Личный враг Бога - Кликин Михаил Геннадьевич (читаем книги txt) 📗
– За встречу, – улыбнулась Вероника и отбросила волосы с лица…
Потом были какие-то провалы. Время, в котором его не существовало, из которого он выпадал. Иногда вдруг наплывала действительность, и тогда он обретал себя и в недоумении смотрел на происходящее. Так дремлющий перед телевизором человек воспринимает идущий на экране фильм – обрывками, несвязными эпизодами, не зная ни сюжета, ни взаимоотношений персонажей, видя только одни и те же лица, которые что-то делают, говорят…
Сергей играет на гитаре. Иван пытается подпевать. Карина зажимает ему рот. Вероника звонко смеется…
Кто-то закончил рассказывать анекдот. Все хохочут. Иван хлопает ладонью по столу, опрокидывает бутылку водки. Карина вскакивает, бежит на кухню за тряпкой…
Вероника что-то объясняет ему. Он согласно кивает, но ничего не слышит, неотрывно смотрит в ее глаза и никак не может сосредоточиться на словах…
Какие-то парни. Кажется, они были вместе с Иваном там, на улице. Зашли, не раздеваясь: лиц не видно, натянутые по брови вязанные шапки, поднятые воротники, одинаковые черные куртки на меху. Опрокинули по рюмке. Тихо сказали что-то Ивану. Сергей молча смотрел на них и был суров, насупился грозно. Затем парни ушли, захватив с собой огурец…
Они с Вероникой целуются. На кухне. Дверь закрыта. Там визжит Карина, что-то хрипит Иван, пытаясь петь. Звенят струны расстроенной гитары…
В квартире никого нет. Вероника говорит, что все вышли прогуляться. Он целует ее, и все никак не может вспомнить ее имя. Губы твердые, агрессивные. Он отрывается, бормочет пьяно:
– Я люблю тебя, – но никак не может вспомнить имя, потому что в голове крутится глупая мысль, смысл которой он никак не может ухватить, так как пытается вспомнить имя девушки: «…Вот это ничем нельзя заменить…»
Они целуются долго.
«…это ничем нельзя заменить…»
«Вероника… Вероника!»
1
Первое, что услышал Глеб, когда пришел в себя, был гулкий перестук капель. Где-то совсем рядом капала вода, и он, не торопясь прозреть, решил, что идет вялый дождь. А потом в отдалении кто-то что-то крикнул коротко и невнятно, и глухое эхо отозвалось, повторяя неразборчивое слово.
Глеб открыл глаза. Над ним выгнулся дугой низкий каменный потолок, сплошь покрытый плесенью. Маленькая щель окна, забранная решеткой, показывала далекое, неестественно синее небо. Даже и не небо, а лишь крохотный осколок его, картинку с его изображением.
Глеб поднялся на локте и огляделся.
Он лежал на охапке гнилой соломы. С трех сторон его окружали глухие каменные стены. С четвертой стороны – прямо перед ним – находилась ржавая решетка из толстых прутьев. За ней был узкий темный коридор, на противоположной стороне которого он разглядел еще одну решетку – по-видимому, еще одну камеру.
Голос приближался. Кто-то повторял короткое слово, и Глеб все никак не мог его разобрать.
Он уже понял, что находится в тюрьме, и даже догадывался, за что именно его посадили, но кроме всего этого, еще что-то важное беспокоило его, что-то не давало покоя. И он не мог понять, что именно…
– Завтрак, – Глеб наконец-то разобрал слово.
По темному коридору за решеткой кто-то нес заключенным завтрак.
Глеб встал.
Что-то не так…
– Завтрак… – раздалось уже совсем близко. В коридоре сделалось чуть светлей.
– Завтрак!..
Глеб зажмурился, на мгновение ослепленный светом факела. В решетку ткнулась миска с бурой баландой, в которой плавал раскисший кусок хлеба. Глеб схватил ее, и сутулый человек пошел дальше по коридору, волоча за собой скрипучую тележку с водруженной большой кастрюлей и монотонно каркая:
– Завтрак!..
– Эй! – окликнул его Глеб. – Меня скоро выпустят? За что меня посадили?
В коридоре вновь стало темно. Человек, не обращая внимания на вопросы Глеба, уходил прочь.
– Эй! – Глеб вцепился в прутья решетки, прижался к ним лицом, пытаясь высмотреть если не фигуру тюремщика, то хоть отблески факела на стенах. – Я ничего не сделал!
– Завтрак… – раздалось совсем уже тихо.
