Филумана - Шатилов Валентин (мир книг txt) 📗
И отключился. На этот раз – просто заснул.
– А пить?.. – уныло поинтересовалась л и безнадежно махнула рукой. Если честно, то меня и саму тянуло в сон. Вроде бы должна была отоспаться в свой песчаной берлоге на всю оставшуюся жизнь —так нет…
– А где твоя кроватка? – поинтересовалась я у сына, усиленно раздирая слипающиеся веки. – Куда ты ложишься спать?
– Ать, – отозвался мальчик. Протянул руку к моей ладони. – Ди.
– Пойдем, – согласилась я.
И на усталых, ватных ногах приплелась за ним в совершенно нежилого вида катакомбу. Узкую, мрачную, несмотря наЪран-жевые блики редких перистых облачков под низким потолком – а может, и благодаря им. Длинную —такую, что ее дальняя стена терялась где-то за пределами видимости. Неровные бурые стены покрывала шерсть разросшегося мха. А довершали убожество пейзажа гнутые ржавые штыри чуть не моего роста, натыканные в беспорядке здесь и там.
– Ать, – приветливо сообщил сынишка, указывая ладошкой на парочку особо мерзких штырей.
Я недоуменно приблизилась к ним, пытаясь сообразить, как все это понимать: не предполагает ли Олежка, что я после своей песчаной люльки смогу заснуть, только взгромоздившись на штырь?
Последнее, что я запомнила, – это чувство тихой радости от прикосновения тела к чему-то мягкому и пушистому. Такому, на чем приятно и растянуться, и расслабиться, и подремать всласть, забыв обо всем на свете…
Сон был развесело-сияющий: радужно брызгающийся водопад, радостное купание в его струях, солнце – очень много солнца. И полная, какая-то невероятная свобода, когда можно все. И что бы ты ни сделал – все будет просто классно!
Даже оранжевые облачка, которые я увидела, открыв глаза, тоже еще как бы соответствовали сну. Но остальное!… Что за жалкая фантазия была у создателей всех этих погребов. Я бы даже сказала – извращенно-жалкая. Сплошные закоулки, бугристые пещеры, катакомбная угрюмость… Единственная ровная стена – на пищевом складе! Единственное подлинно красивое блюдо – оказывается, чуть ли не отхожее место.. Странное понимание бытовой эстетики. А ведь могли бы, судя по всему, построить настоящий дворец – технический уровень вполне позволял..
Ладно, не будем о грустном.
Я вышла – яко Афродита из пены – из полупрозрачной массы, пузырящейся между двумя ржавыми шестами. И масса с тихим умильным вздохом исчезла за моей спиной.
Зато впереди возник коленопреклоненный, покаянный Бок-ша Все еще истощенно-худой, но уже чисто вымытый. В стираной, хоть и рваной, рубахе С ясным взором кротких глаз.
– Ты чего тут делаешь? – недовольно поинтересовалась я.
– Вас дожидаюсь, – покорно склонив голову, ответствовал ант, – Пока вы, княгиня, и княжич Олег Михайлович изволите покинуть опочивальни свои.
– Это опочивальня? – Я невольно оглянулась на гнутые ржавые железяки позади.
– Это та, которую вы изволили выбрать А Олег Михайлович всегда почивают вон в той, – Бокша указал в дальний конец мрачного коридора, где неявным облаком продолжала пузыриться капля полупрозрачного киселя.
– Княгиня, вы уж накажите меня как следует, – попросил Бокша со слезой в голосе – Что я по скудоумию своему кинул княжича на столь продолжительное время. Ведь, почитай, цельный месяц меня с ним не было. Виноват я, ох виноват!… Так бы и помер с сим грехом тяжким. Спасибо вам, матушка-княгинюшка, что не дали помереть, что пришли, выручили меня, бестолкового…
Бокша, и правда, был виноват, но выговаривать ему за это, а тем более наказывать (как? по щекам княжеской дланью отхлестать, что ли?) что-то не хотелось.
– Сначала дай мне умыться после сна, – приказала я. – А после уж разберемся. В чем ты виноват и что тут у вас делается. Показывай, где здесь умывальня и прочие удобства.
– А и нету умывальни, – озадаченно присев на коленях, сообщил ант.
– Ну где-то ж вы моетесь?
– В опочивальне.
– Там? – Я ткнула пальцем за спину. Бокша закивал.
– Но как же я там могу умыться? – с сомнением уставилась я на анта.
– Так уже ж. – Бокша замялся недоуменно.
– Что уже?
– Помылись уже. Вы ж, княгиня-матушка, и так чистая…
– Чистая? – Я взглянула на свои руки, потрогала щеку. Ощущение чистоты и вправду присутствовало.
