Памяти не предав. Авторский сборник - Сергеев Станислав Сергеевич (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Выход только один: обратно и попытаться спрятаться. Вряд ли немцы успели подсчитать, сколько нас было, поэтому рванул обратно, держа автомат у плеча. Подбежал к тому самому злополучному сараю, перепрыгнув через тело заколотого штыком немца, выглянул из-за угла, дал две короткие очереди в бегущих мне навстречу противников, которые тут же попадали на землю. Думал бежать вперед, но со всех сторон слышались крики немцев, поэтому, панически повертев головой, решился и, скрипнув дверью, заскочил в сарай и тупо остановился. Причина для этого была весомой: на сене лежало тело, судя по картинке, которую давал ночник, молодой девушки, но вот положение явно говорило о том, что ее насиловали, и, сделав шаг вперед, осторожно дотронулся до шеи и тут же отдернул руку, почувствовав, как испачкался в чем-то теплом, мокром и тягучем. Девушка была еще теплой, но вот жизни в ней уже не было. Свежая и явно профессионально нанесенная рана на шее говорила о том, что последний вскрик был криком смерти. Странно, я такого вдоволь насмотрелся и в своем времени, но все равно каждый раз чувствую себя мерзко. Молодые девушки, будущие матери, которые должны испытывать счастье материнства и дарить свою любовь, гибли…
Звуки снаружи привлекли мое внимание, и я не нашел ничего лучшего, как спрятаться в сене, прикрывшись трупом девушки. Странное чувство испытывал, лежа в этом положении. Через некоторое время почувствовал, как на лицо капнуло что-то тяжелое, вязкое, потекло по щеке и стало затекать на шею. Я понял, что это такое, и в душе начала разгораться ненависть, дикая ненависть, как в другом мире, когда увидел вырезанный бандитами лагерь Красного Креста.
Лежа в сене и чувствуя, как по лицу течет кровь изнасилованной и убитой немцами девушки, я не боялся. Странно, ведь сейчас немцы будут зачищать строения поселка, в поиске оставшихся русских, которые сумели положить не меньше десятка солдат Вермахта. Хотя если посчитать, то вроде как положил десятка полтора, такое не может не разозлить. А я вот не боюсь. Автомат под рукой и ствол направлен в сторону двери, и я при необходимости смогу вальнуть всех, кто попытается устроить тут более основательный обыск и реально найдет мое израненное тело.
Время шло, на улице слышались крики и выстрелы. Топот ног, шум двигателя и даже лязг гусениц. Наконец-то скрипнула дверь и на пороге нарисовались два немца с карабинами. Один из них подошел поближе, осветив фонариком полуголую девушку, ткнул ее стволом карабина и что-то зло высказал. В его фразе, явно содержавшей много мата, прослеживалась связь с заколотым штыком Хельмутом. Второй закричал, и в помещение вошел офицер. В свете фонариков он немного постоял, рассматривая девушку, потом что-то коротко буркнул, как на параде развернулся и вышел, чуть пригнувшись, чтобы не задеть фуражкой низкий проем двери сарая.
Немецкие солдаты, немного постояв, вышли из сарая, закрыв за собой дверь. Я лежал и ждал развития событий, но на улице все еще слышались крики, разговоры, команды, топот ног и шумы двигателей. Так прошло не менее двух часов, и когда через щели в стенках сарая уже стало видно начало рассвета, я, к своему удивлению, услышал звук льющейся жидкости и почувствовал характерный запах бензина. Еще мгновение и стены сарая запылали, заполняя все внутри тяжелым тягучим дымом, от которого я сразу стал задыхаться.
Глава 8
А что делать в такой обстановке? Позволить себе подохнуть, задохнувшись как какое-то забытое домашнее животное? Откинув труп девушки и зажмурив глаза, подскочил и, держа автомат в правой руке, пытался левой рукой нащупать дверь. Когда мне это удалось, ударом ноги открыл себе путь наружу, и, все еще кашляя, но не открывая глаз, выскочил на улицу. Проморгавшись, я упал на землю, откатился в сторону и замер, изучая обстановку вокруг. Жар, дым и запах смерти, вот что я почувствовал сразу. Дома, вокруг которых мы ночью воевали с немцами, ярко и чадно пылали. В пределе видимости немцев не было и, осматриваясь, я понял, что лежу в опаленном пятне, именно там, где вчера ночью взорвалась моя граната. Сквозь рев и треск пламени я услышал где-то в стороне крики и рев двигателя. Поднявшись и немного пробежавшись до покосившегося забора, осторожно выглянул на улицу и в конце ее, на импровизированной площади возле колодца увидел привычные мне парочку «Опель-Блицов», бронетранспортер и легковую машину, явно трофейного происхождения, судя по советским номерам. Рассматривая через коллиматорный прицел всю эту картину, я скрипел зубами, жалея, что не могу открыть огонь. Эти уроды просто взяли и выжгли деревню со всеми жителями в отместку за потери в ночном бою. Не знаю, но я не испытывал ни чувства сожаления, ни чувства вины. Это война, и война на уничтожение. Я такого насмотрелся и в нашем времени, но все равно это неправильно. Гражданские вне игры, тем более женщины и дети, и убивать их, точнее уничтожать, как это делают немцы, как это делали бандиты в нашем времени, нельзя, это не должно оставаться безнаказанным. Поэтому мы так редко берем пленных в живых, и я не собирался отступать от этого правила.
