Иеремиевы огни (СИ) - Карелина Ольга Сергеевна (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Он затормозил на ближайшей к больнице улице — уже здесь были размещены временные бараки под брезентом для раненых из союзных войск. Покинув машину, Эжен заторопился к главному входу в здание и на середине был остановлен высыпавшими ему навстречу нетяжёлыми больными и медработниками. Пройти через требующих подробностей страждущих без обстоятельной беседы оказалось невозможно. Около получаса Адамас и Эжен в два голоса рассказывали о событиях на трансляционной станции, о виденных салютах, потом народа вдруг стало в два раза больше, и Эжен решил взять их на себя. Вызвав Лихослава, он отослал с ним Адамаса, а сам остался с солдатами и врачами.
Лихослав повёл было Адамаса прямо к Цезарю, но по пути хорон предложил захватить Петера, которого он, несмотря на всё ранее произошедшее в Абруде, считал частью команды и, что уж там, искренне жалел после его попытки самоубийства. В итоге в палату к двум главнокомандующим и одному начальнику личной гвардии Мессии-Дьявола они вошли вчетвером: последний Посланник — точнее, Посланница — Сати обнаружилась рядом с Петером и, само собой, присоединилась к процессии.
— Ну вот теперь точно цветник, — удовлетворённо констатировал лежащий в кровати с сильно приподнятым изголовьем Рейн. — Здравствуй, племянник!
— И тебе привет, дядя, — улыбнулся Адамас, подходя к нему, чтобы ободрительно коснуться закованной в гипс руки. В целом Рейн выглядел неплохо — и уж куда лучше лежащего по соседству Сейи, у которого на лице под бинтами был виден лишь нос, да и тот под маской. Развернувшись от него к остальным, судя по шуму двигаемых стульев, устраивающихся около Цезаря, Адамас, готовившийся начать свою собственную речь, так и замер: терас, обнажённый по пояс и с перебинтованным плечом, встал с кровати и неотрывно смотрел на напрягшегося Петера.
— Ты ведь Завьялых? — тихо спросил он, и Петер медленно кивнул. Цезарь извлёк из кобуры пистолет, который врачи, очевидно, не смогли отобрать, и, заставив всех присутствующих забеспокоиться, задумчиво покачал его на ладони.
— Я хотел найти тебя… давно. Но случая всё не представлялось, дела, всё такое, — он мрачно улыбнулся. — Ты вылитый отец, так тебя и узнал.
— А зачем… хотели найти? — деревянно уточнил Петер, ещё не успевший сесть и отступивший от Цезаря почти к самой двери.
— Попросить прощения. За себя… и за Аспитиса тоже за компанию, от него же не дождёшься. Тебе не говорили, кто ваших друзей-генштабовцев убил? А потом и всю твою семью?
— Вы?
— Я курировал. Не всегда получалось избегать вот такого. Пару раз, чтобы Аспитис совсем с ума не сходил, приходилось убирать и приближённых к Рэксу Страхову агентов, и, если я не мог отвести дуло, я брал это на себя. Такими были ваши друзья, — Цезарь сжал рукоять пистолета, и Адамас понял, что сам с начала этого разговора почти и не дышит. — Ну а потом и твоих родителей решили… чтоб не служили плохим примером для других. Я знал, кто другой и ребёнка застрелит, у нас хватало больных на голову фанатиков — в те годы их повылазило особенно много. Поэтому я пришёл сам. Кому ещё нести кару от лица Аспитиса Пикерова, как не его правой руке? Странно, что я не видел тебя в тот наш приезд на учебную базу, но, видно, была не судьба. Я всегда знал, что однажды расскажу тебе, почему ты остался сиротой. Чтобы ты ещё раз подумал, на чьей стороне ты хочешь служить.
— Вы продолжали работать на него, хотя делали не то, что считали правильным, — Петер нервно почесал локоть. — Почему?
Цезарь пожал плечами.
— Если бы я ушёл, кто бы остался? Знаешь, что здесь по-настоящему невероятно? — он оскалился и бездумно посмотрел на пистолет. — Что после всего того, что творилось в те шесть лет, после того, на что он нас вынуждал, теперь, оказавшись у пустого корыта, он просит нашей дружбы. Моей дружбы!
