В лето 6746 года от сотворения мира (СИ) - Нефёдов Борис (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Откладывать больше было нельзя и, недолго собираясь, я выехал с одним из своих очередных санных обозов. С собой взял Снегиря, Митяя, да трех хорошо стреляющих кавалеристов. Даже если считать мои систематические выезды с бригадой охотников «за мясом», то и тогда нужно признать, что это был мой первый по-настоящему дальний поход за пределы Новгорода.
Особенностью путешествия зимой является небольшая продолжительность светлого времени. Вот и встают люди вроде бы рано, но пока лошадей обиходят, пока сами поедят, да оправятся, пока лошадей запрягут, да развернут обоз согласно очередности (впереди самые сильные лошади, более слабые — в конце), все равно получается, что переход начинается только часов в 8 утра. А максимально в 17 часов нужно было подойти к следующей стоянке. С учетом того, конечно, что кони работают 3–4 часа до обеда, потом час-полтора отдыхают, едят и после обеда еще 3–4 часа работают. Лошади — не люди, за ними постоянных уход нужен. Впрочем, людям тоже в обед не мешает перекусить. А на стоянке, пока лошадок распряжешь, пока воды им натопишь, пока покормишь, пока сам поешь, да устроишься, уже и крепко стемнеет.
А как со скоростью? В среднем скорость движения лошадей с различной живой массой на транспортных работах, если они двигаются шагом, составляет порядка 5 километров в час. Когда они переходит на рысь — от 8 до 12 километров в час, но понятно, что рысью с гружеными санями долго не побегаешь. Галопом в санях не поскачешь, да и закидает возничего комьями снега. Тем не менее, на бумаге получается, что обоз должен проходить в день чуть ли не по 40–50 километров.
По накатанной и ровной дороге, может быть это и так. Нашу дорогу можно было признать накатанной, все-таки обозы проходили по ней регулярно (если в ту и другую стороны, то через каждые 3–4 дня), но вот признать ее ровной было все-таки нельзя. Она была пробита фактически по целине и колдобин на ней несмотря на то, что часть из них постепенно забивало снегом, все-таки хватало. Да и местность соответствующая, все-таки валдайская возвышенность, а значит, ровные участки пути хотя и встречаются, но не так часто, как того бы хотелось. Небольшие подъемы или спуски особой проблемы не создают, но и тут важно перевести лошадей на шаг. Но если подъем крутой, обоз надо остановить. Каждый возничий должен ослабить натяжение чересседельника и приспустить оглобли, дугу и хомут. Подбрюшник при этом должен оставаться натянутым. Если этого не сделать, хомут на косогоре может перехватить дыхание лошади. Если груза много, то и пассажирам придется пройтись немного, поскольку, как известно, когда пассажир (особенно женского пола) слезает с возу, то кобыле становится легче. Перед крутым спуском обозничий (старший обоза) вновь командует остановку. На этот раз необходимо проверить натяжение подбрюшника и шлеи (они удерживают сани на спусках). При этом под гору упряжки идут по одной, а остальные ждут своей очереди. Вот так останавливаться приходится по нескольку раз за переход. А каждая остановка — задержка во времени.
Можно подумать, что нет худа без добра. Раз остановились, значит и лошадки отдыхают. Дело в том, что отдых без кормления, как это ни странно, не восстанавливает силы лошади. Сами обозники это знают и возничие при таких перерывах обычно успевают немного подкармливать лошадей. Но это если остановки более-менее продолжительные.
Потом еще одно. В дороге встречаются небольшие замерзшие ручьи и речки. Некоторые из них обоз просто переходит, по некоторым, кроме того, едет какое-то расстояние. Но прежде, чем выехать на лед, обозу снова придется остановиться. Нужно осмотреть лошадям ноги и, если необходимо, расчистить от снега место между подковой и подошвой копыта. И, опять же, в таких местах обоз двигается только шагом. Любопытно, что при этом обозники отдают всю инициативу лошадям и не вмешиваются в их работу, только контролируют направление их движения. Если лошадь все-таки поскользнется и упадет, что редко, но тоже бывает, обозник бежит к ее голове и прижимая ее, не дает лошади подняться. Дело в том, что если она попытается встать, то, скорее всего, сломает оглоблю. Здесь вознице требуется помощь, и он ее сразу получает от своих товарищей. Совместными усилиями они выпрягают лежащую лошадь, только после этого дают ей подняться, а затем снова запрягают ее. Но и здесь время потеряно.