Вновь стало слышно, как с заплесневевшего потолка капает вода. Глеб опустился на охапку соломы, с опаской понюхал баланду. В общем-то пахло вполне съедобно, почти аппетитно, особенно если учесть, что он вот уже второй день обходился без пищи. Единственная проблема заключалась в том, что ложки ему почему-то не дали. Возможно, заключенным ложка не полагалась.
– Эй, – сказал Глеб негромко, скорее для себя, чем для человека, разносящего еду, – а чем я буду есть?..
Естественно, ему никто не ответил, если не считать далекого гулкого отголоска, в котором еще можно было разобрать что-то похожее на слово «завтрак».
Смирившись с таким невниманием, Глеб через край, бычком, стал хлебать баланду. Она была еще теплой и на удивление густой. Выхлебав все до конца, Глеб начисто вылизал миску и отставил в сторону. Пожалуй, нахождение в тюрьме имело кое-какие положительные стороны.
– Привет, парень, – раздался вдруг негромкий голос как бы из ниоткуда. Глеб вздрогнул и поднял голову. Если с ним и могли сейчас говорить, то лишь из камеры напротив. Но там было так темно, что Глеб ничего не мог разглядеть.
– Ты кто? – осторожно спросил он.
– Что, не узнал меня? – Сомнений не было – голос доносился из соседней камеры.
– Нет.
– Он меня не узнал! – затараторил невидимый собеседник. – Должно быть, у него столько знакомых, что он просто не помнит их всех. Да? Это так? У тебя много знакомых, парень? Так много, что ты не узнал меня?
– Рябой Пес!
– Наконец-то. Малыш узнал своего старого друга. Малыш еще помнит его…
– Ты обманул меня!
– Я? Тебя? Мы виделись всего раз, и я уже успел тебя обмануть? Невероятно. Просто невозможно!
– Ты выставил меня дураком. Из-за тебя я оказался здесь.
– Нет, парень! Здесь ты оказался из-за себя. Только из-за себя. Я не знаю, что ты там натворил, но здесь отвечают только за свои поступки. Ты что-то сделал – и вот ты здесь. Я что-то сделал – я тоже здесь. А так, чтобы я что-нибудь сотворил, а посадили тебя – нет, так не бывает. Не бывает, парень! Слышишь?
– Ты знаешь, о чем я говорю! Ты выманил у меня все деньги…
– Я? Деньги? Парень, ты что? Я продал тебе информацию. Я ничего не отнимал у тебя. Ты сам мне отдал. Все честно. Какие вопросы?
– Ты обманул меня…
– Разве? Ты, должно быть, уже сходил к Утесу Плачущего Человека, нашел вход в пещеру, но не смог отыскать амулет? Его там не было? Да?
– Нет. Я никуда не ходил. Меня высмеяли, когда узнали, что я дал тебе деньги за пустые россказни.
– Ты обижаешь меня, парень. Я человек слова – это мое кредо. Я не обманщик, хотя – буду с тобой честен – иной раз приходится хитрить. Но тебя я не обманул. Неужели ты поверил этим людям? Они просто завидовали тебе. Надеюсь, ты не сказал им того, что сообщил тебе я? А, парень? Нет? Иначе – плакали твои денежки. Я уверен, что немало найдется охотников отыскать глаз Й’Орха. Ты не сказал им?
– Я ничего не сказал…
– Молодец, парень. Значит, он еще там. Лежит и ждет. Но не забывай про ящера! Ты молод, чтобы биться с ним. Ты еще молод. Наверное, я зря рассказал тебе об этом амулете – ты не готов к путешествию в дикие земли.
– То есть, ты хочешь сказать, что не обманывал меня?
– Как ты вообще мог усомниться во мне? Рябого Пса знают все. Все пользуются его услугами. Над тобой посмеялись, парень, а ты посчитал, что Рябой Пес тебя обманул. Я не мошенник. Ведь с мошенником никто не захочет иметь дела. Я – продавец информации. Знаешь, что дороже всего стоит? Информация! Вот, чем я владею. У меня нет конкурентов, парень. А ты усомнился во мне. Обидно!
Рябой Пес говорил убедительно, и Глеб почувствовал, что вновь начинает ему верить.
– А если ты все-таки обманываешь меня? Как мне удостовериться?
– Парень! Зачем? Зачем я буду тебя обманывать, скажи мне? Из-за нескольких монет? – Рябой Пес звонко всплеснул руками – не то хлопнул в ладоши, не то ударил себя по бедрам. Гулкое эхо заставило Глеба вспомнить, где он сейчас находится.
