Распад - Стерлинг Брюс (библиотека книг .TXT) 📗
— Знаешь что? Мне просто не пришло это в голову. Но подожди, имеются связи, есть определенные перемещения дохода. У нас есть наличные деньги, нам нужно кое-какое оборудование…
— Ты устанавливаешь здесь странный, чужеродный режим. Это не рыночное общество. Это общество культа. Все основано на людях, смотрящих глубоко в глаза друг другу, а потом выдающих оценки. Это интересно только теоретически, но когда это потерпит неудачу и развалится, то закончится лагерями и чистками, как уже было в Коммунистическую эру. Если ты собираешься идти таким путем, я не могу спасти тебя. Никто не может тебя спасти. И я не хочу быть с тобой, когда этот карточный домик развалится. Поскольку тогда ты сядешь в тюрьму. В лучшем случае.
Оскар слабо улыбнулся.
— Так ты не думаешь, что «врожденные болезни» помогут уйти от наказания?
— Это не шутка! А что будет с твоей командой, Оскар? Как быть с другими? Ты большой человек в предвыборной кампании — у тебя действительно талант. Но это не избирательная кампания. Это даже не забастовка. Это небольшой государственный переворот. Даже если твои люди согласятся остаться с тобой, как ты можешь подвергать их такому риску? Ты не спрашивал их согласия, Оскар!
Оскар выпрямился на стуле.
— Йош, ты прав! Я не могу так поступить со своей командой, это неэтично. Мне надо объяснить им ситуацию. Если они уйдут, это жертва, которую я. должен принять.
— Я получил предложение работать в Бостоне в офисе губернатора, — сказал Пеликанос.
— Губернатор? Вперед! Это тот старый краснобай из партии «Вперед, Америка»?
— «Вперед, Америка» сейчас поддерживает реформы. Губернатор организует антивоенную коалицию и попросил меня быть казначеем.
— Без шуток? Казначей? Хороший пост для тебя.
— Пацифистское движение имеет большое влияние в Массачусетсе. Оно включает в себя сторонников разных блоков. Кроме того, это то, что нужно. Президент серьезно настроен. Он не блефует. Он действительно хочет войны. Он пошлет военные корабли через Атлантику. Он будет измываться над крошечной страной только ради того, чтобы усилить собственную власть внутри США.
— Ты веришь этому, Йош? Ты действительно так считаешь?
— Оскар, ты и вправду оторвался от жизни. Ты каждую ночь сидишь, копаясь в крошечных различиях между племенами кочевников. Ты знаешь все закулисные интриги внутри этого стеклянного пузыря. Но ты потерял из виду то, что происходит в действительности. Да, Президент Два Пера вышел на тропу войны! Он требует от конгресса объявления войны! Он собирается ввести военное положение! Он хочет прибрать к рукам военный бюджет. Он разом отменит все чрезвычайные комитеты. И станет настоящим диктатором.
Оскару пришло в голову, что, если бы Президент добился реализации хотя бы половины своих планов, проигрыш в войне с Голландией был бы небольшой платой за успех.
— Йош, я работаю на Президента. Он мой босс, он мой главнокомандующий. Если ты в самом деле так настроен по отношению к Президенту и его планам, то нам нельзя вместе работать.
Пеликанос выглядел несчастным.
— Ладно, именно поэтому я и пришел.
— Я рад. Ты мой лучший и самый старый друг, мое доверенное лицо. Но личные симпатии не помогут преодолеть политические разногласия такого масштаба. Если ты говоришь правду, то наши дорожки расходятся. Ты возвращаешься в Бостон и идешь работать казначеем.
— Мне крайне неприятно, Оскар. Я знаю, что ты нуждаешься во мне, необходимо внимание и твоему собственному благосостоянию. Ты должен следить за инвестициями. На рынке предвидятся бурные колебания.
— Как всегда. Я смогу управиться с бурей. Я только сожалею о том, что мы расстаемся. Ты был со мной на каждом этапе пути.
— До настоящего времени и не дальше, приятель.
— Возможно, если они, в Бостоне, выставят против меня обвинения, ты сможешь замолвить за меня словечко перед твоим другом губернатором.
— Я буду писать, — сказал Йош, вытирая слезы. — Пойду приберусь на столе.
