Женское оружие - Красницкий Евгений Сергеевич (читать книги без сокращений .txt) 📗
Отроки из купеческого десятка тоже были здесь — им своих походов хватало. Оставленные в крепости парни второй полусотни завидовали уходящим, а женщины… женщины приготовились ждать. Кто-то в первый раз, а кому-то уже впору и со счета сбиться: сколько их, таких проводов было, вроде можно бы и привыкнуть… Какой там привыкнуть, каждый раз — как первый, и каждый раз они стояли, молча глядя вслед, старательно прогоняя слезы, беззвучно шепча молитвы, словно воины уносили с собой в седлах частицы их душ.
В этот раз Анна провожала не одного, не двоих. Михаила, Алексея, Демьяна. Сын, любимый, племянник. А еще Василий — приемный сын и крестник. Остальные крестники… Да что там — все уходящие мальчишки сейчас казались ей родными, за всех болело сердце.
«И ведь ни один не обернулся. Они все уже там, впереди, будто на праздник рвутся, а не на смерть идут. Ладно — мальчишки, они в свою смерть не верят, а взрослые-то мужи… Их-то что манит? Каждый раз уходят с нетерпением, хоть и знают, что вернутся не все. Всё знают, но готовы уходить снова и снова. Нам же только и остается, что смотреть вслед и ждать. А они никогда не оглядываются…
Видно, так и надо: чтобы выжить и победить, они должны смотреть вперед, а не на тех, кто остался сзади. Оглядываться назад — храбрость потерять. Говорят, мужи идут воевать за нас… Так-то оно так, но ведь лукавят они: сами не могут без битв, сами рвутся в бой, хоть и возвращаются не все. А мы ждем, застывая от тоски, и гадаем: кого-то в этот раз привезут израненным, кого-то мертвым, а кого и вовсе не привезут. И каждый раз молимся: „Господи, пронеси, Пресвятая Богородица, не допусти! Пусть мой и в этот раз вернется живым, пусть раненым, но — живым!“ И хоть бы кто из них оглянулся…
Фрол никогда не оглядывался, и в тот, последний, раз тоже. И Мишаня сейчас не оглянулся, и Лешенька. Демушка, если б можно было, вперед на крыльях полетел — вот уж кто рвется в бой, так это он. Неладное что-то с ним творится, сам не свой парень стал, как ранили его… Арина в их лица всматривалась, губами шевелила, будто книгу читала. Что-то увидела? Не забыть бы спросить… Вон Вася мимо проезжал — лицо у него аж светилось. Тоже стремится вперед, но не так, как Демушка. Все они только вперед смотрят. Ой, да пусть смотрят, пусть не оглядываются, лишь бы живыми вернулись!»
Анна вздохнула, несколько раз сморгнула, прогоняя набухающие слезы.
«Хорошо, я впереди всех стою, девки мне в лицо заглянуть не могут. Ой, девоньки-то мои… Наставница, называется… про них-то я чуть не забыла, а ведь они сегодня впервые всерьез мужчин провожали, впервые прикоснулись к нашей вечной бабьей судьбе. Как-то еще выдержат? Не накликали бы сдуру беды…»
И будто в подтверждение этой мысли тихие всхлипы, которые доносились сзади, перешли в негромкое то ли подвывание, то ли причитание. Вмиг подобравшаяся Анна резко обернулась, внимательно оглядела моментально притихших девок и неожиданно мягко сказала:
— Поняли теперь, что это значит — своего мужчину в поход провожать? Вижу, не до конца поняли. Самое главное затвердите, девоньки, им не слезы наши нужны, а наша уверенность в их силах. Чтобы ни одна из нас не смела не то что вслух, а и про себя свои страхи проговорить. О хорошем думать надо, подбадривать их мысленно, удачи им желать — только тогда они невредимы вернутся.
— Правильно Анна Павловна говорит, — подхватила слова старшей наставницы Арина. — Знаете ведь, что каждое слово свою силу имеет. О чем думать будете — то и сбудется.
Хоть и говорила она, как всегда, спокойно, даже весело, но Анна с тревогой заметила, что ее помощница на этот раз не так безмятежна, как хочет казаться. Держится-то уверенно, слов нет, но кулаки-то сжаты, да так, что костяшки побелели.
