Князь Угличский (СИ) - Уточкин Владимир Николаевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Да, после маленьких клетушек нынешних деревянных, да и каменных домов это действительно была Царская палата. Огромный, с удивительным по своей гармоничности крестовым четырехсводчатым потолком, опиравшимся на центральный столб, зал, расписанный, сценками церковных сюжетов и зарисовками из жизни московских князей, яркими праздничными красками. Небольшие спаренные стрельчатые окна в переплетах со слюдяными пластинами, давали очень мало света, и по залу были развешаны медные паникадила с множеством восковых свечей. Учитывая насыщенный фон стен и сводчатого потолка, гостей, одетых в яркие золоченые одежды, блеск драгоценных блюд на столах и мягкий свет от свечей, казалось, что мы вошли прямо в сказку.
Князь Шуйский подвел меня к царю, под благословение, затем оставил около центрального столба и отошел к Годунову. Теперь мне удалось, как следует осмотреться. Зал имел квадратную форму, вдоль стен тянулись лавки покрытые коврами. Справа в дальнем от входа углу на помосте-рундуке стояли два трона, на которых сидела царская чета. Перед ними находился небольшой стол. Чуть левее, тоже на возвышении, но пониже, стол с богатыми скатертями в несколько слоев, двумя стульцами, сейчас пустыми. Влево от мест новобрачных тянулся углом длинный стол плотно занятый нарядными гостями, вправо от царского места также стояла божья ладонь, за ней сидели церковнослужители. Вокруг центральной колонны тянулись полки, на которых была выставлена богатая золотая утварь.
Подошел тысяцкий и подвел невесту. Её небольшую фигурку укутывали тканые золотом одежды, украшенные самоцветными камнями. Голову и лицо укрывал платок.
Нас усадили за свадебный стол. Священник начал читать молитву. Подошла боярыня и торжественно, вымоченным в блюде с вином богатым гребнем расчесала мои волосы. Смысл обряда остался мне неизвестным. Затем сняли с головы Ксении венец, расплели косу, также расчесали её черные локоны тем же гребнем и, заплетя две косы, заправили их под женский головной убор. После её снова накрыли платком и, обмахав нас связками соболей, обсыпали каким-то зерном.
Шуйский показал жестом, что надо выйти из-за стола. Я вышел, невесту вывели подружки. Подошел Годунов с красивой витой кожаной плетью. Подойдя к дочери, он поцеловал её, и слегка хлопнув по плечу, передал мне плеть со словами:
— Яз дочь ростил в благочестии и послушании, даю её тебе, береги жену свою. — Затем указав на меня, приказал дочери:
— Ксения, вот твой муж. Он хозяин твой, люби, почитай и слушайся его во всем. Спаси Христос.
После обряда мы поклонились царю. Государь встал и предваряемый священниками отправился на выход. Мы следом, за нами дружки и гости. Венчание запомнилось теснотой Благовещенского собора, может из-за большого количества гостей, приторным запахом ладана, и тем, что хотелось есть.
После возвращения в Грановитую палату и рассаживания гостей Федор Иоаннович благословил молодоженов и пожаловал мне в кормление город Тверь с окрестностями, а также приказал возвести терем для меня в Московском кремле. После непродолжительного присутствия он с женой удалился с пира.
Годунов тоже что-то пожаловал, приданным долго хвалился, но я уже подустал от избытка впечатлений и потерял нить тоста. Спустя некоторое время нас проводили из зала в опочивальню. Стол, рядом с высоким ложем, укрытом мехами, был уставлен блюдами со свадебного стола.
Дурацкая ситуация — подумал я — вот передо мной законная жена, надо теперь с ней познакомиться.
Ну конечно, по прежней жизни, был у меня кое какой опыт. Немножко поболтали, поели, выпили вина. Я рассказал, как на охоту на зайца ходил с мешком, морковью, да понюшкой табака. Она посмеялась, но сказала, что байку ту уже слышала. В общем познакомились. Дело то молодое, опять же жена.
Наутро слуги развели нас по баням.
В моей бане был Годунов.
После нескольких заходов в парилку и дубового веничка стало хорошо и мы с тестем сели отдохнуть в предбаннике под закуску и пиво.
— Ты с женой молодой поберегись оле. — Начал разговор Годунов.
— Как это?
