"Фантастика 2024-83". Компиляция. Книги 1-16 (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич (книги бесплатно полные версии TXT, FB2) 📗
И приятное дополнение: в связи с увеличившимся товарооборотом с Германской империей, и таможенные сборы существенно вырастут. А нам, на пороге войны, любая лишняя копеечка пригодится. Кредиты у английских евреев мы больше точно брать не станем. Лучше второй круг всероссийской лотереи запустим. Первый, эффект которого несколько сгладился бушующим в мире экономическим кризисом, все-таки показал себя просто отлично. И люди — особенно счастливчики — были довольны, и прибыток в казну был существенным.
Вполне может так случиться, что придется распечатать неприкосновенный золотой запас. Накапливали мы его долго, трудно, и собрали не так чтобы много. Но, главное, что, имея в «закромах Родины» несколько десятков тонн благородных металлов в качестве обеспечения, мы можем себе позволить печать дополнительных банкнот.
Ну и, что совсем последнее средство, мы можем просто тупо допечатать бумажных денег. После войны это неминуемо вызовет новый виток инфляции, но позволит хоть как-то свести концы с концами на время ведения боевых действий.
В общем, все не так страшно, как могло бы казаться.
О том, что налоговая реформа потенциально может привлечь в казну дополнительно под сотню миллионов, старался не думать. Потому что расчеты расчетами, а реальность периодически выкидывает такие коленца, что только за голову хвататься остается. Одному Господу ведомо как оно все пойдет. И будут ли вообще эти «лишние» миллионы.
Вечером восьмого сентября, в воскресенье, в Светлый праздник Рождества Пресвятой Богородицы, я, наконец, прибыл в Санкт-Петербург. И, как выяснилось, успел как раз вовремя. Ибо, как только известие о моем приезде донеслось до ушей Наденьки, та вдруг надумала родить.
Удивительные все-таки существа — эти женщины. Девять месяцев носить в животе нового человечка, готовиться, знать, в конце концов, что наступит момент, когда его придется родить, и все равно испугаться в последний момент. И ладно бы это наше дитя было бы первым. Нет. Третье.
Благо в старом доме все было уже давно готово. Слуги четко знали что делать. Доктор с акушеркой явились так быстро, будто бы за углом ждали, когда их позовут. Ну а то, что первый, что вторая оказались несколько подшофе, так праздник же. Грех не порадоваться.
Три часа и бутылку коньяку спустя, мне предъявили малюсенький сверток с краснокожим, как индеец, младенцем. Со сморщенным недовольным личиком и известием, что на этот раз Господь послал нам с Наденькой дочь. Имя придумали уже давно. В том числе, женское, если будет вдруг востребовано. Ну а так как это был наше первое дитя после награждения меня графским титулом, то и назвали мы дочурку Евгенией. Что в переводе с древнегреческого означало — благородная.
За хлопотами и заметить не успел, как сначала наступил понедельник, а потом и утро. Утомленный бессонной ночью, на службу не пошел. Решил, что ничего страшного не произойдет, если мои каникулы продлятся еще на один день. Тем более что и сваливаться, как снег на голову, своим кабинетским — тоже идея так себе. Можно случайно увидеть что-нибудь неприятное — вроде отлынивающих от работы чиновников — разочароваться, и, с устатку, начать причинять справедливость. У меня и без этого людей не хватает, а станет их еще меньше.
В то, что канцелярию премьер-министра не оповестили о моем возвращении, совершенно не верилось. В курсе они, в курсе. И мои люди, и люди регентов, и конечно — служащие князя Владимира. А к вечеру понедельника, наверное, даже столичные шавки подзаборные узнали, что Воробей вернулся.
Лег почивать, строго на строго наказав слугам разбудить меня к обеду. То, что на службу не пошел — мое личное дело. Могу и прямо из дому работать. Это вообще многими столичными вельможами практикуется. А вот в том, что не известил о своем возвращении непосредственное руководство, уже проступок. Злые языки не преминут воспользоваться, нашепчут в уши, что, дескать, возгордился, зазнался, царская семья ему не указ…
Потому, проснувшись и перекусив, немедля сел писать коротенькие послания с запросами на высочайшие аудиенции. Князю Александру, князю Владимиру и вдовствующей императрице Марии Федоровне. Остальным — перебьются. Остальные, учитывая мое, через орден, вхождение в семейный клан правящей фамилии, по положению мне должны отчитываться, а не я им.
