Новая Эпоха (СИ) - Погонин Евгений Юрьевич (читаемые книги читать .TXT) 📗

То, что этот хвост теперь мой и прицепил его мне куратор, к бабке не ходи, но мне требовалось узнать один ли он. Ведь если за мной увяжутся несколько, то это означает лишь одно — будут брать. И именно по этой причине я направился на площадь, только там находятся те, кто мне поможет.

Пройдя вдоль трамвайных рельс, я очутился на площади, в центре которой установлен памятник человеку в форме Сокола, с повязкой на правом глазу.

Свод убежища над статуей изображает битву, в которой этот человек, вместе с ангелами, сражается с сотнями Тихушников. И в правой руке его не АТК, как было в действительности, а молния, которую он мечет в зимних Тварей. А те своими клыками и когтями рвали на части других Соколов.

Я сел на одну из лавок, расположенных по периметру площади и стал дожидаться хвоста. Некоторое время я сидел и рассматривал статую Флинта, не забывая боковым зрением поглядывать по сторонам.

Сегодня на площади не так многолюдно как в выходные, но все же люди шастают, а некоторые — как тот невезучий мужик, карман которого обчистил Петька, сын Сереги-щипача — сидели на лавочках, стоящих вокруг памятника, и любовались битвой, нарисованной на своде.

Площадь Соколов сделали с одной целью — вселить в людей надежду. Чего стоит только вид статуи главного Сокола, наступающего одной ногой на Тихушника, которого он, по задумке скульптора, прирезал ножом. Нож статуя держит в левой руке, и с него капает кровь, а надпись у основания памятника гласит.

На тему памятника было и есть много разговоров. Одни утверждают, что дядя Жора взаправду резал Тихушников ножом, другие говорят, что это вымысел скульптора и такое невозможно. Но я-то знаю, что это еще как возможно и со мной согласны те, кто присутствовал на подпольных боях.

Сканируя площадь, я заметил, как через две лавки слева от меня, появился тот самый интеллигент, присел на лавку и принялся делать то же самое, что и я — прикидываться туристом.

Я продолжаю сидеть на лавке, делая непринужденный вид, и не смотрю в сторону интеллигента, а жду, когда до моих карманов доберется Петька.

— Иди сюда — схватил я пацаненка, который попытался проверить содержимое моих карманов.

— Отпусти, я ничего не сделал — начал причитать пацан, но увидев, кого он хотел обчистить, поменял тон — ой, Красавчик, прости не признал.

Как я уже говорил, прозвище Красавчик, я получил не за свою физиономию, украшенную шрамом, а, как и известность в определенных кругах, за победу над разведчиком Мурашей на арене. Мне, такое погоняло не нравится. Мне кажется, что оно сильно подчеркивает мою внешность, но поделать с этим ничего нельзя. Каждому ведь рот не заткнешь.

— Ты чего тут делаешь?

— Отец здесь? — проигнорировал я его вопрос, не хватало еще, чтобы зелень устраивала мне допрос.

Петька насупился.

— Пожаловаться хочешь?

— А есть на что?

Пацан сжал губы, покраснел и опустил взгляд. Я знаю, что Серега не пощадит сына за то, что вздумал щипать своего, да еще и был пойман за руку. Но я не собирался его сдавать, мне требовалась их помощь.

Пацан, услышав мои слова, мгновенно изменился и ухмыльнулся.

— Ха, помощь помощи рознь, если мелочь, то и плати мелочью, если какой крупняк, то рублем не отделаешься.

«Хрясь» — отвесил я подзатыльник наглецу. Снова яйцо вздумало курицу учить.

— Нюхай с кем бакланишь, зелень.

Петька потер затылок и снова извинился, на этот раз за наглость.

— Слушай сюда, через пять минут я отправлюсь по рынку к служебному туннелю, за мной хвост, мне нужно узнать, насколько он длинный, — предвидя вопрос юного щипача, добавил — с меня золотой.

— Что, спалился Красавчик? — На лице Петьки появилась улыбка, от уха до уха.

«Хрясь» и пацан снова потирает затылок.

— Передашь отцу, встреча в туалете у платформы.

Петька ушел, а я продолжил любоваться статуей дяди Жоры.

Переживать, что люди на площади видели, как я раздаю оплеухи пацану, я не собираюсь. Это обычная практика в городе, рядом с которым есть другой город, под названием Сочи. Иногда, конечно, пойманных карманников сдают в органы власти, но это приезжие. Местные же чаще всего поступают так же, как и я, надают затрещин и отпускают на все четыре стороны, предварительно вернув свое имущество.

