Сборник Попаданец (СИ) - Мельник Сергей Витальевич (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
Значит, буду терпеть, стиснув зубы. Теперь мы слуги в замке, так тому и быть, не могу я прыгнуть выше головы. По крайней мере не сейчас. Пока.
Минул день, и прошла ночь, обоз то катил, пыля по дороге, то становился на привал, и тогда, слуги, едущие с нами на телегах, раскладывали столы и готовили еду для господ. Мы с Ви не отлынивали, во-первых, как я понял, мне бы не позволили те же слуги, а во-вторых, мне хотелось собрать побольше информации о самом Рингмаре и его окружении. Мало ли, как жизнь сложится, могут продать, могут высечь, к каким людям можно подойти с просьбой, а кого стоит избегать как огня.
Полное имя барона было Каливар фон Рингмар, сына звали Ульрих фон Рингмар, и был он единственным сыном барона. Были еще две дочки, старшие, но их барон уже выдал замуж, поэтому ни одной из них здесь не было, они были отправлены по политическим соображениям в соседние земли.
К знати в свите Рингмара официально принадлежали два рыцаря из баронства. Эдгар Вистер Самли, молодцеватый мужчина средних лет с пышной черной шевелюрой, и седой, уже в возрасте Агнер Вирт Коф, старый друг и приятель старшего барона, с которым они прошли огонь и воду в лучшие свои годы.
С Самли в поход отправилось два его сына, довольно крепкие парни лет по восемнадцать-девятнадцать, не расстающиеся с оружием и довольно нелюдимые и неулыбчивые. А вот Коф взял в поход свою младшую дочку Пестре, погодку моей Ви. Знаете, на душе так мерзко стало, когда я посмотрел на них. Две пигалицы, одного росточка, даже похожие чем-то друг на друга, но какая пропасть! Розово-белое чудо в кружевном платьице — и золото, припорошенное пылью и грязью дорог, моя Ви.
Они совсем дети, им бы бегать друг с дружкой за ручку и цветы собирать, а вот никак, никогда и ни при каком условии этому не случиться. Кто мы — и кто они?
Остальные были благородными вроде как условно: дело в том, что рыцарские и баронские титулы утверждались королем Финора, а вот звания лэров, пэров и сквайров раздавались своим людям самими крупными землевладельцами, за особые, так сказать, заслуги.
Эти-то и составляли наиболее злую и надменную массу, вечно стаей крутящуюся у ног барона, пытаясь хоть как-то расположить его к своей персоне. Капризные, срывающие злобу на слугах или же препирающиеся между собой, они по большому счету недалеко ушли по служебной лестнице от простых смертных. К примеру, насколько я понял, ко двору в столицу подобный контингент не допускался. Все их просьбы должны передаваться непосредственно через своего сюзерена, на землях которого располагались их дома и которому, они, так же как крестьяне с Дальней, вынуждены платить ежегодный долг.
Впрочем, что мне с них? Шакалы при Шерхане. Хотя, если вдуматься, то есть возможность выслужиться перед бароном или рыцарем, и тот милостиво отвесит вам перчаткой по хлебалу, нарекая пэром Пупским, давая некоторое преимущество перед прочей массой бесправного народа.
День выдался суетным, господа рассекали вдоль строя на лошадях, заставляя солдат периодически вытягиваться по струнке и сыпля массой всевозможных указаний нам, слугам. Подай, принеси, приготовь, убери, зашей, пришей, почини, сходи… Голова уже к обеду шла кругом.
Ви я старался не отпускать куда-либо без присмотра, мне жутко не хотелось, чтобы еще несмышленая девчонка была избита за детскую шалость одним из этих благородных ублюдков.
Иллюзии и розовые пони, какающие радугой и бабочками, уже через пару часов скончались в моей душе, не успев толком зародиться. Это был тихий ужас, последняя надежда была на то, что в замке половина этих нахлебников разойдется по домам, иначе можно ноги протянуть.
День был тяжел еще тем, что мы, слуги, ели либо то, что оставалось от стола господ, в буквальном смысле объедки, либо то, что упало на пол. У солдат была своя кухня, мы же, словно звери, довольствовались объедками. Боже мой, как же человечество убого! Это не передать словами: нам, двум малым детям, работавшим, как и все, такие же слуги, как и мы, кинули два куска хлеба, не дав больше ни крошки!
