Древнерусская игра: Много шума из никогда - Миронов Арсений Станиславович (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Наконец, рыжий Харли сбавил скорость, приближаясь, должно быть, к посту ГАИ. И точно, прямо на нашем пути стоял гаишник, перегородив тропинку тучным корпусом. Он имел в качестве одежды мешковатую T-shirt [39]серого цвета, а в руке держал что-то вроде средневекового копья. На голове поблескивал шлем, наводнивший мое сознание фаллическими ассоциациями. Я полез было в карман за правами и техпаспортом, но мужик неверно интерпретировал этот жест и решил поиграть мышцами. Шарахнувшись в сторону, он выставил вперед острие копья и, наверное, повредил бы мне кожу, не вступи я в разговор вовремя.
— А-а-а! — заорал я, ловко низвергаясь с лошади. — Дядя, прости сорванца! Не убивай. А не то я тебе еще пригожусь. «Дядя» убрал копье и стащил с головы шлем.
— Здорово, Мстислав, — сказал он, отдуваясь. — Ты почто коня сгоняешь тако? Не признал тя, не гневай средца своего.
— Вот я тебе вгоню промеж глаз — сразу признаешь, — пообещал я, сообразив, что мужик свой и бить не будет. — Ты чего на людей как на амбразуру? Вот князю скажу, он тебя уволит. Взяли моду с заточками ходить.
Дядя был толстый, но удивительно энергичный. На его красном фэйсе читался холодный профессионализм сотрудника органов. Схватив Харли под уздцы, он жестом пригласил меня углубиться в заросли крапивы. Я вежливо пропустил его вперед: прокладывать дорогу.
— Оттекает князь наш, уж и на ноги не вздается, — продолжал мужик по ходу дела. — Лежит себе и тихо молвит речи неведомы. Безумен стал, но личины людския признает. Тебя поминал увечера…
— По матери?
— Ан нет, по батьке. Отец твой. Лык Клыкодер, зело добрый ему дружинушка бывал. На пирах с богатыми да храбрыми купно сеживал. А потомствием, мол, не успел: ибо лук [40]возрос аки тать нощной, купчинку бьет по шумным драгам да по течениям…
Я понял, что на меня наехали.
— Ладно, — говорю, — у каждого свой хлеб. Твое дело легавое, а мы — птицы вольные, санитары леса.
Впереди самостоятельно наметилась небольшая полянка. Признаюсь, что ожидал увидеть по меньшей мере скромный такой замок в духе Уолта Диснея — с башнями и тупыми охранниками возле бюро пропусков. Реальность оказалась прозаичнее. Сбоку коптился костерок, а напротив, под старым дубом, темнела хижина размером с деревенский сортир для двоих. Толстый мужик подтолкнул меня к порогу. Рука дернулась поправить тугой узел галстука — не нащупав его, остановилась на полпути — стиснув зубы и краснея, я просочился в кабинет шефа.
Внутри было душновато — кондиционер, по обыкновению, не работает, подумал я и сглотнул. Судя по мраку, босс приказал выключить свет и теперь работал с документами [41]. Пылинки нервно прыгали в солнечных полосках, пробрызгивавших сквозь дырки в крыше.
Тихо как в гробу. Похоже, старый хрен уже отключился, подумал я, и душа моя осеклась в пятках: прямо по курсу лежал старикашка. То, что я принял поначалу за изголовье кровати, оказалось огромным жестким плечом — еще выше, под самым потолком оформились очертания косматой головы… Этому человеку было тесно в хижине — упираясь затылком в потолок, он полулежал, согнув ноги в коленях и перекрестив на груди длинные костлявые руки. Я понял, что в молодости князю Всеволоду было несложно наводить шорох на соседей: его тело и теперь насчитывало метра три в длину. Старик был определенно крутой и симпатичный моему холопскому сердцу. Уважительно покосившись на мрачные хваталки, увесисто покоившиеся на груди поверх спутанной бороды, я деликатно кашлянул и доложил, что рядовой Лыков по их приказанию прибыл.
Старик тяжело качнул в мою сторону львиной головой и пошевелился. Огромный локоть, упиравшийся в стену, опустился с кровати вниз и коснулся пола. Хрустнули суставы — и до меня долетел шепот:
— Верно ли… даждь иде?..
Князь спрашивал про дождь. Я промолчал и вместо ответа почему то… даже странно писать это… опустился перед ложем на колени.
— Чую, даждется вам к ночи… То-то ужин сытный будет оратаю — всякий день семенит с неба… Уродит земля-то…
Старик говорил тяжело, но — как-то весело. И вдруг — веские и холодные, будто каменные, пальцы легли мне на плечо.