Время шло, и с разных концов деревни к машинам стали подходить довольные немцы, несущие в руках какие-то свертки и узлы. Парочка тащила целую охапку еще трепыхающихся домашних кур, что-то увлеченно обсуждая при этом.
Жар от горящего дома не давал покоя, и я уже начал чувствовать, как на мне начинает гореть плащ-палатка. И когда уже убедился, что большинство немцев собрались возле машин, наконец-то принял решение отходить обратно в лес. Глянув последний раз на площадку, случайно умудрился встретиться взглядом с давешним офицером, который стоял возле легковой машины, картинно поставив ногу в начищенном до блеска сапоге на подножку, и спокойно, даже, можно сказать, высокомерно наблюдал, как пылали подожженные его подчиненными дома в отместку за убийство ночью солдат Вермахта.
До немца было не более тридцати метров, и я, пока этот хлыщ не открыл рот, наведя на него маркер прицела, нажал на спуск. Автомат кашлянул короткой очередью, немец дернулся, фуражка покатилась по истоптанной земле, а он бухнулся на землю, так и оставив ногу в начищенном до блеска сапоге на подножке машины. Пока остальные немцы не опомнились, я подскочил и бросился мимо пылающего дома, чувствуя, как на мне начинает гореть плащ-палатка. Ветер как раз был в мою сторону, и языки пламени как живые пытались лизнуть и, не достав, пускали мне вдогонку клубы дыма. Сзади, где-то за домами, хлопнули несколько выстрелов, но я несся как мог, по тому самому маршруту, где ночью застрелили моих бойцов, моля Бога о том, чтобы немцы не додумались держать там часовых. Несмотря на раненую ногу, дал такую скорость, что плащ-палатка развевалась за спиной, как бурка кавалериста. И когда до кромки леса оставалось не более пятидесяти метров, со стороны пылающей деревни застучал пулемет, красочно пропустив у меня над головой очередь трассеров, и в качестве дополнительного аргумента захлопали винтовки. Это незабываемо, когда вокруг свистят пули и некоторые из них чпокают вокруг ног по замерзшей земле. «Не добегу, точно не добегу, подстрелят, гады», — как-то отстраненно подумал про себя. Падаю, откатываюсь в сторону и, отбросив в сторону автомат, торопливо стаскиваю со спины СВУ, скидываю чехол с прицела, передергиваю затвор и снова откатываюсь в сторону, потом еще раз, и еще, сбивая прицел у противника. Теперь момент истины. Дым мешал не только мне целиться, но и противник испытывал серьезный дискомфорт, и поэтому немцам пришлось двинуться чуть вперед, до самой изгороди, чтобы не поджариться в пламени горящих домов. Приложившись к прицелу и поймав первого попавшегося немца, задержав дыхание, плавно нажимаю на спусковой крючок. БУМ! Приклад привычно толкнул в плечо — и цель исчезла. О как приятно. Мне всегда нравилось снайперским огнем отстреливать противника, и тут я понял, почему Катерина Артемьева, которую взяли в наш отряд штатным снайпером, стала вести себя по-другому. Реально чувствуешь себя немного не то чтобы богом, но вот властителем жизни и смерти — точно. Именно ты, водя стволом, выбираешь, кому умереть сейчас, а кому позже. Именно сейчас очередь умереть настала для особо активного пулеметчика, положившего длинный ствол MG-34 на забор и с остервенением выпускающего в меня короткими очередями длинную ленту. БУМ! О как, аж пятки сверкнули. Пулемет замер стволом вверх, а рядом нарисовался второй номер, пытающийся подхватить оружие и открыть огонь. БУМ! Упал. Шлеп. Шлеп. Рядом в землю уткнулось несколько пуль, неприятно испугав меня, поэтому пришлось перекатиться в сторону, раз, два, три. Стоп. Мгновение, чтобы восстановить ориентацию, снова прицел, выстрел, выстрел, выстрел. Снова откатился, не обращая внимания на то, как замерзшие комья земли бьют по ребрам, остановился и опять прицелился. БУМ! БУМ! БУМ! Снова откат, и тут со стороны леса характерно застучал «дегтярь», несколько раз знакомо хлопнули «мосинки» и затарахтел МР-40. Обернувшись, я увидел около десятка красноармейцев, которые прятались за деревьями и весьма уверенно обстреливали немцев, пытающихся испортить мою и так дырявую шкуру.
