Звездолет «Иосиф Сталин» - Перемолотов Владимир Васильевич (читать полную версию книги TXT) 📗
Год 1930. Июнь
САСШ. Нью-Йорк
… Джошуа Хиккамайзер, лиловогубый безработный негр, последний день свой жизни решил провести не так, как обычно. Вместо бесплатной столовой и стояния на бирже труда он отправился к Ист-Ривер. Умирать на голодный желудок было, конечно, неприятно, но и, правду сказать, супчик из кухни «Армии Спасения» тоже не самая большая радость для желудка, решившего расстаться с жизнью, а на что-либо другое сейчас он рассчитывать не мог.
Денег у него не было, работы у него не было, да и надежды найти её – тоже. Работы не хватало даже для белых, на что в таком положении могли рассчитывать черные?
Безработица, черт её подери! Кризис!
«Совсем Бог забыл Америку» – подумал Джо.
Справа от него раскинулся Бруклин, слева – Манхеттен. Впереди – Манхэттенский и Уильямсбергский мосты, а под ногами, пожалуй в сотне футов – вода Ист-Ривер. На её фоне сам Бруклинский мост казался не таким уж и широким. Безработный негр прищурил глаз и ладонью перекрыл асфальтовую ленту.
Из-под пальцев редкими горошинами катились черные автомобили. У их хозяев были деньги и работа, и наверное они уважали себя больше чем он, но Джошуа смотрел не на них. Он смотрел в будущее, представил, как наклонится, и не в силах держаться на камне соскользнет и полетит вниз, в воду…
Не было ни страха, ни любопытства.
Он мог бы не раздумывать, а прыгнуть прямо сейчас, но к жизни его привязывал окурок сигары длинной не меньше трех дюймов. Зачем расставаться с жизнью, когда напоследок можно получить еще немного удовольствия?
Это была сигара белого неудачника. Он подобрал её вчера около трупа выбросившегося из окна биржевого игрока. Видно не хватило терпения у бедолаги докурить её до конца. То ли совесть мучила, то ли Смерть так позвала, что не смог удержаться.
И хотя Джошуа был даже вдвойне благодарен ему – и за сигару и за то, что натолкнул на мысль прийти сюда, повторять его ошибку он не хотел. Сперва докурит, а уж потом…
Он вспомнил крик прыгуна, заставивший его обернуться, звук удара – мокрый шлепок и посмотрел налево.
Там торчали небоскребы Манхеттена, скрывая за каменными стенами офисы банков и корпораций. Такие не плечом не сдвинуть, не разбить.
Откуда ни возьмись, волной накатила злоба, заставив сжать кулаки. Паразиты! Кровососы! Чертовы эксплуататоры!
Друг Гесс, Гесс Холл, объяснял ему, почему сейчас рабочим живется плохо, но Джошуа не верил ему. Даже не то что бы не верил, просто знал, что борьба за справедливость бесполезна. Слишком не равны силы.
Он выпустил плотное колечко дыма и загляделся, как ветер понес его вдоль реки. Говорят, один из миллионеров пообещал миллион долларов тому, кто сумеет пустить так вот двенадцать колец и продуть их струйкой дыма… Подумать только! За двенадцать колец – целый миллион. Денег им, паразитам, девать некуда.
Он зябко поёжился.
Конечно же, люди, которые могут позволить себе заключать такие пари и курить такие сигары как эта, никогда не проиграют тем, кто курят дешёвые сигареты и, вместо того, чтоб тренироваться пускать кольца, всю жизнь работают.
Эти белые держали жизнь за горло и диктовали условия всем остальным. Они хорошо одевались, ели в ресторанах, а на долю таких как он доставались миски «Армии Спасения».
Справиться с такими смогли бы разве что Президент или Господь Бог. Только они… Пальцам стало горячо. Вынырнувший из раздумий безработный оглядел придирчиво окурок, прикидывая, чем тот может его порадовать. Да уж ничем, пожалуй.
И щелчком отправил его вниз.
Вот, вообщем-то всё и закончилось…
То, что он собирался сделать, не было трудным. От него требовалось лишь подняться, сделать шаг вперёд и хорошенько оттолкнуться ногами. Дальше все за него сделает природа. Но сейчас не хотелось не только вставать, не хотелось даже просто шевелиться. Хороший табак как-то примирил его с миром. Вместо горькой злобы в душе воцарилось тихое умиротворение. Секунд десять он сидел вдыхая-выдыхая прозрачный воздух.