— Дождал-таки тебя, Мстиславко.
Подумалось, что если сейчас сдавит пальцы, то сломает мне шею. Но рука была покойная, безвольная — только долгая и тяжелая, как бремя. Странно: я вдруг почувствовал, что мог бы всю свою жизнь простоять вот так, на коленях, перед ним, и чтобы спрашивал меня про дождь, и чтоб рука…
— Воля мне отведать про твое отбытие лесное. — Показалось, что он улыбнулся голосом. — Добрая воля, да не успеть уже. Стариковы речи пуще золота мерены… Ну, ведай ты княжье слово законное. Закон после меня таков: детей трое, два наследника и княжна. Сыновей звать Зверко и Поток, а дочь… Рута. Сыщи их опоследу смерти моей.
О Господи, да как же—я ведь никогда не смогу…
— Найдешь. Вот… опоясти [42]клок… Распусти уз… ну, поспешай! — Он слегка сдавил плечо, и я, охватив обеими руками холодное княжье запястье, нащупал что-то вроде плотного матерчатого ремешка. Рванул тесемку, и полоска ткани медленно, с треском сползла в мою ладонь. Почему-то теплая и шершавая — должно быть, вышивка.
— Двадесет лет тому было, воевал я князя престольского Ярополка. Несправно воевал, допустил вражину до самого града моего великого, до Властова… Умыслил я осаду принимать в крепости… И перед боем… справил Ярополка, дабы жен и молодь всю нашу из крепости отпустить. Протягти их крозь станы вражьи прочь… Бабы и детишки-то… безвинные все.
Тяжко говорит, а все пытается улыбнуться, чтобы вспоминать легче и чтобы слезы не мешали.
— Ну, Ярополк это дело… сдобрил. Едино, рек, потомствие Всеволодово не выпускать, а быть княжьим детям мертвыми. Сыновам-то моим и Руте-младенице… Дабы, вестимо, семени-полымени моего не принялось боле на земли.
Больно плечу. Вцепился и давит князь.
— Тако-о вот… Ну, я отцу твоему. Лыку Клыкодеру, потайно повелел отлуков моих малолетних в рваное рублие облачити и лички им грязию измозгати… Послед того власы изорвати и на шкуре сцепины понаделати конским гребнем… Загнали их в толпу холопьих детей — и ты, Мстиславушко Лыков сын, тамо же был, со паробками-полетками. Вывели всю эву мелочь из гостинца крозь задние врата… Престольцы каждого оглянули-ощупали, но миром пустили всех. Знать, не признали моих-то… С тех пор не видал я деток…
Сбился или задумался? Молчит… Я невольно пошевелил плечом, и рука князя стала тихо сползать, цепляя пальцами, к полу! Все — и голос падает неумолимо, и слова уже скорее дыхание, а не речь…
— Опоясть я свою… няньке отдал, дабы… помету сделати. Разрезали пояс на три клока… повязали им княжих деток, для заметки. Сыщи теперь — суть ли живы? По вышивке ищи… Когда найдешь — скажи им… княжеская у них кровь. Пусть ведают отца своего волю.
Я ухватился за отвердевающую руку. Что мне теперь делать? Как различить законные слова в потоке бреда?
— Все… Свещу, свешу держи — зажги ее, пожалуй меня… Како догорит, поджигайте хатку… Людям скажи, Всеволод-князь по Стожарову закону помер, сожгли его. Спе-ши-и, Мстиславко… Тебе теперь тожде немного сроку… Спеши.
И верно, в правой руке, что тягостно покоится на плоском животе поверх бороды, — незажженная свеча. Поджечь! — и руки стали натыкаться в темноте на стены, на потолок. Спешить! — яркий дневной свет ударил в лицо, я уже на улице — тут свежо, а я как из бани — мокрый: от жары ли, от ужаса? Сбоку выскакивает толстый дружинник с вопросительным лицом — мимо, к костру! Обжигая пальцы, зажигаю лучинку — по холодной траве босыми ногами, и опять хижина…
А князь уж не дышит ли? То ли шепот, то ли это я сам… Спешу — и не найду фитиля, но воздух над свещью сам вспыхивает готовно: ага, занялось тихое нежадное пламя, голубое свечение. Я спешу, князь, видишь, спешу.
39
«T-shirt» — футболка, майка с короткими рукавами ( англ.)
40
«Лук», «отлук» — то же, что сын или потомок. — С.Т.
41
«Работал с документами» — отдыхал, дремал. — С.Т.
42
«Опоясть» — это пояс. — С.Т.