И конечно, пришлось отправлять гонцов. Не телеграммы же слать. В этом деле даже телефон, окажись он под рукой, нельзя использовать. Только бумага, и только собственноручно написанный текст. Выражение подчиненного положения, уважения к адресату и верноподданнических чувств. Только так.
Отправил. Каждого проинструктировал лично. Что говорить, как говорить и непременно предложить доставить ответ, коли он случится.
Санкт-Петербург — большой город. Даже не в плане количества населения, а в плане расстояний. Это только в сравнении с двадцать первым веком кажется — ничего такого. Столица едва-едва за Фонтанку выползла. Но ведь и автомобилей пока еще нет. Не говоря о метро. К тому же и бегать приличным горожанам по улицам практически запрещено. Бегают дети и преступники. Одни от переполнявшей их энергии, вторые от полиции. На бегущего взрослого автоматически накладывается подозрение в злом умысле, а городовых в Питере много. Не говоря уж о дворниках, которые, кстати, тоже считаются младшими служащими МВД, хоть и внештатно.
Санкт-Петербург — большой город, и как бы мои гонцы не торопились, процесс оповещения начальства затянулся. Впрочем, я и не ждал ответов ранее следующего утра. Газеты ни о чем экстраординарном не писали. Слуги, охотно делящиеся с Наденькой городскими слухами, тоже ничего этакого не сообщали. Значит, никакой острой нужды в моем немедленном лицезрении у членов царской семьи и не было. Опять же, положено несколько задержать ответ. Показать, так сказать, мое истинное положение в обществе. А я кто? Вице-канцлер, первый министр и приемный дальний родственник, конечно. Но не друг, не собутыльник. Просто чиновник. В высоких чинах, но все же — всего лишь один из многих.
Доктора, что принимавший у супруги роды, что наш семейный, в один голос уверяли, что о здоровье Наденьки нет повода беспокоиться. Так что утром я, приказав прежде обновить цветы в расставленных по всей комнате вазах, поцеловал жену, еще раз поблагодарил за новое чадо, и отбыл на службу.
На улицах столицы правил ветер. Он у нас в Петербурге такой: властный и непредсказуемый. Может дуть сразу со всех сторон, и угомониться в один миг. Стихия, что с него возьмешь?!
В тот день ветер и вовсе разгулялся. Раззадорился. То забавлялся, бросая в глаза лошадям гроздья опавших листьев, то подталкивал экипаж так, что бедным коняжкам и тянуть не нужно было. То налетал сбоку, раскачивая коляску и вызывая гудение в трепещущих брючинах. Дамам, опасающимся за приличный вид и обремененным сложными прическами, в такую погоду лучше вовсе из дому не выходить. В миг закружит, растреплет и перекосит и платье и волосы.
Дождей, говорят, уже с неделю вовсе не было. Сухо, довольно тепло и солнечно. А ветер… А что ветер? Он городу, одной стороной глядящему на море, привычен. Зато каков красавец наш Петербург в такие вот осенние деньки! Весь сияющий имперским золотом с багрянцем на деревьях, в переливах чистейшего, хрустального даже, воздуха. Голуби, чайки, клочья дровяного, ароматного дыма с пароходов, расталкивающих по каналам баржи с товарами, в нескончаемой игре света и тени. И даже каналы те, кои то веки, пахли свежестью, а не воняли чем-то… чем-то неприятно затхлым.
Прямо — таки наслаждение получил от не долгой поездки. Сколько того пути от Фонтанки до Советского подъезда Эрмитажа? Десять минут? Пятнадцать? Вряд ли больше. И вот уже гвардейцы отдают мне воинские салюты, а привратник отворяет предо мной резные двери.
Иду на свой второй этаж знакомо-незнакомыми лестницами-коридорами. Отвык за лето, подзабывать стал. И хотя тело само ступает куда нужно, поворачивает куда нужно, глаза жадно всматриваются, ищут-ищут-ищут отличия. Что-то же должно было измениться?! Определенно — должно. Ведь я же сам — изменился. Я же — тот, и все же немного другой.
