Жизнь взаймы - Кононюк Василий Владимирович (полная версия книги .txt) 📗
Остановились мы в лесу, в двух километрах от поместья. Иван Товстый, походный атаман нашего сборного отряда, выставил наблюдательные посты на опушке леса и велел всем отдыхать. Часа в три ночи начали выдвигаться на исходные рубежи. Светает летом рано, а нам до того времени нужно все закончить.
К стене пошли мы втроем. Мне поручалось влезть на частокол, закрепить там веревку и бросить товарищам. К этому заданию я подготовился заранее. Еще когда лазил по черкасскому частоколу, пришла мне в голову мысль, что не последний это забор, на который взбираться придется. Заказал тогда отцу отковать мне специальные накладки на подошву сапог и два крюка в руки наподобие тех, что для натяжки самострелов, но с рукояткой на всю ладонь. Привязывая накладки к подошвам, тренировался с их помощью и с помощью крюков влезать на высокую толстую сосну, практически лишенную веток на нижнем участке. Толстую выбирал, чтобы не было возможности использовать бока, и лезть приходилось по фронту, близкому по форме к частоколу. Самое трудное – зависая на трех конечностях, освобождать впившиеся в дерево шипы четвертой, чтоб сделать следующий рывок вверх. Для этого им пришлось вручную придавать ярковыраженную коническую форму, что было совсем нелегко.
Вот и сейчас медленно и аккуратно расшатываю шипы накладки, привязанной к правой ноге, медленно подтягиваю ее вверх, прижимаю шипы под небольшим углом к дереву и начинаю осторожно переносить тяжесть тела на правую ногу, одновременно освобождая крюк левой руки. Так, шаг за шагом, ползу как паук по вертикальной стенке. Каждый шажок – это около пятнадцати сантиметров. Трачу на него в среднем десять секунд. В задаче спрашивается: сколько времени мне понадобится, чтоб преодолеть пятиметровый забор? Теоретически получается меньше четырех минут. Это потому что последние два метра пойдут значительно быстрее, стоит мне только зацепиться за верхний край. Там и бойницы уже есть через каждые два метра, узкие, правда, не пролезешь, но ногу уже есть куда поставить.
Ручных часов у меня нет, отсчитывать секунды в уме, когда пытаешься без звуков преодолеть высокий частокол, тоже не самое легкое занятие, поэтому как соотносится теория с практикой, мне сказать трудно. По моим психологическим часам прошло не меньше получаса. Но если этот показатель поделить на восемь, как положено в таких случаях, то получим что-то близкое к истине.
Полати, на которых стоят защитники стены и по которым бродит неусыпная стража, располагались на полтора метра ниже. Учитывая, что верхушки бревен частокола заострены, бесшумно перелезть через них и приземлиться на полати, не зацепившись одеждой, было совершенно нетривиальным заданием. С трудом, но и с ним справился.
Ночью службу несли двое охранников, которые обходили частокол по периметру, осматривая окрестности. Во дворе им помогал здоровый и злющий кобель. Но патрульно-постовая служба исполнялась всеми участниками из рук вон плохо. Как показало наблюдение, если с вечера и в начале ночи головы над частоколом мелькали, а из двора доносились лай и рычание, то ближе к рассвету все звуки и движения затихали. Постовых не меняли: как заступала очередная пара с вечера, так и тянула лямку до утра. Неудивительно, что ближе к утру все дрыхли на своих постах. Но пес – животное чуткое, и любой звук мог привести его в состояние бодрствования, а там недолго до оглушительного лая, который может сорвать наши далекоидущие планы.
Еще вчера, раздумывая над этой проблемой, вспомнил я, как цыгане решают проблему злобных псов. Читал когда-то, в другой жизни. Поэтому весь вчерашний день по дороге искал то, что должно (согласно прочитанному) полностью обезопасить нас от внимания четвероногого охранника. И нашел. Как известно, кто ищет, тот всегда найдет. И сейчас товарищи привязывали к опущенной веревке мешок, в котором шевелилась моя покупка. Приняв груз и бросив веревку обратно вниз, я достал из мешка сучку в период течки, за которую отдал вчера ее хозяину целую серебряную монету.
