Диомед, сын Тидея - Валентинов Андрей (чтение книг TXT) 📗
Жмем руки – тоже по-взрослому.
– А своим пеласгам… то есть скажи своим, что на нашу улицу они могут приходить, но пусть сначала спрашивают. И в бабки пусть у храма не играют! А драться будем по правилам. Как полагается.
– Драться? – Голос Амфилоха звучит как-то странно. – А вот насчет драться…
– Он сказал, что со мной драться больше никто не будет. Никто! Родители запретили. И дедушка Адраст запретил. Если драка, я должен стоять в стороне – как взрослый, а иначе будет не по правилам.
Сфенел не отвечает. Сопит.
Думает.
– Выходит, мы победили, а, Тидид?
Не хочется огорчать друга, но…
– Так теперь же вы двое будете против всех!
– Верно…
Безопасность нашей любимой улицы под угрозой. Если со мной не станут драться, Алкмеон приведет своих пеласгов…
– Правда, мы с Амфилохом ну… помирились. Он сказал, что драться будут теперь на равных. Вас двое – их двое. Кто кого побьет – тот и победил.
Капанид снова думает.
– А если он не придет? С Алкмеоном ты не мирился?
С ним я не мирился. Старший сын дяди Амфиарая не пожелал жать руку какой-то мелюзге. У-у, Губа Заячья! Ну, тогда…
– Тогда я все равно драться буду. Если Алкмеон придет. Или если пеласги толпой нападут. У них свои правила – у нас свои. Правильно?
Капанид ухмыляется, кивает. Военный план готов, да только он пока бесполезен. Вот уже неделя, как на нашу улицу чужаки не приходят. А если и приходят, то по одному. И в бабки не играют.
А когда нас видят – разрешения просят.
– Я вот чего подумал, Тидид, – внезапно изрекает Сфенел. – Ты Амфилоха побил – и вы с ним помирились. И даже подружились!
Я с уважением смотрю на друга. Странно, о таком я даже не подумал. А ведь действительно: побил – и подружились.
А если бы я Алкмеона побил?
– Хорошо. Расскажу…
Папа долго молчит, наконец качает головой.
– Думал, потом. Ну ладно. Тебе все равно расскажут… У меня такое с детства. Только вижу я не реку, а огонь. Если разозлюсь – себя не помню. Говорят, я очень храбрый…
– Ты храбрый! – перебиваю я. – Ты самый храбрый, папа!
Его рука ерошит мои волосы.
– Может быть. Но когда начинается бой, я вижу только огонь. Словно дерусь не я, а… Даже не знаю кто. Мне нельзя сердиться, нельзя ни с кем ссориться. Ты видел, в гимнасии мы боремся только с Капанеем. И на копьях, и на мечах. И просто так.
Да, действительно. По праздникам дедушка Адраст всегда устраивает агоны – соревнования. То за кубок, то за новую колесницу. А папа…
– Мы с Капанеем друзья, я не могу на него сердиться, понимаешь? Даже с Полиником… боюсь. А в Калидоне…
Сегодня папа согласился рассказать. Он не хотел, но я очень просил.
– У отца был двоюродный брат – Мелан. Он курет, из западной Этолии. Ты помнишь, я тебе говорил…
Это я помню. На папиной родине живут калидонцы и куреты. Одни на востоке, другие – на западе, в горах. Калидонцы еще ничего, а куреты – совсем дикие. В шкурах ходят.
Как волки.
– Мелан со своими сыновьями и братом Афареем хотели убить отца и захватить престол. Их было восемь человек, они напали на отца в храме Артемиды…
– И… И ты их убил?
Я замираю – от страха и одновременно восторга. Восемь человек! На одного моего папу!
– Убил, – в его голосе не слышно радости. И гордости не слышно. – Даже не помню, как это было. Плеснуло в глаза – все… А потом меня обвинили в нечестии. Будто бы в храме нельзя убивать.
– Но они же напали! – возмущаюсь я.
– Вот и я так думал, сынок. А получилось… Обвинил меня Алкатой, твой двоюродный дед, отцов брат. Теперь-то я понимаю – он тоже хотел править в Калидоне, наследовать отцу, ведь я – единственный сын. Он был хитрый, понял, что со мной. Понял, что мне нельзя сердиться. Обвинил при всех, на совете. Назвал нечестивцем, оскорбил…
– И ты…
– Его охраняли пять человек, – отец качает головой. – Думал за спины спрятаться. Не спрятался… Ну а убийство родича прямо на совете… Меня никто не решился очистить от скверны. И до сих пор не решается.
