Ход кротом (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
В данной истории Тухачевский, большой любитель всяких механических изобретений, не устоял перед соблазном лично порулить новым броневиком «Ба-2», выкаченным на испытания аккурат к Новому Году. Тухачевский гордо занял главное место, но люк над собой закрывать не стал: что может случиться с прославленным командармом?
Случилось то, что в соседнем секторе испытывали штурмовую винтовку Федорова — развитие федоровской же конструкции, только уже не под японский патрон от винтовки «Арисака», а под новоизобретенный патрон, промежуточный между мощным винтовочным и слабым пистолетным. Новая недоведенная конструкция внезапно дала самопроизвольный выстрел, и прославленный командарм оказался застрелен промежуточным патроном прямо в командирской башенке.
Что ж, начальника полигона — какого-то безвестного Фриновского — наскоро к стенке за халатность. Погибшего на боевом посту героя Тухачевского положили рядом с героем Троцким в Кремлевской стене. Долго еще кремлевские курсанты пугали новичков, что два прославленных командарма по ночам лично проверяют караулы и ворчат: «При мне такой херни не было!» — или с матом играют в карты прямо на кремлевской стене. Пламенные большевики: даже кирпич между могил вон, гляди, потрескался…
А без энергии, без революционного напора Тухачевского, Варшаву штурмовать не нашлось желающих. Фрунзе давил басмачей в Туркестане. Щаденко высаживался на южном побережье Каспия, устанавливал Иранскую Советскую Республику, и между делом попал в стихи «Иранского цикла» самого Сергея Есенина. Буденный, как сказано выше, провожал дорогих гостей обратно в Крым. Егоров и Блюхер устанавливали советскую власть по неизмеримой длине Транссиба, от Урала до Владивостока, и дальше: до самого Анадыря. Потому как выученики Хуго Эккенера уже уверенно штамповали дирижабли-“пятитонники». Продукция «Дирижаблестроя» достигла таких глухих уголков Сибири, где при царе не то, чтобы цеппелинов, а и людей новых видели раз в год.
Что же до продразверстки, так ее поневоле отменили еще летом восемнадцатого, когда крестьяне чуть ли не уездами побежали к Махно. Вот почему занятие Белоруссии обошлось без откровенного грабежа продуктов и не подняло против большевиков половину страны.
По той же причине не образовалось чисто национальное правительство Белорусской Народной Республики, БНР. В нем просто необходимости не возникло. Ни Чернов, ни Ленин вовсе не собирались ни с кем делиться: тут у эсеров и большевиков царило полное согласие. Так что национал-демократов на кристально-честных, полностью демократических выборах — даже иностранных корресподентов позвали! — раздавили всей мощью агитации двух самых популярных партий. Поэтому и в «Слуцком вооруженном восстании» тоже не возникло необходимости.
Не случилось и Стрекопытовского мятежа в Гомеле. В нашей-то истории мятеж начался потому, что шестьдесят седьмой и восьмой пехотные полки послали на Петлюру чуть не с голыми руками, не одев и не снарядив толком. Получив по рогам под Овручем, полки побежали обратно, почему-то наивно полагая, что больше десятка эшелонов с дезертирами коммунисты так вот запросто пропустят на Брянск. Мозырь и Речицу проехали, а вот через Гомель прорваться не удалось. Оба полка дезертировали к Петлюре; след их проявлялся потом по всей планете.
Но сейчас наркомат информатики работал, и потому порядок в Красной Армии поддерживался куда более железный и намного более пролетарский. Не случилось глупой необеспеченной атаки, не началось и бегство, не пришлось ни бунтовать, ни дезертировать. И не лежать уже костям шестьдесят седьмого и восьмого полков от Константинополя до Монреаля…
В отличие от хлебной Украины, от угольно-металлического Донбасса, лесная Белоруссия не производила сверхценных стратегических материалов. Древесины и торфа хватало и между Москвой и Петроградом. Беларусь не являлась и важным стратегическим коридором. Путь на союзную Дойче Фольксреспублик проходил южнее Припяти: через Ровно и Тарнополь на венгерский Дебрецен, а оттуда на нейтральную чешскую Прагу, а оттуда уже и в Баварию.
Западная лесная окраина получила выигрышный приз любой войны: не победу, а неучастие.
