Украшения строптивых - Миронов Арсений Станиславович (читать хорошую книгу полностью txt) 📗
ПОДКОЛЕННОГО КНЯЗЯ ЛИСЕЯ ГРЕКА ВЫШГРАДСКОГО — ВЛАСТОВСКОМУ ПОСАДНИКУ БОЛЯРИНУ КАТОМЕ ДУБОВОЙ ШАПКЕ СЛОВО
Любезный посадник!
Ты винишь меня в умысле захватить Глыбозеро. Да будет сведомо тебе, что града такового уж не существует более. Ибо пришли с Иcтoкa поганые ратные люди числом за три ста, воевода их есть Кумбал-хан и стяги их суть Чурилы сына Пленкова внука Свароженина. Идyт они войною и домы жгут, добрых людей бьют всех до единого. И Глыбозер-град сломали и селения многия выжгли. Посему прошу тебя: не усердствуй напрасно и не стращай меня гневом своим. Однако лучше обрати свой праведный гнев на пришлецов поганых ибо хотят дойти до самого Властова где ты сидишь и правишь нами.
А то, что я в земли Старомировы вступил, то ведай: не захватов себе ищу, но битву намерен учинить погани степной. Посему помощи прошу и дружинников прислать дабы скупно противу Кумбал-хана идти. Впрочем же здравствуй и правь нами добрый наш посадник, честной столбовой болярин Дубовая Шапка.
АЛЕКСЕЙ СТАРЦЕВ — МСТИСЛАВУ БИСЕРОВУ СЛОВО
(Совершенно секретно, срочно, с меченосцем Фокою Скороногим)
Мстислав!
Срочно выручай. Моя дружина зажата в окресностях Глыбозера. С одной стороны — превосходящие силы Чурилы, с другой наступает армия Катомы, властовского посадника. Кретин Катома на меня зол за аннексию Опорьевского княжества и предъявляет глупые ультиматумы. Теперь вот послал одну из своих дружин с воеводой Гнетичем, чтобы меня усмирить. Дружище, на тебя вся надежда. Это не розыгрыш, я попал в тиски. Дошли слухи, что ты ловко устроился при властовском дворе и якобы имеешь на Катому влияние. Скажи старику, чтобы оставил меня в покое. Разве он не видит, что я иду против Чурилы? Извини за краткость. Привет всем,
P.S. Если не сможешь выручить, расценивай это письмо как приглашение на мои поминки.
В потемневшей воде отражались руины. Людный глыбозерский посад выжжен полностью, а в крепости как-то целиком, с пугающей аккуратностью разрушена восточная каменная стена: через ее обломки унгунны вошли в город, не утруждая себя штурмом главных ворот. Каким образом погани удалось обрушить стену — сие оставалось загадкой: кажется, не было у них осадных орудий. Разве что… магия? Искусственное мини-землетрясение? Впрочем… от восточных умельцев с амулетами, от Чурилиных работников жезла и кристалла можно ожидать любую гадость. А у войска Кумбал-хана, безусловно, мощная группа психомагической поддержки…
Враг, очевидно, совсем недавно вышел из растерзанного города — под обломками еще гаснут стоны умирающих, а вязкий трубный вой и буханье тамтамов кажутся совсем близкими. Доносятся с юга. Там, всего-то в паре километров отсюда — на дальней оконечности неширокого полуострова, выдающегося далеко в озеро, — опять что-то горело, рушилось и визжало под копытами унгуннов. Видимо, Кумбал-хан с энтузиазмом воспринял Сварожий приказ выжигать все дотла: не поленился отойти чуть в сторону от маршрута на Властов, дабы предать факелам и скрамасаксам симпатичную прибрежную деревеньку Медову, знаменитую своей бойкой пристанью на все купеческое Залесье.
Вот и Медова исчезает с русской карты… Иногда казалось, что сквозь серую завесу пыли — то здесь, то там — прорывается корявое и тяжкое скакание черных броненосных глыб, грузно прыгающих через разметанные плетни, через трупы в белых сорочках… Триста всадников на одну деревню! Господи, как они помещаются там, на тесном полуострове шириной всего-то в полкилометра? Должно быть, толкают друг друга бронированными крупами, сталкиваются железными коленями…
Я представил себе: лязг. Кишение лап и панцирей среди дыма и грохота рушимых кровель. Триста черных скорпионов в узкой стеклянной пробирке…
— Удивительно удачный момент для атаки, — прогудел из-под бронзовой личины голос царя Леванида. Алыберский самодержец поманил металлическим пальцем, приподнял забрало: — Обычно они опасаются тесноты. У меня на родине… мы могли побеждать этих только в ущельях. А сейчас они, видимо, расслабились — жгут и грабят самозабвенно.
