Дракула против Гитлера (ЛП) - Дункан Патрик Шейн (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Мне потребовалась лишь какая-то доля секунды, чтобы осознать, что мотоцикл — гораздо лучшее спасательное средство, чем выпендрежная Лагонда. Если мне каким-то образом удастся заполучить этот мотоцикл и, что было бы просто замечательно, форму курьера, я смог бы проехать через любой блокпост. Поэтому я поехал за ним на своей угнанной машине.
Но затем этот внезапный порыв поступить именно так стал терять блеск своей привлекательности. Этот чувак на двух колесах скорее всего как раз таки приведет меня прямо в лапы какого-нибудь командного пункта румынских военных, где шансы уцелеть у меня меньше, чем у снежинки в чайнике. И когда я переключился с первой на вторую передачу, мой мозг сделал то же самое. Итак, каков же мой план? Переключившись со второй передачи на третью, я стал лихорадочно соображать, стараясь придумать какой-нибудь хитрый ход. Может, заставить его съехать с дороги? А смогу ли я это сделать, не повредив мотоцикл? Обогнать его и, перекрыв ему дорогу машиной, заставить его остановиться? Стимулировать его, выстрелив из автомата?
Но затем боги мне улыбнулись: мотоциклист свернул на боковую проселочную дорогу и остановился перед домиком, который знавал в прошлом лучшие времена: стены его рушились, в окнах не было стекол, они были прикрыты рубероидом, крыльцо покосилось. Когда он слез с мотоцикла, открылась входная дверь, и в его объятия бросилась молодая женщина в ночной рубашке. И они вместе вошли в избушку.
Я остановил свою Лагонду и подошел по проселочной дороге к мотоциклу. Это был польский «Sokol 1000», не тот красавец «Norton Manx», на котором я ездил, путешествуя летом по Испании, но он казался довольно практичной и годной машиной. Я взглянул на избушку, не смотрит ли кто на меня, и ничего не заметил.
Изнутри слышался лишь ритмичный стук, очень похожий на стук изголовья кровати о стену. Нельзя сказать, чтобы я был многоопытен в таких вопросах. Молодчина, курьер, спасибо тебе огромное! Скатив «Сокол» с подножки, я провел мотоцикл пешим ходом по дороге с четверть мили, и только затем завел ногой двигатель.
Рев при этом был таким громким, что я оглянулся на избушку в параноидальной подозрительности, но там никто даже не пошевелился, и я помчался прочь.
Так как на мне не было камуфляжа в виде формы посыльного, то дороги для меня продолжали оставаться проблемой. Я решил их избегать и срезать путь, двигаясь вне дорог, по пересеченной местности. И «Сокол» как раз идеально для этого подходил.
ДАТА: 2 ИЮНЯ 1941 ГОДА.
КОМУ: ОБЕРГРУППЕНФЮРЕРУ СС РЕЙНХАРДУ ГЕЙДРИХУ, РСХА.
ОТ: МАЙОРА СС ВАЛЬТРАУДА РЕЙКЕЛЯ.
КОПИЯ: ГЕНРИХУ ГИММЛЕРУ, РЕЙХСФЮРЕРУ СС.
Мнение о том, что энергичная физическая составляющая допроса является единственным способом получения результатов, ошибочно.
Физическое устрашение — лишь первый шаг к получению успешных результатов. В то время как у некоторых допрашиваемых оно ослабляет волю, у других подобные методы могут только усилить сопротивление. Но и в том, и в другом случае имеются свои выгоды: протестующие вопли допрашиваемых, их крики от боли способны скорее даже больше деморализовать заключенных в соседних камерах, чем сломить дух того, кого допрашивают в данный момент.
Относительно подозреваемого, которого мы задержали в Сфынту-Георге (Р.М.Ренфилд, сержант, 6-й Королевский шотландский полк фузилерных стрелков, как он неоднократно это нам повторял. Да, именно неоднократно, как молитву глухому богу, который его не услышал), он выдержал все наши усилия вытащить из него хоть какую-нибудь более или менее вразумительную информацию искусными методами мастера своего дела — моего главного следователя ефрейтора Шрека.