Что же до поспешно брошенной французами Одессы, то румынский король Михай на нее больше не облизывался, а про Молдавию так даже и не пикнул. У короля Михая по всей северной границе образовалась Советская Венгрия, отчего поставки валерьянки в королевский дворец выросли процентов на семьдесят.
Как ни удивительно, а к началу лета одна тысяча девятьсот девятнадцатого года по всем границам новорожденной Советской Республики установился мир.
— Мир теперь будет! — Начальник участка Еремеев пристально поглядел на Вениамина. Тот глаза не прятал, и Еремеев улыбнулся:
— Оставайся у нас, чем плохо? Ты же не дрессированый, как мы все, ты же настоящий инженер-мостовик, хоть и недоучившийся. Но, я слышал, в Москве и Петрограде университеты уже открывают. И в Киеве будет большой строительный университет. Я вот сам хочу на электромонтера учиться, и дальше на электроинженера.
Вениамин бездумно перелистал свой блокнот — все на той же хорошей бумаге, с десятком листов справочных величин, от сопротивления стали до формул расчета многопролетной балки. Чтобы ужать большие таблицы в блокнотный формат, их печатали тонкими, удивительно четкими линиями. Вениамин уже и не удивлялся, что печать эта не расплывалась.
— Спасибо, Александр Сергеевич, — Вениамин вздохнул. — Но у меня в Крыму… Родственники. Наверное.
Еремеев подпрыгнул и взмахнул руками. Молодой, худой, нескладный начальник участка выглядел чисто воробьем и теперь зачастил по-птичьи:
— Сюда их тащи! Смотри, у твоей мехколонны по твоим же рацпредложениям уже больше двенадцати копеек на каждый рубль экономии, тебе процент положен. Рабочий стаж набрать — всего только два года, пролетят — не заметишь! Ты же не натасканный, ты же обученный. Сейчас мир, везде все строить, восстанавливать надо. Вакансий туча! Я тебе рекомендацию напишу, вместо меня начальником участка сразу! А там и управление недалеко! До главка дорастешь, еще и в наркомы выйдешь! Что тебе в том Крыму? Голодный сухой полуостров! Был я там, ничего хорошего, лихорадка одна!
Чтобы вставить слово, Вениамину пришлось превратиться в Веньку:
— Сергеевич, ну не части! Для начала бы мне узнать, живы они вообще, или как? Письма-то через фронт не ходят. И не потащу же я ее… Их, в смысле… Насильно.
Еремеев обеими руками взъерошил русые волосы, выдохнул:
— Ну так-то да… Тогда не увольняйся, отпуск бери для воссоединения с семьей. На три месяца могу выписать лично я. Больше уже через киевский главк, но там сейчас к такому нормально, с пониманием, относятся.
— Извини, Сергеевич. Но в таком деле я хочу, чтобы за спиной чисто было.
— Может, и прав ты… Колонну когда сдаешь?
Вениамин отвернулся от маленького, на удивление чисто вымытого, окошка в торце «штабного» вагончика, к забитым чертежами и приборами полкам, чтобы никто не видел зевка.
Зевнул, почесал затылок и повернулся обратно.
— У меня все в исправности, заместитель подготовлен. Так что сдаю хоть сейчас, — и выложил на стол оба веера, черный и белый. А сверху положил стальную счетную линейку, полученную прежним начальником «СПМК-72» за отлично сданый экзамен и унаследованную Вениамином за меткий выстрел.
Еремеев выскочил из-за стола, одним неразличимо-быстрым движением закутался в апельсинового цвета куртку с большой белой единицей на спине:
— Веди, сразу все и подпишем… И да, веера с линейкой прибери, тебе же сейчас команды к осмотру подавать.
Вениамин кивнул, принимая веера сразу в рабочее положение: белый левой рукой, черный правой.
— Ничего, — вздохнул Еремеев, закрывая дверь вагончика. — Ладно, пускай ты у нас работать и не хочешь, но хотя бы войны теперь нет. Наконец-то мир!
Наступил мир, и я, наконец-то, смог заняться тем, ради чего попадал — запуском аватар Туманного Флота. Дело это непростое и небыстрое — все же знают анекдот о том, как гинеколог чинил дизель через выхлопную трубу? А тут еще веселее, потому как сеть событий — это мой, человеческий, термин. Жалкая попытка создать зрительный образ для принципиально неформализуемой вещи.