Его величество покосился на ближайший камнемет, с недобрым скрежетом ползущий по лесной дороге чуть позади:
— Если ударить валунами в самую гущу… Одним залпом можно накрыть до полусотни негодяев. Знаю, что говорю.
Я и сам понимал это. Тяжеловооруженные конные лучники сильны в чистом поле: они разворачиваются широким подвижным фронтом, охватывая неприятеля со всех сторон, осыпая тучей бронебойных стрел. При этом сами почти неуязвимы для стрел неприятельских и недосягаемы для неприятельской медлительной пехоты.
А сейчас унгунны уязвимы как никогда. Столь удобный момент для внезапной атаки — драгоценная редкость. Ударить по ним теперь — все равно что накрыть спящие вражеские стелсы на взлетном поле итальянского аэродрома.
— Мы дадим один залп, максимум два. Потом унгунны заметят нас и пойдут в атаку…
— Не волнуйся, дорогой! — Алыберский царь расхохотался. — Сделаем два залпа и убежим! Катапульты могут бить издалека… Пока они разберутся, откуда летят камни, мы успеем уйти за рощу, в овраги! Ха-ха, слушай: это и есть наша любимая горская тактика. Удар — и спрятались. На следующий день еще удар — снова спрятались! — Леванид протянул рукавицу и задорно похлопал меня по кольчужному колену. — Здесь нет трусости, ведь противник весьма превосходит нас в числе. Здесь только военная хитрость. Ах, дорогой! просто не Терпится ударить по этим… как встарь!
Внезапно я понял: Леванид прав. Это мой шанс. Альтернативы нет: встреча с унгуннами в чистом поле закончится очень быстро и очень плачевно для моей армии. Тридцать катафрактов и двадцать славянских дружинников — слишком мало для честного боя. Греческая пластинчатая броня и русская кольчуга в равной мере бессильны против разрыв-стрелы.
Что ж… повеселимся. Время кидать камни. Я тряхнул головой и поднял правую руку. Длинная колонна всадников послушно остановилась, одна за другой повернулись стальные личины дружинников, заморгали внимательные глазки ратников под мятыми шлемами. Поспешно подскакали десятники.
— Всем спешиться и взять коней под уздцы. Катапульты прикрыть ветвями. Двигаться очень тихо. Выходим из леса, без остановки пересекаем выжженный посад и занимаем оборону в разрушенном кремле. Основной рубеж — развалины восточной стены. Арбалетчики выбирают позиции на развалинах башен. Ушкуйники собирают камни для катапульт.
…Все-таки у моей армии довольно высокий уровень боевого духа. Может быть, благодаря чудовищному имиджу алыберских камнеметов? Или (странно сказать) они доверяют своему лидеру? Честно говоря, я опасался, что парни начнут роптать: что, если поганые заметят и настигнут прежде, чем мы убежим обратно в лес?
Но парни не роптали. Они бросились выполнять приказ с таким рвением и смешным кровожадием, что даже мне подумалось: а может быть… и правда, еще возможен хеппи-энд?
Узкий распаханный полуостров длиной около двух километров выдавался далеко в Глыбокое озеро. По форме он чем-то напоминал Крым, только в миниатюре: у нижней оконечности (как бы в районе Севастополя) — разрушаемая деревня Медова. Бесчинствующая толпа унгуннов по всему южному берегу. А на севере, на узком перешейке (что-то вроде Перекопа) высятся развалины крепости с засевшими в них дружинниками Лисея Вещего.
Вот такие дела, джентльмены. Мы сидели тихо, приготовив камнеметы для чудовищного залпа. Двадцать зарядов (по 10 пудов камней в каждом) уложены в железные ковши; двадцать разгибистых скорпионьих хвостов гудят и стонут, насильно притянутые к земле, — машины жадно и раздраженно ждут, пока царь Леванид, главный баллист, отдаст приказ сорвать стальные рычаги. Но медлит Леванид: по его словам, катапульты не смогут добить до дальнего конца полуострова, где гремит и поблескивает сквозь дым основная масса черных скорпионов Кумбал-хана. Надо подождать, пока унгунны построятся в бунчуки (отдельные отряды по полета всадников) и начнут отходить от Медовы, двигаясь на север. Поближе к нам… Когда глаз различит мутные ало-фиолетовые разводы на конских бронях, можно бить…