Оскара сильно взволновал уход Пеликаноса. Учитывая все обстоятельства, этого нельзя было избежать. Грустная необходимость, подобная его собственному вынужденному уходу из лагеря Бамбакиаса, когда он перешел в президентский СНБ. Нельзя вести двойную игру. Можно танцевать на двух табуретах сразу, но стоящий на семи или восьми обречен упасть.
Оскар давно уже не говорил с Бамбакиасом. Популярность безумного сенатора была выше, чем когда-либо. Он восстановил свой первоначальный вес, возможно, даже увеличил. Тренеры его команды вывозили его на публику, они рискнули даже привезти его раз в Сенат. Но огонь живого ума в нем погас. Теперь его жизнь поддерживалась газетными вырезками и телесуфлерами.
Используя недавно установленный спутниковый телефон СНБ, Оскар связался по видеотелефону с Вашингтоном. У Бамбакиаса был новый секретарь, женщина, которую Оскар никогда прежде не видел. Оскар сумел получить полчаса разговора. Когда запрос наконец прошел, он увидел стоящую перед ним Лорену Бамбакиас.
Лорена выглядела хорошо. Лорена, как всегда, была Лореной, она никогда не выглядела посредственно. Но сегодня она казалась хрупкой и усталой. Лорена страдала.
Его сердце сжалось при виде ее. Он был удивлен, поняв, что искренне соскучился. Он всегда ходил вокруг Лорены на цыпочках, сознавая, что она опасная женщина, но он забыл, как был привязан к ней, как много она значила для него в той старой жизни. Дорогая старая Лорена: богатая, искушенная, аморальная и утонченная. На самом деле это был его тип женщины: типичная богачка, классическая девочка, выросшая на всем готовом, женщина, которая была действительно верным другом и напарницей. Видеть погруженную в горе Лорену причиняло острую боль. Она была подобна красивым ножницам, которыми почему-то решили стричь колючую проволоку.
— Очень мило с твоей стороны позвонить, Оскар, — сказала она. — Твоих звонков нам всегда не хватает.
— Это приятно. Как дела? Расскажите мне, что там происходит.
— О, помаленьку. День за днем. Доктора сказали, что виден большой прогресс.
— Действительно?
— О, удивительно, что могут совершить в американской системе здравоохранения миллионы долларов. Мы прошли все виды странных нейропроцедур. Он повеселел.
— Понятно.
— Он очень весел. Он устойчив. Он доволен.
— Лорена, я когда-либо говорил, как я бесконечно вам сочувствую?
Она улыбнулась.
— Добрый старый Оскар. Знаешь, я уже привыкла. Я справлюсь с этим. Я не представляла себе, что это возможно. Может быть, это и невозможно, но это выполнимо. Ты знаешь, что действительно меня раздражает? Нет, не все эти выражения симпатии, или освещение в печати, или клубы болельщиков, или что-то подобное… Нет, меня бесят злые дураки, которые полагают, что умственная болезнь — очаровательная, романтичная вещь. Они думают, что сойти с ума — некоторое духовное приключение. Ничего подобного. Это ужасно! Это банально! Я имею дело с тем, кто стал банальным! Мой дорогой муж — наименее банальный человек из всех, кого я когда-либо встречала. Разносторонний, полный воображения, энергичный, умный, обаятельный. А теперь он похож на большого ребенка, не очень умного ребенка, которого можно обмануть и которым можно управлять, но которого невозможно в чем-то убедить.
— Вы смелая женщина. Я восхищаюсь вами! Лорена заплакала. Она утирала глаза наманикюрен-ными пальчиками.
— Вот теперь я плачу, но… Ну, ты не возражаешь против этого? Ты один из тех, кто знал нас раньше.
— Я не возражаю.
Через некоторое время Лорена подняла голову и взглянула на него. Ее хрупкое лицо осветилось.
— Ладно, но ты еще не рассказал мне, как дела у тебя.
— У меня, Лорена? Лучше не бывает! Масса удивительных вещей. Невероятные события, все совершенно замечательно.
— Ты сильно похудел, — сказала она. — Ты выглядишь утомленным.
— У меня теперь много возни с аллергией. Мне хорошо, пока вокруг много воздушных фильтров.
— Как тебе работается с Президентом? Должно быть, в СНБ очень интересно, когда почти началась война.