— Въняти слову моему. Государю ты брат и в большой чести ныне, обно коли у тебя первого народится мальчик, Федор Иоаннович может осерчать и опалу возложить, с иными князьями похуже бывало. Понял ли?
— Понял Борис Федорович.
— Мы ныне семья, ты сын мне. Государь плох. Молитвы творит беспрестанно, плоть постами умерщвляет, грядеше к монастырям во всякую слякоть, або Господь глух к нему. Ни наследника не дает, ни здоровья. Настолование бяху в пусте быть. Тебе мню бармы на плечи взять надобно.
— Блазнишь, Борис Федорович?
— Онеже восхотел, сам бы Мономахову шапку примерил, абно вещий ты суть. Верю тебе. Не желаю яз смерти чадам своим ценою барм на плечах. Лихолетье грядет, посему на высоком престоле должон сидеть природный государь от корня царского. Потому дщерь свою единую за тебя отдал. Або не азм, наследок мой царские бармы наденет. — Тут он сделал паузу. — Бо разумиешь, опричь меня сожрут тебя бояре нарочитые?
— Аминь, Борис Федорович.
— Впредь должны мы купно бысть. Тщеты имею великие: желаю имать войско царское, абно опричь князей строптивых, хотением томлюсь школы заложить не хуже немецких, да фряжских, дабы своих имати русских людей розмыслами. Деля того надобно привабити иноземцев хытрых. Абно церковь наша схизматиков не терпит. Чаю пря случится со святыми людьми. Посему надобен деля меня ты на троне Московском онеже право твое первородное.
— Любо коли отец со мной единые мысли имает. Ежели ныне немцы много знают, к завтрему знать будут исчо более, бо мы как селяне темные. Яз сознаюсь тебе Борис Федорович, уж приказал аглицкому торговому человеку приискать у немцев умелых людей. Обаче затеи с иноземцами да войском стоят дорого, бо ведаю я как богатства несчитанные привести на Русь!
— Эвоно как? Ну, обскажи.
— Видал ли ты, отец мой, машину паровую, что розмыслы угличские привезли из Устюжны?
— Видал князюшко, вельми дрязгая да голкая замятня. Вскую притащил ты эдакую диавольскую затею на Москву?
— С сей машины большой прибыток будет царству Московскому, да гостям торговым.
— Мню от сей мешкотни токмо дым да докука!
— Машина сия может работать, сколь хочешь, только воду доливай да дров подкидывай. Поставь её на корабь и пойдет он супротив ветра без устали. А купцы бают бо в аглицком царстве железная дорога есть, так с таковой машиной триста верст за десять часов проехать мочно и провезть товаров многие сотни пудов, або людей воинских без счета.
— Брешут поди? — не поверил царедворец. — Николе не слыхивал яз таковых сказок от аглицких послов.
— Так тож секрет воинский. А мне то баял гишпанский гость торговый, евоная держава с аглицкой на ножах. Помысли Борис Федорович, до Нового Города за день добраться мню можно. Ни дождь, ни снег, ни мороз, ни слякоть не страшны!
— Да не мочно такого помыслить! Людишки от таковой быстроты помрут от страху то. Царь Иоанн Васильевич, батюшка твой покойный, с войском до Казани два месяца походом шел, а тут семь сотен верст без малого, бо по твоим сказкам до тудова за два дни домчать мочно?
— Дюже быстрее, токмо яз загодя не желаю прельщать, но тридцать верст в час без обману мчит.
— Иисусе Христе! Земли наши велики и обильны да порядка в них нет, потому как велики. А с такою железною дорогою мню, все земли сможем в кулаке держать.
— Коли б дорогу ту проложить от Архангельского монастыря до Астрахани, все гости немецкие к нашим заставам побегут. До Персии кораблем идти вкруг черной Африки да обратно полгода, да воровские морские люди, да штормы страшные, да на корабь много товару то не влезет, а тут дорога скорая по земле, вези, сколь хочешь, да круглый год, за две седмицы туда-сюда обернуться можно.
— Сколь железа на ту задумку надобно? Прямо всю путину укладом уложить, так та дорога золотая станет.
— Затея не дешевая, мню тысячу верст под два миллиона рублей.
— Упаси Господь! Димитрий, вся казна Московского царства в год чуть за шесть сотен тысяч рублей и заходит едва едва.