Лапы ее были спутаны бечевкой, а морда плотно завязана сыромятным ремешком. Распутав, оставил бечевку привязанной к задней лапе, осторожно начал опускать сучку во двор. Длины не хватило, и пришлось уронить бедное животное. Но угрызений совести у меня не было: там уже оставалось совсем невысоко. И вообще животное должно радоваться, что я не цыган. Те просто вырезали матку и перебрасывали через забор. Этого хватало, чтоб пес полностью игнорировал хозяйское добро и цыган, производящих экспроприацию.
Шмякнувшись на землю, собака начала изучать чужой двор и сразу привлекла внимание проснувшегося кобеля. Наблюдая, как «в раба мужчину превращает красота», я понял: большую часть задачи мы успешно решили. Недаром в Древнем Риме каждый год вешали собак и угощали гусей.
Достав из-за пояса короткую, но толстую дубинку, пошел по полатям отыскивать остальных защитников крепости. К счастью, обнаружились они раньше, чем мой напарник, зацепившись широкими шароварами за частокол, спикировал головой. Дерево выдержало. О голове причин беспокоиться не было. Это же кость.
Охранники спали, нежно положив головы друг другу на плечи. Как голубки. Что-то доброе шевельнулось в моей душе от этой картины, но пришлось это шевеление тут же давить сапогами. От удара головы моего напарника о твердое дерево оба охранника проснулись и попытались вскочить на ноги. Но сработал великий закон аналогий. Как и моему товарищу, помешало им дерево, а именно – деревянная дубинка, встретившаяся с их головами и прервавшая начало движения. После этого осталось спуститься, открыть ворота и дождаться остальных штурмовиков, которые, перевязав тряпками и шкурами лошадиные копыта, неторопливо приближались по дороге.
Десяток окружил частокол со всех сторон, остальные въехали в ворота, которые мы обратно закрыли на засов. В дом мы не врывались, а дождались, когда проснувшаяся девка откроет черный ход и выйдет во двор. Слуги встают рано – долго ждать не пришлось. После этого спокойно зашли, повязали сонных гайдуков и пана с семьей.
Я бродил по двору, в котором прошло детство Богдана, пытаясь вызвать в нашей памяти хоть какие-то воспоминания. В голове было пусто. Тогда, ориентируясь на рассказы маменьки, стал на то место, откуда Богдан должен был видеть двор в тот день. После этого попытался восстановить в образах ее рассказ. Вот чужие гайдуки порубили постовых и открыли ворота, в которые галопом влетают разгоряченные кони. Вон из того окна вылетает детское тело, падает на землю и остается лежать…
Мир дрогнул и стал другим. Здание напротив, кони, люди стали большими, яркими, пахнущими. Все вокруг взорвалось громкими криками. У одних это были крики ужаса, у других – торжества победы. Тело светлоголового мальчишки в белой рубахе с глухим стуком упало во двор. Он страшно хрипел, пока кто-то большой, проходя мимо, не полоснул небрежно своей саблей его по горлу. Борислав, мой дружок, сразу затих, а возле головы начало расплываться темное пятно. Мягкая, сильная рука, пахнущая щелоком, закрыла мне глаза и увела в дом…
Ненависть заполнила все мое естество, и налитыми бешенством глазами, сжимая рукоять сабли, я оглядывал суетившихся во дворе слуг, пытаясь найти особь, которую стоило бы порубить на куски. К счастью, вокруг оказались только женщины и дети. Завыв от тоски, запрыгнул на коня и выехал за ворота.
По договору все добро этого имения оставалось семье Белостоцких – за помощь в проведении этой операции. Да и шишки им все придется собирать. Оставив Михаила Белостоцкого и его людей разбираться с захваченным имением, два десятка казаков сразу направились в сторону села, рядом с которым проживал сват нашего клиента и отец захваченной в плен жены старшего сына. В мешке, на спине моего заводного коня, телепалась сучка, достойно выполнившая свое задание, за что ей освободили пасть и накормили. А вдруг и там пригодится! Времени искать другую не будет.
Возле поместья мы должны были встретиться с двумя казаками, которых сразу послали туда в разведку выведать все, что нужно для захвата крепостицы. Сложность состояла в том, что договорились встретиться с ними в трех перелетах к западу от имения. Но ни они, ни мы не имели понятия, что находится в той стороне.