Новый порядок - Косенков Виктор Викторович (прочитать книгу .txt) 📗
«Кадровый вопрос». На эту полку ложились все остальные документы. Однако подходы во всех случаях были одинаковые. Кадровая реформа, замена одних винтиков на другие. Тех, кто уже наворовал, на тех, кто еще не успел.
Константин, прочитав все предложенные бумажки, еще вчера к вечеру разложил папки на две стопки.
Утром они были первым, что бросилось в глаза.
Он осторожно, как к бомбе, подошел к столу.
Взвесил одну пачку, взвесил другую. Сложил воедино и засунул подальше. Под стол, где пылились старые, ненужные бумаги и газеты. Удовлетворившись этим символическим уничтожением нежити, Костя двинулся на кухню заваривать первую утреннюю кружку кофе.
Чиновники шли по стандартному пути, который когда-то давным-давно считался оригинальным. Воруют? Взятки берут? Традиционным методом борьбы с этим всегда было наказание. Посадить. Расстрелять. Загнать в бараки и обнести колючей проволокой. Чтобы белые медведи всех не пожрали… Потом неожиданно пришло осознание того, что воруют обычно не от хорошей жизни. То есть вору и взяточнику вместо наказания надо просто «дать денег». Повысить уровень жизни, исключая, таким образом, стимул к воровству. Эта хитрость имела глубокие корни, откуда-то с очень Дальнего Востока. Некогда один японский император, желая обезопасить себя от генерала-заговорщика, входящего в свиту, на прогулке тет-а-тет дал злокозненному вояке свой меч. Тяжело, мол, старику таскать железяку. И беседовал о цветах. После этой беседы найти более преданного генерала найти было трудно. Хитрый психологический ход получил название «испытание доверием».
На Руси традиционно любили крайности. И коли наказывали, то строго, а если уж испытывали доверием, то с развращающим эффектом. Простая мысль, что повышение зарплат и улучшение уровня жизни должно сочетать с откровенно драконовской системой наказаний, в голову чиновников не приходила.
Идея «дать денег» ментам, чтобы привить им таким образом отвращение к взяточничеству и воровству, была мертворожденной с самого начала.
Белый, нахально рекламируемый по телевизору чайник упорно не желал закипать. Хваленый французский «Мулинексз» — «Дизайн для дома» не переваривал московскую воду, даже пропущенную через фильтр. На спирали накаливания осаждалась известковая накипь. Чайник упорно жрал электроэнергию, работая на карман Чубайса.
— Заговорщик, — пробормотал Орлов.
Отчаянно хотелось кофе. Костя открыл пакет и глубоко вдохнул терпкий, щекочущий аромат.
Утро затягивалось. Константин подошел к окну, посмотрел вниз. Где-то там, семью этажами ниже, по двору, заполненному коробками жестяных гаражей, носились дети. Детвора радостно оккупировала все доступное пространство. Эта кричащая беспокойная армия захватывала плацдармы, опорные пункты, господствующие высоты. Те, что постарше возрастом-чином, действовали планомерно, спокойно, не торопясь. Солдаты несозревшего возраста бросались в бой очертя голову. Скоро на стенах и заборах появятся символы захвата, граффити, похабные надписи, стрелочки… Детей не интересовал результат, они осваивали пространство ради самого процесса. В этом заключался смысл их существования. Клановый принцип, где один всегда держится за другого, позволял детям проводить экспансию без потери сил. Расти, пока есть возможность.
Костя сел на подоконник. Чайник обнадеживающе заворчал, но снова умолк.
— Что-то я отвлекся. — Орлов встал, прошелся по кухне, подсыпал в кружку еще половину ложечки кофе. — Идея дать ментам денег, чтоб не воровали.
Константин остановился, посмотрел в потолок.
«…мертворожденная с самого начала, — продолжилась мысль. — Потому… Потому что процесс зашел уже слишком далеко. Дать много денег, то есть действительно много, невозможно. А чуть-чуть — не поможет. Потому что какие-нибудь сто баксов мент на перекрестке и так в день делает легко, а тот, что повыше чином, вообще на такую прибавку не посмотрит. Ну, а ежели смотреть еще круче, так там в сто долларов разве только сморкнутся презрительно. Можно, конечно, всех выгнать. Но где гарантия, что новые будут чем-то принципиально новым? Да и выгнать не получится. Попытка начать действительно серьезную кадровую чистку в рядах родной милиции может кончиться очень плохо. Если государство ментам не указ, если все куплено и продано… Стрельба будет. Можно, конечно, оружие населению раздать».