– Это что ж – Я широко распахнула глаза. А потом прыснула от радостной догадки. – Это что, пока спала – я и купалась? А одежда?.. – оглядела я платье.
Действительно, чистое – никаких следов вчерашних ползаний на животе.
Надорванная нитка, правда, как болталась, так и болтается Непорядок. Вот если б эта опочивальня еще и штопать могла– цены б ей не было! Хотя – кто ее знает, может, и умеет. Только моя одежка для ее швейно-ремонтных упражнений не подходит – слишком уж простовата. Был бы на мне комбинезон из пластика, может, тогда она бы и взялась. А из-за какого-то, прости господи, княжеского платья?..
Вопрос с гигиеническими процедурами разрешился сам собой. Вот откуда Бокша такой чистенький л постиранный взялся!
– Ну пошли хоть позавтракаем, раб ты мой нерачительный. Заодно и расскажешь.
По совету Бокши я выбрала неяркую пищевую плитку – чуть зеленоватую, с голубыми полосами. Вкус, возникавший на языке, возвращал меня к весеннему маминому салату, к первой, нежной еще редисочке. Хрумкая этой плиткой, я и слушала немудрящий Бокшин рассказ.
Про то, как оторвались они тогда, в зимнем лесу, от погони, как добежали до Киршагского кремля. Там их приняли по-доброму, Бокшу узнали, поверили, что невдалеке бой идет и что законную супругу их кравенцовского князя захватить хотят в полон. Что после было – этим Бокша не очень интересовался, все младенцем был занят Но отряд вроде выслали. Да как-то неудачно: и княгиню отбить не сумели, и, пока скакали вкруг Киршаговой пустохляби туда-сюда, к незапертым воротам кремля проникли вражеские лазутчики. Которые и не дали ворота закрыть, а навесной мост вовремя поднять. Вот тогда к кремлю и придвинулись отряды ворогов.
Бокша о том злодейском случае услыхал чуть погодя, когда неприятель был уже в самом кремле и вовсю искал княжеского отпрыска (и прознал же, злодей, откуда-то!). Тогда-то Бокша с княжичем на руках и кинулся спасаться в подземные ходы, которые помнил еще по гуляниям вместе с матушкой-княгиней. И еще старуха к нему прибилась, нянька. Да, может, матушка-княгиня помнит ее – Чистушей звать…
– А где Чистуша-то? – спохватился Бокша.
– Как – где? – удивилась я. – Там же, где и была. Вон, за углом лежит.
– А чей-то она там лежит? – не понял Бокша. – Чего не в опочивальне?
Я только плечами пожала – откуда мне знать?
– Ой, не нравится мне, что она там лежит! – озаботился ант. – Пойду гляну – не сталось ли чего?
Я не препятствовала. Хотя и не могла понять – что могло статься с мумифицированным трупом кроме того, что уже случилось?
Бокша вылетел оттуда буквально через мгновение. Лицо бледное, глаза круглые.
– Да она ж там мертвая! – сообщил он подрагивающими губами.
– Бокша, – с подозрением уставилась я на него. – Она давно мертвая. Она уже и высохнуть успела. Разложение трупа, правда, не произошло – видно, здесь в воздухе что-то стерилизующее намешано. Против микробов. Но на мумификацию времени должно было уйти достаточно. Год, если не годы. Ты сколько, говоришь, гулял, бросив тут моего сына?
– Матушка-княгиня… Христом-богом… Недели две, ма-будь, три… Не прогневайтесь, жива она была, когда я ушел разузнать… Да рази ж я оставил бы малого княжича одного?.. С ней и оставил, она ж нянька, пригляд знает… Матушка-княгиня… – Он снова бухнулся на колени.
А я смотрела на него в глубокой задумчивости. Что у него в мозгах – увидеть не могла. Это было непривычно и неудобно – не знать, что делается в голове у собственного анта. Но такое уже случалось в этих местах, когда мы с ним тут плутали. А вот чтобы мой Бокша внаглую врал своей госпоже? Нет уж, в это верить я отказывалась!
Мой ант уже заливался горючими слезами, не в силах доказать матушке-княгине правдивость своих слов, когда вдруг нашел нужный аргумент. Поднял на меня просветленное лицо: – Да ведь я больше и не прожил бы, госпожа! Сидючи под той страшной дверью! Не евши-то. Пить было – там ручеек недалече течет, а поесть – совсем нет… Я и так почти что окочурился уже – если б только вы, матушка-княгиня, по доброте своей ту дверь не открыли рабу своему… А год живу быть совсем без прокорма – это ж никаких сил человечьих не хватит!