На последних словах его голос сорвался в рычание, и Адамас осознал, что ещё немного и Цезарь начнёт громить палату. Картинка из разных кусочков: бессильная злость «правой руки Аспитиса Пикерова», его по неизвестным причинам отстранение от важных миссий в их непростое время, а в итоге и вовсе ссылка на Север, как когда-то поступили с Бельфегором, столь малое количество агентов, ушедших за Аспитисом в слияние, — сложилась в одно целое, и Адамас спросил:
— А ему-то вы об этом сказали?
— Ну не такими словами, конечно, — стрельнул в его сторону искрящими, как оголённые провода, глазами Цезарь. — Не мог же я, в конце концов, в лицо сообщить Мессии-Дьяволу, что, по моему мнению, пятнадцать лет назад он своим решением предал не только меня и Рэкса, но и всю нашу организацию? Что не глядя разрушил то, что строилось десятилетиями, пока Август, Филипп и Эдриан были заняты своим здоровьем, Рейо Стамесов — наукой, а Люцесс — делёжкой власти?! И что, если он не принесёт искренних публичных извинений, даже после падения Марка к нему никто не вернётся? Я удивлён, что за ним вообще кто-то пошёл!
— А вот стоило бы сказать, — Адамас очень зрелищно закатил глаза. — Я понимаю, культ личности и иже с ним, но приближённые нужны для того, чтобы советовать, а не молчать при всяких непотребствах. Но — ладно. Тогда и правда всё было совсем плохо. Сейчас есть шанс всё исправить. А если и вы его оставите, Аспитиса может опять качнуть куда не надо.
— О, да пулю ему в лоб и все дела, — сплюнул Цезарь. — Надоело вечно волноваться, куда кого качнёт! Ему, чёрт подери, не двадцать лет, чтобы в чём-то сомневаться!
— Багаж у него тяжёлый, — хмыкнул Рейн. — Пойми и прости. Что ж вы все расхлябываетесь, как только какой-нибудь добрый человек перестаёт за вами надзирать? Начинаю думать, что запрограммированная неспособность совершать ошибки, о которой Аспитис грезит в отношении будущих Особенных, это лучшее, что может случиться с человечеством!
Цезарь скривил губы, отворачиваясь, но вид у него уже становился задумчивым, и Адамас выдохнул. Смешно, что определённые вещи некоторые понимают в семнадцать, а некоторые могут и до старости не понять…
Петер, дождавшийся тишины, робко протянул руку к Цезарю, явно намереваясь сказать что-нибудь по поводу прощения гибели двух дорогих ему семей, но тут дверь грохнула от чьего-то удара извне, слетела с петель, и все собравшиеся в палате узрели на пороге незнакомого чёрно-серебристо-волосого солдата в неопознаваемой форме и платке, закрывающем смуглое лицо до самых малахитовых глаз.
— Джекпот, — глухо проговорил он, как будто нарочито медленно вскидывая только что извлечённый пистолет, и вкупе с голосом Адамас узнал эти ледяные глаза. Однако прежде, чем он успел что-то сделать или сказать, Цезарь, так и не убравший оружия, выстрелил в проём двери мимо солдата — там, за его спиной, мелькнула секунду назад неясная тень. Солдат, дёрнув рукой, поймал в неё пулю — не уловимые глазом движения, лишь кровавое пятно расплылось на обнажённом предплечье, — а потом ближе всех стоящий к двери Петер бросился на него, и оба они в мгновение вылетели в коридор.
Цезарь выскочил из палаты следующим. Из-за его спины Адамас увидел, как пытающийся отбросить Петера Брутус пропустил удар от тераса, отшатнулся к окну — напротив палаты были только окна во внутренний двор больницы, — и вставший на ноги Петер опять кинулся на него. Цезарь в этот момент поднял за ворот над полом оказавшегося тут же Хаса, не успевшего ни принять участия в сражении, ни отойти на безопасное расстояние, ударил его головой о стену, и отвлёкшийся на это Брутус подставил руки для Петера слишком поздно. Вельк снёс его прямо в окно — разбив стекло, они вместе упали со второго этажа, и Цезарь, скалясь, подтащил потерявшего сознание Хаса к проёму и выставил его на протянутой руке.
— Уверен, что он переживёт падение в твои объятия, Брутус? — крикнул он, и подбежавший Адамас, борющийся с желанием отобрать у тераса Хаса и останавливаемый лишь воплощением угрозы Цезаря в жизнь, дёрнул на себя соседнее окно. Брутус стоял на коленях, подняв пустые руки под наставленным Петером на него дулом пистолета, и задрав голову смотрел на Цезаря.