Орлов уселся на стул, откинулся на спинку. Чайник уверенно зашумел.
Мимо окна что-то пролетело. Раздался звон.
— Дура!!! — взревел бас этажом выше.
— Алкоголик! — отозвался женский визг. — Ненавижу тебя! Всю жизнь мне испоганил! Подонок ты! Подонок! И друзья твои сволочи!
— Сука!!!
Что-то твердое хлопнулось об потолок. Зазвенела посуда.
— Убью, курва!
Грозно зарычала истерично передвигаемая мебель. Снова звон. Женский визг. Потом хлопнула дверь.
— Открывай, тварюга! — Глухие удары становились все тише. — Зараза!
— На хер пойди, паразит! Урод!!! .
Алкаши наверху еще некоторое время возились, пару раз с грохотом уронили что-то в ванной, подвигали стульями в коридоре и угомонились.
Торжествующе щелкнул выключателем чайник.
— Да, — протянул Константин, наливая кипяток в кружку. — Пожалуй, раздавать оружие населению рано. Многое еще недоработано. Что-то надо менять, кажется.
Он, помешивая кофе ложечкой, вернулся к компьютеру.
Монитор игриво подмигивал ожидающим желтым.
Орлов толкнул «мышку» в сторону. На экран тут же вылез чистый, белый лист «ворда».
— У нас, однако, налицо едва ли не революционная ситуация. Верхи не могут, а низы не хотят. Низы не хотят жить по старой модели, то есть честно и без «рынка», а верхи не могут жить по тем правилам, которые выставляются им низами. Некоторое время назад, впрочем, никаких проблем не было. Верхи забивали на все большой и толстый болт, чем низы вполне уверенно пользовались. Пару лет назад попытка арестовать Липинского кончилась бы, наверное, арестом самого Президента. Теперь, когда Власть усилилась, проявился конфликт. Однако революции не будет.
Константин вывел на экране:
«Революции не будет».
Подумал и добавил в конец фразы вопросительный знак.
Хлебнул кофе. Нажал «Enter» и с новой строки ответил:
«Революции не будет по причине абсолютной дискредитации любой, сколь либо серьезной революционной идеи. Людям, которые еще способны закрутить колесо истории в обратную сторону, нет никакой возможности найти у себя под ногами прочное основание. Увы, оно просто отсутствует. Такие люди есть, они рождаются и, видимо, будут рождаться в России еще долго. Но любая революция держится па твердом идейном основании. Фактически — Вере. За которую каждый отдельный революционер считает возможным отдать жизнь, пожертвовать всем. Лишь бы приблизить тот миг Истинного Царства, когда он и его соратники обретут жизнь вечную по вере своей. Однако представить себе в нынешних условиях какую-то идею, которая бы заставила своих адептов отдавать за нее жизнь, — невозможно. Поэтому люди, готовые к действиям, сейчас погружаются все глубже и глубже в социальное болото, которое их окружает. Им не за что ухватиться, коммерческой жилки они обычно не имеют, служить идеям либерализма не могут по причине морального отвращения. Следует признать, что эти люди, видимо единственные сохранившие хороший политический вкус, просто спиваются, прозябая на минимальных заработках, травясь дешевой водкой и тихо ненавидя весь рынок, систему и товарно-денежные отношения.
Коммунистическая идея их не прельщает, и прежде всего из-за того, что люди действия понимают бесперспективность веры в победу над буржуями. А без этого коммунизм невозможен в принципе. Пожалуй, сейчас в стране даже Главный Коммунист оставил мысль о социальном коммунистическом равенстве и пользует эту идею больше по привычке, заигрывая с избирателем, которого год от года становится все меньше. В России есть одна идеологическая структура, имеющая реальную силу, — это Капитал. Не Маркса, а мировой. Всемирный Капитал, который диктует нам свои законы и вмешивается во все области взаимоотношений человека и общества. Финансовые отношения везде и повсюду. На работе, дома, в семье. Среди коллег, друзей, знакомых и просто чужих друг другу людей. Везде, так или иначе, возникает денежный вопрос!