Стоявшая рядом Ульяна при этих словах встрепенулась. Хоть и не впервой уходить Илье вслед за войском, но вот обозным старшиной он был в первый раз. Анна слышала, как нещадно гонял он отроков купеческого отделения, помогавших ему собирать вьюки. Не обоз это был — слезы одни: телег-то с собой не брали, а много ли на вьючных лошадей нагрузишь… Вот Илья и старался предусмотреть все возможные случайности, не забыть самое необходимое: а ну как не хватит именно того, что он брать не стал? Ульяна конечно же все это видела и переживала вместе с ним и за него тоже. И сейчас при словах Аринки она перекрестилась и опять стала шептать молитву, сама не зная, о ком молит Богородицу: о мальчишках ли, которым не повезет получить тяжелую рану, о муже ли, которому придется этих мальчишек выхаживать, или… Она ойкнула про себя, отгоняя ненужные мысли и, обернувшись к девкам, заговорила:
— Правы ваши наставницы, девоньки, ой правы. Не плакать нам надо, не причитать, беду накликивая, а молиться за мужей наших — тогда и вернутся они все, нам на радость. А пока пойдемте обратно, милые.
Вея и Татьяна, как и все, молча смотрели вслед ушедшим. Младшая сестра приникла к старшей, а та обняла ее за плечи, прижимая к себе, и непонятно, кто кого поддерживал. Обеим тяжело было: одна проводила родного сына и двух приемных, незаметно ставших не менее родными и любимыми, а вторая мужа и сына так и не увидела: для Стерва и Якова поход начался раньше всех. А кроме своих, самых дорогих и близких, в ту же неизвестность уходили сейчас и многочисленные племянники, и неважно, что Татьяна их почти не знала, а Вея помнила всех, почитай, с колыбели — боль разлуки и страх перед будущим не разбирают, за всех душа кровью обливается.
Притихшая было Верка стояла, вцепившись в руку Макара, сама на себя не похожая, хоть уже отпровожала его, а сыновей Господь прибирал еще до того, как те в возраст воинов входили. Но сейчас и она свои былые тревоги заново переживала… Верка вздрогнула, как будто морок с себя стряхнула, шепнула что-то мужу и тоже повернулась к сгрудившимся девкам.
— Эй, слезливые, не робей! А то вернутся парни, а у вас носы распухли, глаза от слез заплыли, волосья колтунами во все стороны торчат. Кому вы такие нужны будете? Вон в Ратном девки спят и видят, как бы вас уесть побольнее, парней ваших отбить — вы им на радость сырость разводить вздумали? Нет? Ну так и не распускайте нюни! Пошли в крепость, дел, что ли, нету?
Взрослые женщины, не сговариваясь, повернулись спиной к проглотившему мужчин лесу, приобняли за плечи ближайших к ним девчонок и повлекли их в притихшую крепость — спины прямые, головы высоко вскинуты, лица решительные, будто и они к бою готовятся. К своему бою — с тоской и тревогой об ушедших. С бессонными ночами, в кровь искусанными губами… Каждая из них знала: что бы они сейчас ни говорили, как бы ни успокаивали младших, все равно теперь ночи будут наполнены слезами и молитвами, а дни — хлопотами и делами, и чем больше их, чем тяжелее они окажутся, тем лучше. Может, хоть измученные дневными трудами, они смогут забыться в коротком сне, сквозь который у всех будет пробиваться одно и то же: лишь бы вернулись!
Если бы потом Анну спросили, как она провела тот день, что делала, с кем говорила, — не вспомнила бы: все как мороком затянуло. Виду, конечно, старалась не подавать, знала, сколько вокруг внимательных глаз следили за каждым шагом боярыни. Люди тянулись к ней взглядами и, убедившись, что она, как всегда, держится уверенно и невозмутимо, успокаивались: все будет хорошо. Оставшись во главе пестрого населения недостроенной крепости, Анна Павловна из рода Лисовинов одним только своим присутствием показывала окружающим, что жизнь идет так, как она и должна идти, что ничего страшного нет и не будет.
Сами того, возможно, не понимая, это подтвердили урядники оставшихся в крепости десятков второй полусотни. Подсказал им кто-то или сами догадались, Анна даже и не стала выяснять, но почти сразу после проводов неподалеку от нее начали отираться двое отроков из дежурного десятка. На высказанное ею недоумение один из них бодро отрапортовал:
— Приставлены для поручений и любой другой помощи!
