и рухнул вместе с Гонсало вниз, на гладкие каменные плиты, не обращая ни малейшего внимания на проткнувший его тело меч славного идальго. Сам Эрнандо едва избежал смерти в яростной схватке на вершине пирамиды.
Тогда мы свергли кровавых языческих богов с их пьедесталов, а статую самого Уицилопочтли сбросили с вершины Большого Теокалли – она раскололась на куски. Мы надеялись, что сердца индейцев дрогнут при виде такого зрелища, но ошиблись – ацтеки сделались ещё злее. Думал ли я тогда, что совсем скоро попаду сюда, на вершину пирамиды, в третий раз – и, надо думать, в последний…
Я не один – рядом со мной десятки моих товарищей по несчастью. Избитые, изодранные, покрытые грязью и кровью. Связанные, как и я сам. Глаза у всех без исключения обезумевшие – и вовсе не от того, что они пережили этой ночью. Все – и я в том числе – знают, что именно нас ожидает. Пресвятая Мадонна, спаси и сохрани…
Пирамида выстроена хитро – ведущие к вершине ступени разделены на участки так, что подняться на следующий уступ можно, только обогнув предыдущий, по противоположной стороне. «Испанцы не устают!» – гордо ответил Эрнандо во время нашего первого визита на вопрос Монтесумы, не утомил ли гостей столь долгий путь до храма бога войны. Понятно, Кортес продолжал тогда играть роль сверхъестественного существа, наделённого необычайными способностями… Хм, интересно, что бы он сказал сейчас, поглядев на своих былых сподвижников – точнее, на то, во что они превратились. А ведь на сей раз мы не шли сюда сами – нас волокли.
Хотя неизвестно, выжил ли Кортес в ночной бойне (и остался ли в живых кто-нибудь вообще). С вершины Большого Теокалли хорошо видна вся главная дамба, она сплошь усеяна людьми – живыми и мёртвыми. Индейцы снуют по ней туда-сюда, собирая оружие и подбирая убитых и раненых. Своих-то они будут лечить (лекари у этих кровопийц искусные), а вот наших приволокут сюда (или же просто добьют на месте, если пленник уже еле жив от ран). Но почему-то мне кажется, что Эрнандо пережил Noche Triste [2], и не просто пережил, но и вышел из страшной битвы, в которой полегла почти вся его армия и все до единого союзники-тлашкаланцы, цел-невредим. У него удивительное умение выпутываться из самых безнадёжных положений…
2
Noche Triste (исп.) – Ночь Печали. Так конкистадоры назвали ночь отступления из Теночтитлана, ночь, во время которой погибло свыше восьмисот испанцев, и пропала вся захваченная ими добыча.