Я знаю. Папу так и зовут – Тидей Нечестивец. Или Непрощенный. За глаза, конечно. Шепотом.
– Но ведь ты не виноват, папа!
Его рука вновь гладит меня по голове.
– Кто знает, Диомед, кто знает… Поэтому я ни с кем стараюсь не ссориться. И вина почти не пью. Говорят, это наказание богов. Не знаю…
– Боги плохие! – решаю я. – Они злые. Дядя Капаней прав – с ними нужно драться. Собраться вместе – и…
Папа не отвечает. Молчит, молчит, молчит. Мне даже становится страшно.
– Нет… Нельзя. Бойся богов, Диомед! Бойся!
Сегодня я впервые пошел в гимнасий.
Впервые – после болезни. И Капанид пошел. И Ферсандр. Сначала мы бегали, потом метали диск, а потом дрались копьями.
Папа говорит, что копьем не дерутся, а «работают». Но мы все равно дрались. На нас были полотняные панцири и тяжелые шлемы, поэтому можно бить со всей силы.
Но на этот раз я со всей силы не бью. Только по мишени. У мишени нет ребер. Поэтому Сфенел сегодня меня побеждает.
Днем, когда солнышко совсем пригрело, в гимнасий зашли папа, дядя Капаней и дядя Эгиалей. Дядя Эгиалей и папа спорили, что лучше: лук или копье. Дядя Эгиалей сказал, что лук лучше. Только тетиву надо тянуть не от груди, а от уха.
Он показал. Он попал. Дядя Эгиалей лучше всех стреляет. Говорят, он учился луку у бога Эрота. Я его спросил, а он сказал, что учился у Эрота, но не этому. А папа сказал «Гм-м».
Зато папа лучший на копьях. Его никто не может победить. И он меня учит! Я тоже буду лучшим.
А дядя Капаней говорит, что лучше всего не копье, а дубина. И смеется.
А потом мы снова бегали, а дяди и папа спорили о железе. Я так и не понял, почему. Из железа делают украшения. У тети Эрефилы есть железное кольцо. А у тети Эвадны – браслет.
Папа сказал: «Вот бы мне сотню парней в железе!» Зачем ему столько мальчиков с украшениями?
Потом мы обедали, и папа сказал, что после обеда я не буду больше бегать, а пойду вместе с дядей Эгиалеем к дяде Эвмелу. Я спросил, пойдут ли с нами Сфенел и Ферсандр, а папа сказал, что нет.
Я очень огорчился. Сегодня я не смогу победить Капанида на копьях. Он мой друг, но я не хочу, чтобы меня побеждали!
У дяди Эгиалея длинные ноги, поэтому он быстро ходит. Я так быстро не умею, а он смеется и говорит: «Догоняй!»
Я догоняю.
Сначала я догонял его у могилы Форонея (который огонь людям принес), но не догнал. Потом мы пошли к Критериону, где стоит большое каменное кресло. На это кресло иногда садится мой дедушка и судит разбойников.
Я спешил. Но все равно не догнал!
Тогда мы пошли к воротам Лариссы, где живет дедушка Адраст, но подниматься не стали, а свернули к Аполлону Волчьему. Там я почти догнал дядю, но он все равно меня опередил и первым пришел к голове Медузы.
Эта голова – настоящая. Саму Медузу у агоры похоронили, а голову тут на память оставили, когда злой Персей ее убил. Медуза была хорошая. Она охраняла Аргос, а Персей был разбойником. Это он потом ванактом стал. И все равно его изгнали. За Медузу. Медуза, между прочим, – моя прапрапрабабушка (три раза «пра»!).
Про Персея и Медузу у нас каждый мальчишка знает. А те, кто приезжает, думают наоборот и удивляются.
Папа говорит, что у Персея все дети – разбойники. И внуки. И даже правнуки. Один Геракл хороший. А дядя Амфиарай говорит, что и Геракл плохой. Что ему надо было в колыбели умереть.
Я сам слышал!
Возле головы Медузы я догнал дядю, но оказалось, что мы уже пришли. Пришли, так как дом, где живет дядя Эвмел, стоит совсем рядом.
Я это совсем забыл, потому что редко здесь бываю. Тут чужие мальчишки. Они злые и никого не пускают. Их много, с ними даже втроем не справиться. Поэтому я хожу сюда только на дни рождения дяди Эвмела. Сам он к нам не приходит – не любит выходить из дому.
