Der Architekt. Проект Германия - Мартьянов Андрей Леонидович (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗

— Дядя Дэдэ! А дядя Дэдэ!

Я слышал имена — Нина, Пьер, oncle Dede — но думал о другом. Во Франции нет горючего. Горючего для французов, я хочу сказать. Все ГСМ забирала для своих нужд Германия. То ли правительство Дарлана изменило политику на сей счет, и последствия этого послабления стремительно сказались на жизни французского обывателя, то ли дядя Дэдэ и впрямь чертовски хитрый жук.

В принципе, если теперь ситуация с ГСМ чуточку сдвинулась к лучшему и у дяди Дэдэ появилась возможность запустить трактор, который вынужденно бездействовал несколько лет, движок определенно стоит перебрать. А юный Пьер, кажется, с задачей не справляется.

Я рассеянно смотрел на трактор, на Пьера и еще раз прокручивал в голове недавний разговор с Ниной.

— Подпольных складов оружия в округе несколько, но Тусен предложил воспользоваться именно этим. — Нина вертела сорванный цветок, и желтая пыльца постепенно окрашивала ее пальцы.

— Странно, что вы хранили оружие так близко от Парижа, фактически под самым носом у оккупационных властей, — заметил я.

— Практика показала, что опаснее всего перевозить людей или предметы через границу между оккупированной и неоккупированной зонами, — отозвалась Нина. — Действовать внутри границ можно было относительно свободно. Немцы, знаете ли, Эрнст, — большие педанты. Где нужно — проверяют документы, и весьма дотошно, а где этого, согласно их инструкциям, не требуется — ничего не проверяют.

Я промолчал.

Нина задумчиво продолжала:

— Наши либеральные товарищи, союзники англичан в деле освобождения Франции от всего чужеродного, а заодно и от всего леворадикального, просчитались, избрав дядю Дэдэ хранителем своих боеприпасов. Как только предмет, обладающий материальной ценностью, оказывается во владениях дяди Дэдэ, дядя Дэдэ автоматически начинает считать его своей собственностью. И изъять данный предмет не представляется возможным — ни для кого. Если только самого дядю Дэдэ не убедить в целесообразности такого изъятия.

— Хотите сказать, нам придется отбирать у него взрывчатку силой? — уточнил я. — В таком случае, я бы не отказался от чего-нибудь огнестрельного.

— Этого не понадобится, — отмахнулась Нина. — Воспользуемся силой убеждения.

— Способность убеждать — не самая сильная моя сторона, — признал я.

— А вам и не придется, — рассмеялась моя спутница. — Убалтывать дядю Дэдэ буду я. Мы с ним давние знакомые… Собственно, Тусен выбрал именно его потому, что у дяди Дэдэ есть слабые места. И мне они известны.

— Любит хорошеньких женщин? — брякнул я.

Нина, к моему удивлению, покраснела.

— Я и забыла о том, что вы солдафон, — упрекнула она меня. — Не ожидала от вас такой пошлости.

— Да это, в общем, даже не пошлость, — пробормотал я.

Она сверлила меня глазами и злилась. Я чувствовал себя жалким.

Нина прикусила губу.

— Ладно, — сказала она наконец. — В конце концов, должна признать, что вы неплохо держитесь.

— Для солдафона?

— И для немца. Видать, хорошо вас побили под Сталинградом, если на человека стали похожи. Только изредка вот проговариваетесь. Но вы научитесь.

— Вообще больше ни слова не скажу! — поклялся я.

Нина хмыкнула:

— Вот и хорошо… До войны дядя Дэдэ был главой большой семьи, — продолжила она рассказ. — Он привык повелевать домашними так, словно они были его вассалами. Собственно, это недалеко от истины. Но в сороковом году он потерял обоих младших братьев: одному было тридцать семь, второму — двадцать пять.

— А самому дяде Дэдэ сколько?

— Около пятидесяти. Они сводные, от разных матерей… Дядю Дэдэ их гибель просто подкосила, он разом превратился в старика. До войны, говорят, он был совсем другим. С ним осталась только Жанна — жена самого младшего из братьев. По-моему, после того, как ее Поль погиб, она немного повредилась в уме. Недавно из плена вернулся сын второго брата — племянник. Этот и до войны был придурковатым. Так дядя Дэдэ говорит.

— А вы с ним как познакомились?

— Одно время у него жил Тусен, — ответила Нина.

— Как же такой хозяйственный человек, как дядя Дэдэ, терпел у себя в доме бесполезного нахлебника? — не выдержал я.