Пробитый санный путь в лесу обычно не заметает, но на открытых участках дорога может быть переметена снегом, такое зимой бывает. При необходимости лошадь с санями легко преодолевает полуметровые сугробы, а если люди помогут, то и из метровых сугробов она выберется. Даже там пройдет, где человеку ноги из снега не вытянуть. Другое дело, что и в этих случаях время снова уходит довольно много.
Еще такой момент. Дорога узкая. Со своими двигающимися навстречу обозами мои «караваны» встречаются на стоянках, разминутся на которых, проблем не составляет. Но, пусть не часто, но навстречу в пути попадались и иные путешественники. Конечно, на такие случаи существуют давно установленные купеческими обозами правила: порожние сани пропускают груженые, всадник пропускает повозку, пешеход — всадника. Преимущество при проезде по мосту или узкому месту имеет тот, кто первый на него въехал и др. Поэтому, когда мои обозы едут в сторону Нового Торга, то им приходится уступать дорогу встречным груженным саням, а это — опять потеря во времени.
Добавим к этому и то, что, не доезжая где-то с километр до стоянки нужно перевести лошадей на спокойный шаг. Это дает им время остыть и немного передохнуть. Иначе лошадям после остановки придется уделять намного больше времени, поскольку их нельзя привязывать не остывшими после тяжелой зимней дороги.
Вот и получается, что за световой день наш обоз проходил только от 22 до 30 километров. Таковыми и были расстояния между стоянками.
Наша поездка проходила в штатном режиме. Люди (и такое впечатление, что и лошади) хорошо знали дорогу, а мое присутствие только дополнительно дисциплинировало. В пути особо отвлекаться на управление лошадью нет нужды, она сама дорогу видит, и сворачивать в снег не будет. Тут главное подъем или спуск не прозевать. С непривычки в седле притомился, хотел пересесть в сани, но не стал, нельзя показать слабины. Да и холодно в них, еще холодней, чем в седле. Можно немного и пробежаться, но при этом, ни в коем случае нельзя позволить себе вспотеть: ветерком вмиг прохватит.
К концу четвертого дня пути я почувствовал, что эти самые 100 километров мы проехали и где-то здесь как раз и должно находиться то место, которое я ищу. То, что я стал крутить головой не осталось незамеченным, и ко мне сразу же подтянулся десятник, командовавший охраной:
— Стережешься кого, Михаил Игнатьевич?
— Да так…посматриваю…
— Зима — не лето. Листвы нет, а следы — не спрячешь. Тут незаметно не подкрадешься. Опаску, конечно, всегда иметь надо, но у нас пятнадцать всадников, да возничих вон сколько, и каждый знает с какой стороны за меч держаться. Напасть на такой обоз надо без головы быть, да и людей нужно вдвое, чем нас, а то и больше. Это же под сотню получается. Я о таких отрядах лихих людей не то, что в здешних местах, но и на оживленных дорогах отродясь не слышал. И, опять же, ну нападут, ну возьмут сани с товаром, а потом куда? Дорога одна, сквозь эти леса иначе к жилью не выйти. Да и в лесу не отсидишься, по следу всегда найдут. А найдут, живыми не оставят. Мороки больше. Людишки-то лихие не дураки. Нечего им тут делать.
— Что ж ты на ночь караулы выставляешь, да проверяешь их постоянно?
— Я же говорю, опаска всегда должна быть. Могут попытаться втихую лошадей увести. Опять же, зверя дикого здесь немеряно. Медведь-шатун там или волки могут много пакостей натворить. Нет, опаска должна быть, а как же.
Я решил сменить тему:
— Как думаешь, проехали мы сотню верст от Новгорода?
— Так это как считать. По дороге нашей, так думаю, что уже побольше, а если напрямую, то, наверно, сотни верст еще не будет. Вот на стоянке будет около того. Да и как эту дорогу измеришь, только на глазок, а глазок у тебя свой, у меня свой.