Через некоторое время я заметил, как на площади началось движение шести малолетних щипачей.

Значит, помимо сына, Серега обучает еще нескольких учеников. Это хорошо, тогда они смогут распределиться по всему моему маршруту и остаться незамеченными.

Самого наставника я не смог засечь, оно и понятно, матерый и опытный зверь до последнего будет оставаться незамеченным.

Дождавшись, когда дети покинут площадь, я встал с лавочки и неспешной походкой направился в сторону остановки трамвая, делая вид, что продолжаю рассматривать стены. Но и без этого в убежищах есть на что посмотреть.

Убежища давно превратились из угрюмых пещер в настоящие города. На потолках висят солнечные лампы, по туннелям проложили рельсы, пустили по ним трамваи, стены выровнены и раскрашены пейзажами, напоминая людям о том, каким был их мир до катастрофы. На одних стенах изображено пшеничное поле, на других леса или луга. На стене, возле остановки, нарисована река, уходящая вдаль обрывистыми берегами, посреди которой, художник изобразил островок, с растущей на нем одной единственной березой.

Я не спешу садиться в ближайший трамвай, давая время Сереге и его подопечным, добраться на нем до рынка и промежуточных остановок. Чтобы пацаны могли менять друг друга, не привлекая внимания.

На мое удивление, в следующем трамвае, в который я вошел, я не наблюдал ни одного ребенка.

Ну что же, будем надеяться, Серега знает, что делает.

Пока ехал в трамвае, я не заметил ничего необычного, все обыденно, одни сидят, другие, как и я, стоят и держатся за поручни. Кто-то выходит на остановках, кто-то заходит, ничего странного, за исключением парочки типов, которые выходили, менялись одеждами и снова заходили и одного бородатого мужика в кепке, спавшего на заднем сидении. В отличие от двух дилетантов, за ним я наблюдал особо, но, как оказалось, зря. В один из моментов, когда я повернулся, чтобы вскользь прощупать взглядом дремлющего, он мне подмигнул.

Твою же мать, да это Серега, ну конспиратор блин и где только бороду достал. Фу-ух, прямо отлегло, можно на время расслабиться и спокойно ехать до своей остановки, наблюдая за двумя клоунами, прикидывающимися невидимками, и делать вид, что я их не замечаю.

Вышел на остановке Рынок, вздохнул. Ну не люблю я это место, вот хоть убей. Шум, гам, вечная толкотня, кому как, а мне не по вкусу большие скопления народа, не привык я к этому. Другое дело лёд, одна сплошная тишь да благодать, если конечно Ледоход попадется не болтливый.

Рынок располагается в самом большом помещении Адлерского убежища. Оно настолько огромное, что его свод подпирают десять колонн двухметровой толщины. Самое примечательное место на рынке — это раскрашенный потолок, на котором красуется небо с облаками, а под ним на тоненьких тросиках рассекают манекены птиц, а из динамиков доносятся разные звуки. Я на него смотрел лишь однажды, после чего произошло знакомство с Серегой, отцом Петьки. Но в отличие от сына, он получил от меня не затрещину, а перелом большого пальца правой руки, а после того как я узнал, что он единственный кормилец в семье с тремя детьми, пришлось оплачивать его больничный. Теперь он и его банда малолетних преступников, если не считать случайности как сегодня, не пытается влезть мне в карман.

Лотки и магазинчики разных размеров располагаются на всей территории рынка и стоят настолько плотно, что иной раз, два человека с трудом могут разминуться. Здесь можно купить все что угодно, продукты — какие хочешь, грузовик — да пожалуйста, плати и иди, забирай на выходе из убежища в верхнем городе. Здесь торгуют не только местные, но и грузины, турки, немцы и даже китайцы. Все благодаря выгодному, приграничному расположению Адлера, он стал своего рода перевалочным пунктом между Ближним Востоком и Севастополем, а тот, в свою очередь, практически центром мировой торговли. Через него шли товары с Европы и Азии, Африки и Ближнего Востока, и, конечно же, со всей России. Летом туда и оттуда прут баржи со Средиземного моря. Зимой все ледовые дороги, ведущие к воротам Севастопольского убежища, превращаются в полноводные транспортные реки. А по своим размерам Севастопольское убежище уступало лишь одному городу — Москве. Почему столица России осталась на том же месте, на котором находилась до катаклизма? Все просто, от нее идет прямая дорога до Питера, единственного места в мире, где производят Солнечные лампы, без которых люди в Северном полушарии давно бы все вымерли как динозавры.