Да. Именно с таким настроением и стоит покидать этот мир.
Джошуа поднялся, но шага в пропасть не сделал. Любопытство остановило его.
Столб возник как-то сразу. Он упирался в землю с ощутимым наклоном, словно Господь Бог, пролетая где-то рядом с Нью-Йорком, спустил с неба свой посох, чтоб хорошенько взбаламутить жизнь на материке. Джошуа сперва не понял, что затеял Господь, но Божий Посох уперся в землю и поспешил к нему, оставляя за собой жидковатый дымок, словно пыхтел где-то там по земле маломощный паровозик. Так продолжалось до тех пор, пока Посох не пробежал по Бруклину и не коснулся реки.
Вода вскипела, с грохотом орудийного салюта, превратившись в пар. В секунду Посох наискось пересек Ист-Ривер, коснулся моста и, словно гнилые нитки под ножом, стальные тросы державшие на себе многотонную махину, лопнули. Несостоявшийся самоубийца не услышал, этого за ревом кипящей воды, но увидел, как половинки моста кренятся и рушатся в воду, пропадая в вале горячего пара, поднявшегося даже до верхушки пилона.
Из горячего тумана, словно щупальце неведомого морского гада, выхлестнул оборванный трос и чуть не снес ему голову. Только что готовый умереть Джошуа смотрел на все это без страха.
Мелькнула мысль, что и затеяно-то все это было исключительно для того, чтоб остановить его, не дать совершить непоправимое. Негр упал на колени, уже не думая, что сорвется. Бог повелел ему жить!
– Прости Господи! На все воля твоя!
И он узрел ЕГО волю!
Ветер словно ладонями раздвинул горящее марево и безработный увидел, как Посох уперся…
Не уперся! Не уперся, а легко, словно бумагу проткнул башни ненавистного Манхеттена и унесся дальше, оставив за собой косо срезанные башни небоскребов и дымы начинающихся пожаров.
Год 1930. Июнь
СССР. Поселок Малаховка
…Летние ночи коротки, но и за них можно многое сделать.
– Станция?
Сколько раз это слово за последние три дня влетело в эбонитовый кружок микрофона, никто не сказал бы. Некогда было считать. Дела такие заварились, что только дурак стал бы тратить на это время.
– На подходе, – ответили с вышки. – Двадцать секунд…
Эта фраза тоже бессчетное число раз уходила мембрану телефона и пропадала там.
– Приготовились.
– Станция на горизонте! Пошел отсчет!
Суета пронеслась по лабораторному бараку и сгинула. Сквозняк, раскачивающий подвешенную на шнуре слабенькую лампочку тоже, казалось, замер.
– Подключение!
За стеной взвыл мотор. Лампочка под потолком вспыхнула, но уже через мгновение притухла. Затрещали перебрасываемые в рабочее положение рубильники, электрические разряды пронзили воздух, насыщая его озоном и запахом обгорелой меди.
– Частота! Модуляция!
Вой мотора стихает. Невнятные восклицания. Лампочка разгорается ярче, свет режет глаза.
– Повтор!
– Станция уходит!
Уверенности уже нет, но остаётся надежда.
– Повтор! Еще сеанс!
Снова воет двигатель… Визг его становится невыносим, и кто-то из лаборантов, не выдержав звука, бьет себя по ушам и кричит.
– Отключить!
Вой стихает. Не сразу, а перейдя из визга в басовый ключ, оканчивающийся сытым животным урчанием.
Осунувшиеся лица, угрюмые взгляды.
Никто ничего не спрашивает. И так все ясно.
Владимир Иванович выбрался под серое предрассветное небо, подставив лицо каплям. Небо плакало грибным дождём. Неудача! Опять неудача… За спиной заскрипели ступеньки. Он не стал оборачиваться. Чиркнула спичка, запахло дымом от хорошего табака, и знакомый голос спросил:
– Чем вы это объясните, товарищ Бекаури? Почему станция вас не слушается?
Изобретатель почувствовал внутри себя унизительное желание оправдаться, разъяснить, но сдержался.
– Не знаю… Вы же видите, что мы уже больше тридцати раз пытались взять её под контроль.