Ефрейтор работает со мной со времен Польши, и его труды принесли самые эффективные результаты. Он большой специалист в Verscharfte Vernehmung [методах усиленного допроса] и в использовании различных его приемов: электродов, резиновых дубинок, генитальных тисков, паяльника, воды и льда. Уверяю вас, он может за сутки выжать все соки из любого мужчины или женщины.
Мой первый шаг заключался в том, чтобы изолировать взятого нами в плен, дав ему время побыть наедине с самим собой и задуматься, представляя себе, каким будет следующий уровень пыток. Его камера специально построена так, чтобы не пропускать света, там так темно, как не бывает ни в одной другой тюрьме.
Дверь за спиной англичанина захлопнулась, и он был оставлен наедине с ужасами собственного воображения. Менее чем через три часа он стал умолять, чтобы это прекратилось. Его мольбы сопровождались заявлениями и обещаниями содействовать нам. И хоть как-то немного осветить камеру. Допрашиваемый, по правде говоря, на самом деле находился на грани истерии, когда его, наконец, выпустили. Он дрожал, сжавшись в углу, готовый давать ответы на любые задаваемые ему вопросы.
Как однажды заметил наш наставник Генрих Гиммлер, зачастую самым эффективным стимулом является не физическая, а моральная пытка.
У нас есть собственные террористы.
Во время первого своего самостоятельного посещения Парижа Люсиль увлеклась молодым русским художником-сюрреалистом. В его творчестве преобладали изображения поездов, движущихся в туннели, а-ля ди Кирико. Его художественный почерк был несколько банальным, бьющим на эффект, но она тогда впервые оказалась в Париже одна, и это был первый художник, с которым она сошлась, и он был довольно сексуален своей неряшливостью, в стиле бродячего кота из подворотни. Его притягательность, возможно, объяснялась тем фактом, что она могла понять лишь одно слово из десяти, которые вылетали из его бородатого и нахального рта.
Однажды она решила принять участие в движении за свободную любовь, которую исповедовали этот русский и круг его полунищих друзей-гедонистов, кочевавших по дешевым съемным меблированным комнатам. Она купила черный шелковый кружевной пеньюар ручной работы из Нидерландов и коротко подстриглась в стиле Теды Бары [41], что, как она считала в то время, было очень сексуально и соблазнительно.
Вся романтика встречи вскоре развеялась, оставив после себя лишь анекдотическое смущение, когда ее кавалер впал в вызванную опиумом и абсентом дремоту.
Она пошла домой и смущенно спрятала этот пеньюар, завернув его в ткань, в дальний угол ящика в шкафу, как какая-то старая дева хоронит себе в шкаф сувенир с воспоминаниями. И этот кусочек тонкого, как паутинка, материала путешествовал вместе с ней во всех ее передвижениях по миру, все так же завернутый в ткань. И, к сожалению, ей так и не представилось подходящего случая развернуть это легкое и тонкое одеяние.
Но этой ночью она бережно достала пеньюар из ящика, где он хранился, как старое воспоминание. Ощущение шелка, ласкающего ее кожу, того, как он прильнул к ее телу, было похоже на поцелуй любовника. Она медленно обернулась перед зеркалом. Шелк был прозрачен, сквозь него просвечивали ее соски, выступающие груди, был смутно виден ее пупок. Она уже довольно давно не рассматривала себя в зеркало обнаженной, и она заметила, что больше не была уже худой, как подросток-гаврош, какой она была в Париже или даже в прошлом году. Эта девчоночья костлявость куда-то исчезла, преобразившись; теперь это были пленительные формы женского тела.
Но как только она вошла в комнату Дракулы, сразу же начались проблемы. Она встала у двери, зная, что свет фонарей только усилит ее возбуждающий образ.
Вампир почти не обратил внимания на ее дерзкую, бесстыдную позированность. Он лишь взглянул на нее поверх книги, опустил ее, сунув внутрь большой палец, заложив таким образом страницу, и склонил голову набок, как собака, рассматривающая белку.
Она подошла к кровати, надеясь, что ее физическая близость к нему или просто возможность лучше ее рассмотреть вызовут ожидаемую реакцию.