— Однако с чего вы взяли, будто Тусен — бесполезный нахлебник? — Нина так удивилась, что даже остановилась посреди поля. — Ничего похожего, герр Тауфер. Может, он и болен, но у него хорошая профессия — краснодеревщик. Это значит, что он умеет работать с деревом. Не только гробы стругать, но и создавать хорошую, добротную мебель, например. Так что не сомневайтесь, дядя Дэдэ приставил его к делу. Тусен отработал каждую кружку молока, каждую краюху хлеба, которыми его здесь потчевали. Если вы не знали, французы — страшные скареды, хуже шотландцев из анекдотов.

— Так какие же у дяди Дэдэ слабые места? — спросил я.

Нина посмотрела мне прямо в глаза:

— Он ненавидит немцев.

Немцы оккупировали Фавроль трижды: в четырнадцатом году, потом в восемнадцатом и, наконец, в сороковом. Так что у дяди Дэдэ имеются веские основания для ненависти.

— Разумно ли, в таком случае, тащить с собой меня? — пробормотал я.

— Помните, что мы говорили о контузии? — сказала Нина. Я не понимал, серьезно она говорит или насмехается. — Оставайтесь контуженым камрадом, и всё пройдет как по маслу.

…Из конюшни к нам вышел человек — коренастый, с жесткими седыми волосами, торчащими из-под засаленной кепки. Хотя весна началась недавно, его лицо уже было покрыто медно-красным загаром. Морщины, исчертившие его лоб и щеки, были глубокими, отчетливыми, как складки коры на старом дереве. Щуря маленькие синие глазки, он уставился на нас с Ниной.

— Здравствуйте, дядя Дэдэ, — сказала Нина.

Дядя Дэдэ посмотрел на ее прекрасные ноги и буркнул:

— Обуйся, Ноно.

Нина послушно надела туфли на босу ногу.

Он невнятно хмыкнул, пожевал тонкими, в нитку, губами, потом перевел взгляд на меня:

— А это с тобой что за какаду?

— Это Эрнст, — поспешно сказала Нина. И снова я услышал слово «captivité», которое послужило мне волшебным пропуском в мир Сопротивления.

Но дядя Дэдэ оказался куда менее доверчивым, чем Анри или Святой. Он издал бессвязное бурчание — обычно такие звуки производит голодное брюхо — и еще глубже вонзил в меня взор своих крохотных глазок.

Я стоял безмолвно, решив во всем положиться на Нину.

— А что он умеет, твой Эрнст? — спросил наконец дядя Дэдэ. Он разговаривал с Ниной, но не сводил взгляда с меня. — Быть пленным, знаешь ли, не профессия.

— Он механик, — сказала Нина. — II — le mécanicien.

— Да? — В голосе дяди Дэдэ прозвучала неприятная ирония. — Механик? А что он всё молчит, твой механик? Ему язык в лагере отрезали?

— Он поляк, — сказала Нина. — Он почти не понимает, о чем мы говорим.

Ну, слово «pôle» я, положим, разобрал. Как и слово «mécanicien», впрочем. Остальное додумал. Больно уж язвительно звучал голос дяди Дэдэ.

Пьер с гаечным ключом глядел на меня со странной смесью тоски и злорадства, а дядя Дэдэ подошел и властным жестом пощупал мою руку. Не пожал мне руку, а именно пощупал — проверил, хороши ли мускулы. При этом он не переставал бурчать сам с собой. Мне вдруг показалось, что Нина привела меня сюда, чтобы продать. В принципе, я бы этому не удивился. И даже, наверное, не особенно бы протестовал. Наше правительство и так продешевило, когда отдало русским в обмен на меня молодого, полного сил и злобы Якоба Джугашвили. А Нина приехала к мсье Гранте за взрывчаткой. Два чемодана прекрасной английской взрывчатки однозначно стоят дороже, чем какой-то Эрнст Тауфер, механик и, как теперь выяснилось, поляк.

Нина быстро спросила меня:

— Сможете привести в порядок трактор? Tracteur?

Она говорила по-французски, но я понял. Я и сам думал об этом.

Поэтому я просто кивнул.

Под пристальным взглядом дяди Дэдэ я снял пиджак, рубашку. Спустил подтяжки. Остался в штанах и майке.

Дядя Дэдэ одобрительно похлопал меня по спине. Пьер передал мне гаечный ключ и отошел от трактора с напускной покорностью. На самом деле втайне он злорадствовал. Я наклонился над мотором. Да, это вам не французская беллетристика и не русский балет. Здесь я кое-что понимал.