Профилактика - Ильин Владимир Леонидович (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
— Да ладно вам пороть ерунду, — сказала она, озираясь явно в поисках милиции — видимо, в голове ее в этот момент всплыли газетные статьи о том, как время от времени попрошаек-подростков похищает мафия, занимающаяся подпольной продажей человеческих органов для трансплантаций. — Никакого бога на свете вовсе нет, если хотите знать.
— Разумеется, — невозмутимо сказал я. — К тому же, я и не претендую на роль Всевышнего. Я не сотворял мир. И так получилось, что из всех качеств божьих мне досталось только всемогущество. Понимаешь? Возможность творить чудеса — любые.
Девчонка исподлобья покосилась на меня и отвернулась.
Потом тихо проговорила:
— Что ж, тогда сделайте какое-нибудь чудо, чтобы я поверила.
Сердце мое больно сжалось на миг.
Она была еще совсем ребенком, раз даже горе не убедило ее в том, что мир безжалостен и в нем не места чудесам.
— Ага, вот мы и вернулись к тому, с чего начался наш разговор. Так чего ты все-таки хотела бы — пусть даже в качестве проверки?
— А угадайте с трех раз!
— Милая моя незнакомка, — укоризненно сказал я. — Да знаю я прекрасно, чего ты хочешь. Ты хочешь, чтобы твоя мама вернулась с того света так, будто ничего с ней не произошло. Живой и здоровой. Так ведь?
С каждым моим словом девчонка все больше бледнела и вжималась спиной в стену.
— В принципе, твое желание понятно и объяснимо, — безжалостно продолжал я. — На твоем месте любой захотел бы этого. В принципе, я мог бы воскресить твою маму. Но есть одна небольшая загвоздка...
Я старательно выдержал паузу, чтобы она спросила:
— Какая?
— Понимаешь, мой чудесный дар ограничен одним условием. Чтобы твоя мама ожила, я должен убить кого-то другого. Ну и кого, по-твоему, я должен отправить на тот свет?
Она задумалась лишь на секунду.
— А вы разве сами не видите? Да их полным-полно вокруг! Вот, посмотрите! — Она обвела широким жестом людской поток в переходе. — Девяносто девять процентов из этой толпы — подонки, сволочи и гады! Я стою тут уже пятый день! И знаете, сколько человек откликнулись на мою надпись на картонке? По пальцам можно пересчитать!..
— По-твоему, это сплошные негодяи? — возразил я. — Они просто не верят надписи на твоей картонке. Ведь в газетах пишут, что в метро просят милостыню исключительно мошенники. Что существует специальная мафия, которая заставляет стариков и инвалидов добывать таким способом деньги. И это тоже — правда.
Девчонка угрюмо слушала меня, опустив голову. А потом сказала:
— Вот и накажите этих гадов! Убейте кого-нибудь из них вместо мамы! Если вы действительно можете все...
— Нет, — сказал я с невольной горечью. — Я этого не сделаю.
— Но почему? — удивилась она.
— Потому что каждый имеет право жить, — сказал я. — Даже самый гнусный преступник. И я не хочу творить чудеса ценой чьей-то жизни...
Она вдруг сделала шаг вперед и попыталась ударить меня по щеке, но я вовремя перехватил ее руку. Глаза ее запылали искренней ненавистью.
— Ну и убирайся тогда на все четыре стороны! — выкрикнула девочка. — Пошел на …! Тоже мне, Господь нашелся! Ты вовсе не Бог! Потому что Бог должен любить людей и помогать им!
— С какой это стати? — ворчливо осведомился я. — Никому я ничего не обязан и не должен, понятно?
— А тогда на хрена ты вообще нужен? — вдруг спросила девчонка и, прежде чем я успел ответить, повернулась и, ссутулив угловатые плечики, побрела прочь по переходу.
«Постой! — хотел крикнуть я ей вслед. — Постой же! Ты же не дослушала меня! Думаешь, мне легко — видеть, как сука-жизнь ежеминутно и ежечасно втаптывает людей в грязь, перемалывает своими челюстями их судьбы, а я, способный изменить все одним словом — вынужден носить в себе проклятое всемогущество, как женщина — переношенный плод, и не сметь его применить?!»...