Благо в мешке, принесенном мной, еще оставалась еда из деревни. Ви я покормил, сам же ограничился лишь водой, с такими коллегами, как я понял, лучше к врагам. Псы смердящие, действительно — псы у ног хозяев, никакой морали, никакого сострадания или сочувствия. Как же это тяжело!
Вечером поставили лагерь, установив шатры для знати. Завтра планировали быть уже в городе. После беготни и работ бессильно лежал возле телеги, положив голову на колени Ви, которая что-то ласково напевала и пыталась заплести мне косички.
Бедная девочка, как же тебе, ангелу, придется жить в этом дурном мире? Не совершил ли я глупость, забрав тебя из твоего дикого леса, давая на растерзание твою душу и тело этим скотам?
Как мне быть? Как поступить? Я уже не был уверен в том, что следовало покидать лес. Чуть повернув голову, наблюдал за брожением разномастного народа по лагерю. Солдаты, стягивающие с себя тяжелый доспех, слуги, все еще суетящиеся по хозяйству, где-то чуть дальше смех и веселый гомон знатных особ.
Перед лицом остановилась пара чьих-то высоких подкованных сапог с красивой парой филигранных шпор на ремнях. Неожиданно один из сапог резко дернулся, врезаясь мне в лицо, выбивая из глаз слезы и покрываясь кровью из разбитого носа.
— Ах, ты ж тварь! — визгливо закричал младший барон, вновь пиная меня ногой в бок. — Как смеешь ты, выродок, лежать, когда твой господин стоит перед тобой?!
Я попытался вскочить, гнев сковал разум, единственной мыслью было вцепиться в горло этому мелкому гаду и не отпускать, пока из него не выйдет последний воздух, ощущая, как вместе с ним поганца покидает жизнь.
Новый удар прямо в грудь повалил меня на спину, выбив дух и заставляя судорожно пытаться сделать вздох сведенными от болевого спазма легкими. Глаза застилали слезы, все двоилось, сердце выпрыгивало из груди.
— На колени, тварь! — орал мальчишка. — Быстро!
С трудом вернув дыхание, рукавом размазывая по лицу кровь и слезы, я медленно поднялся перед ним, понимая, что сейчас убью гада, кинусь зубами рвать, как зверь дикий, и пусть меня убьют, но эта сволочь получит по полной.
Я смотрел ему глаза в глаза, чувствуя, как в нем нарастает внутренний страх, он еще не понял, что произойдет, но внутреннее чутье, похоже, било тревогу. Словно черти из табакерки, по бокам юного барона нарисовались двое солдат в полном доспехе. Видимо, зная норов своего сыночка, папа приставил телохранителей.
Я стоял, глядя на солдат, и понимал, что мне, как говорится, не светит: стоит мне дернуться — и меня в лучшем случае изобьют, а в худшем порубят мечами на куски, причем без зазрения совести.
Странный шелест, словно тысячи крыльев взметнувшихся испуганных птиц, отвлек внимание стражи от моей персоны.
Ш-ш-ш-ш-ш.
Тук. Тук. Тум-тум-тум-тум.
Глухие удары, словно от крупного града, окатили нас, ринувшись с неба на грешную землю. Глупо вытаращив глаза, я смотрел, как на груди молодого барона расплывается бурое пятно крови, а ровно по центру проклюнулся стальной зазубренный наконечник стрелы. Он покачнулся, заваливаясь на меня, выпуская изо рта вместе с хрипом кровавые пузыри. Тяжелое тело мешком повалило меня на землю.
— Стрелы! — Орал как сумасшедший стражник, зажимая пробитое белым оперением плечо. — Мы атакованы! Тревога!
В общей суматохе и криках умирающих я, словно в замедленной съемке, выбирался из-под трупа, ошалело крутя по сторонам головой и не понимая, что происходит. Видимо, не один я этого не понимал, кругом метались напуганные люди, лишь солдаты, ретировавшись пешим строем, выдвинулись под прикрытием щитов в сторону холмов, где стояли шеренгой лучники.
Загудел горн общей тревоги, появились первые всадники, народ в спешке вооружался кто чем горазд.
— Уна! Уна! — Ви забралась под телегу, рыдая и зовя меня в голос.
— Иду, маленькая, иду, моя хорошая! — Я проскользнул под колеса, обхватывая девочку и прижимая к себе.
