Нопэрапон - Олди Генри Лайон (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗

Насмешка достигает цели.

Монах кидается вперед.

Ближе.

Еще ближе.

Улыбка уходит в сторону. Олег перехватывает бьющую руку, «продергивает» Монаха дальше, мимо себя, за тающим призраком проклятой улыбки — и вдогонку звонко оглаживает ладонью Монашью лысину.

В реальном бою это означало бы: конец.

…не отвлекаться, иначе я сойду с ума!

Зеркало, зеркало… свет мой, зеркальце, скажи: я ль на свете… ты в земных зеркалах не найдешь своего отраженья!

Между нами еще целая вечность. Между нами космическая бездна, на том краю которой леопарды уже выходят из пещер, драконы выбираются из черных речек, и Журавли Предков расправляют крылья… между нами еще есть зазор.

Полоска взрытого босыми пятками песка.

А индикатор опасности зашкаливает, красная стрелка дрожит… нет, иначе. Не стрелка — стрела красной, багровой вспышки остро тычется в сердце, намеком копошится в животе: «Опасность! Смертельная, последняя, срывающая двери с петель!» Совсем рядом болевая, боевая черта: шаг, другой — и все.

Совсем все.

Так было всего однажды, в вагоне метро, и по сей день, вспоминая, я до одури захлебываюсь опоздавшим страхом. Так было, и я боюсь, что сейчас будет опять: переход черты, ледяная пустота там, где еще недавно пряталась личность, жизнь и смерть становятся просто пустыми словами, смешными кубиками в песочнице…

Иду по краю.

Сизиф, я качу свой камень, вручную отдирая багровую стрелу от черты боевого безумия: это же Володька, Володька Монахов!… Помогает, но плохо.

Если б еще от него так не разило страхом… моим? его? Дагласа Деджа? — когда заезжий биток лоб в лоб столкнулся со стеной, со страшной стеной переплавленного самоуничижения, которое паче гордыни, столкнулся и понял в последнюю секунду — конец.

Володька, я отражаю тебя, но и ты отражаешь меня, как отражают удары; вот, видишь, чувствуешь — это я, я злю тебя, раздражаю, дергаю, потому что присохшую к ране тряпку сдирают одним рывком, с кровью, с болью, с задохнувшимся хрипом… Злись. Нервничай. Как злюсь и нервничаю я, чего не видит, наверное, никто.

Вру.

Все они видят, все понимают.

Уж кто— кто…

Свет мой, зеркальце… ох уж эти зеркала — вынутые души… отражая меня, наизнанку всего выворачивали, то дрожа, то звеня, добела обнажая и начерно…

Привычка — смотреть в бою мимо, вскользь, расплывчато.

Привычка — думать черт знает о чем, мимо, вскользь, расплывчато, потому что не думать не получается, а так… думать вскользь — все равно что не думать.

Володька, иди сюда.

Ну иди же!

Отразись…

…Монах, споткнувшись, падает. Сперва на колени, а там и вовсе боком в песок. С испугом и одновременно — с плохо скрываемым торжеством оглядывается с земли на возвышающегося над ним человека. Ну конечно, контакт! Был контакт! Сейчас сэнсей должен схватиться за сломанные пальцы или вывихнутое запястье…

— Не лезь бычком. Понял, где поймался?

Монах ошарашенно кивает.

— Вроде…

Судя по тому, как Олег держит руку, с рукой у него все в порядке.

Во всяком случае, я очень хочу, чтобы было именно так.

Если мы все будем хотеть, чтобы было так, значит, так оно и произойдет, так случится и только так… Иисусе-спаситель, Аллах-акбар, Будда Вайрочана или кто там еще, кто слышит! — ведь я…

Почему— то обдает холодным ветерком: мои ли это мысли?

Сейчас — мои.

— Тогда вставай. Продолжим.

Что— то хрустит в моих пальцах.

Несколько мгновений я тупо смотрю на разломанную пополам деревяшку, по которой недавно стучал. Нервы, однако! Я ведь сам видел тех, на троллейбусной остановке… И Ленчик видел. Скашиваю взгляд в сторону. Черты Ленчика медленно, очень медленно расслабляются, превращаясь из японской маски в обычное лицо.

Стараюсь улыбнуться в ответ.

И кажется: вот сейчас губы треснут, кровоточа, от непосильного напряжения.

Не треснули.

Еще, наверное, не все, еще длится вопрос без ответа, но… Монах ведь писал в своем письме: «…Мерещится и вовсе чудное: будто у меня уже любое прикосновение — все равно что удар! Или не мерещится?… Нет, наверное, не любое. Сейчас вспоминаю: касался я все-таки людей время от времени — и ничего с ними не делалось. Зато когда хотел оттолкнуть, отодвинуть, когда злился…»

Так— то оно так, Володька, да не совсем! У всякого лезвия две плоскости. Тут ведь не только твое состояние, твой посыл важен -но и встречный! Важен противник! И совсем необязательно противник — это пьяный жлоб в подворотне или профессиональный боец на татами. Человек, стоящий у тебя на дороге в троллейбусе и не дающий пройти к выходу, — тоже противник! Ведь он мешает тебе сделать то, что ты хочешь. И собственный сын, стирающий (как ты тогда искренне полагал!) твою видеокассету. И Ленчик, пытающийся доказать, показать, намекнуть, что твое мнение о собственной крутости не соответствует действительности. Всякий, кто оказывает противодействие, — противник! «Ваша задача — выжить!» Противодействие должно быть сломлено. Если враг не сдается…

Эй, блондин-метабоец: а если противника нет?

— …Спокойней, не суетись. Давай-ка помедленней, лапками…

— Д-да… д-давай, — судорожный кивок Монаха. — Помедленнее.

— Поехали.

У меня создается странное впечатление: все, что сейчас произносит Олег, он произносит «на автопилоте». Нет, иначе. Сейчас слова — вершина айсберга, продолжение его самого, некие вербальные связки между движениями и состояниями, между ним и Владимиром, между возможным и невозможным…

В бою, там, где враг, он бы молчал.

Два человека прилипают друг к другу, их руки плетут сложную, неторопливую вязь, и в какой-то момент я ловлю себя на том, что невольно повторяю движения Олега.

Нопэрапон.

Ты гляди, а ведь Монах ожил!

— Вот так, нормально…

…А если противника нет? Если твой партнер хочет того же, что и ты сам? Не победить, не доказать, не воспрепятствовать — хочет помочь тебе?

Где тогда противник? Кого ломать, доказывая свое преимущество? Разобьется ли в кровь рука, если она не рушит, а лишь шлифует грубый гранит? Трогает резцом? Или пытается покрыть его слоем плодородной почвы — чтобы из скалы наконец проросли цветы…