И я хотел броситься за ней вслед, догнать и прижать к себе, потому что этой девчонкой была не кто иная, как моя сестра Алка. Во всяком случае, лицо у моей собеседницы было точно Алкино. Такое, каким оно было в тот год, когда мы с ней потеряли родителей.
Но ноги мои напрочь отказались повиноваться, они становились все мягче и мягче, словно были пластилиновыми. Я с ужасом посмотрел на них и обнаружил, что вместо ног у меня действительно какие-то бесформенные столбы глиняного цвета и что они неуклонно растут, вознося меня кверху, и вот я уже достал головой высокий потолок, и он разлетелся на кусочки, не в силах держать напор прущей из меня энергии, и вот уже я стал стремительно возвышаться над городом, словно поднимался куда-то ввысь на невидимом лифте, и под ложечкой поселился ледяной страх, когда я осознал, что с каждым новым метром моего роста увеличивается вероятность того, что мои глиняные ноги не выдержат многотонного веса, и тогда я, такой большой и одновременно такой нелепый, обрушусь с огромной высоты на город, успевший превратиться в людской муравейник, и тысячи, миллионы жизней, оборвутся в один миг, но я уже не успею загадать свое самое заветное желание...
Я в ужасе завопил — и проснулся.
Немного полежал на жестком ложе, чтобы прийти в себя.
В стальной, грубо окрашенной двери камеры звякнул закрывающийся «глазок». Видимо, я кричал не только во сне, но и наяву, раз охранник, днем и ночью дежуривший по ту сторону двери, счел необходимым заглянуть в камеру.
Окон в камере не было, а свет должны были зажечь, когда я встану.
А я вот не буду вставать — зачем? Все равно нет никакой разницы, лежу я, сижу или расхаживаю по этой бетонной клетушке, свет в ней или тьма...
Откуда все-таки взялась в этом, столь похожем на настоящую жизнь, сне девчонка-попрошайка с Алкиным лицом?
А-а, кажется, вспомнил...
Когда я еще работал дежурным по станции метро, я частенько встречал девчонку в красной кофте с позорной картонкой на груди. Одно время она приходила на перрон, как на работу — каждый день, с утра до вечера. Только, в отличие от той, что мне сегодня приснилась, она никогда не плакала. И на мою Алку она не была похожа. Я с ней не разговаривал, но от женщин, работавших со мной в одной смене, знал, что мать у этой девчонки действительно умерла. Она работала кассиром в каком-то банке — всю жизнь, с утра до вечера. Банк был коммерческий, и его сотрудникам брать больничный не рекомендовалось. Зато платили достаточно, чтобы содержать двоих детей без мужа. Женщина умерла от внезапного сердечного приступа утром, когда собиралась на работу...
Девчонка простояла на нашей станции почти месяц. Потом, как это бывает в таких случаях, ее вытеснили профессиональные конкуренты. На ее месте обосновался юноша в военной форме без обеих рук. Однако он потерял руки не на войне. Он был студентом консерватории, но любил развлекать народ в подземном переходе, играя на скрипке. Он делал это не ради денег — ему нравилось, что, когда он играл, лица у прохожих становились светлее. Но однажды к студенту подошли двое и предупредили, что не любят одиночек-самозванцев. Парень пренебрег этим предупреждением. А на следующий день попал под трамвай... Когда он вышел из больницы, его нашли все те же двое и предложили зарабатывать не только на себя, но и на неких могущественных покровителей. Причем без всякой скрипки...
Ну все, хватит вспоминать прошлое. В моем положении следовало бы думать о настоящем да о будущем. Правда, что касается настоящего, то тут ничего интересного не наблюдается: тюрьма как тюрьма. Правда, обращаются со мной не как с убийцей государственного должностного лица, а, скорее, как с низвергнутым монархом.
Распорядок дня устанавливаю себе я сам, администрация в это никак не вмешивается. Хочу — буду спать двадцать четыре часа в сутки, а захочу — буду глаз не смыкать днями напролет, и никто меня за это не упрекнет. Кормят тут, как в санатории, и даже основные удобства имеются в виде небольшой ванной комнаты с душем и биотуалетом. Первое время я со злорадным любопытством ждал, как тюремное начальство решит проблему моего бритья — неужели не побоятся доверить мне бритву, пусть даже и электрическую? Однако они оказались умнее, чем я думал. Проснувшись в очередной раз, я нашел в ванной среди всяких флаконов и пузырьков тюбик с кремом-эпилятором.
