Первые шаги (СИ) - Кузмичев Иван Иванович (читаем книги онлайн txt) 📗
-И зачем вы мне все это говорите?– нахмурился Прохор, не до конца понимая подоплеку «скользкой» темы разговора.
-Я знаю, что вы находитесь в прекрасных отношениях с наследником, и скажу даже больше, вы преданны ему как никто другой. Не спрашивайте, откуда я это знаю, и не говорите, что это ни так, просто имейте в виду. Да и если честно я сам сильно привязался к цесаревичу, хотя виделся с ним совсем мало времени.
-Да это он умеет,– сказал Прохор.– Я про то, что он завлекает, заколдовывает своим отношением к человеку. С ним легко и просто, и скажу вам даже больше, я и вправду готов для него на все.
-Я так и думал, господин полковник, поэтому слушайте меня внимательно,– посерьезнел Третьяк, глядя в глаза витязю.– Многие в окружении царя считают, что цесаревич готовит переворот, или делают вид что считают, а все действия наследника, которые он совершают, рассматривают только как задабривание государя, закрываясь ими словно ширмой, скрывающей его истинные намерения…
-Цесаревич ни чего такого никогда не хотел, и даже наоборот!– воскликнул Прохор, возмущенный до глубины души подлым наветом.
-Наш государь-батюшка, слишком долго не видит цесаревича Алексея Петровича, а слух царя, увы, часто наполняют отнюдь не сладостные речи о лояльности сына. Есть много людей, которые не хотели бы возвышения Его Высочества. Светлейший князь, к примеру, не горит желанием видеть рядом с собой молодого цесаревича,– добавил боярин.
-Как же так получается? Не может же государь спокойно слушать наветы на сына своего!– продолжал недоумевать майор.
-Вы еще молоды, Прохор Николаевич, и много еще не понимаете, хотя может быть это и к лучшему. Ваш мир делится на два лагеря: свои и чужие, а в мире, к сожалению, уже почти не осталось таких стран, которых можно было легко записать в стан одного из лагерей. Да и вспомните, хотя, что это я, в самом деле, заставляю вас вспоминать то, о чем вы и знать не знаете,– покачал головой бригадир, садясь в кресло.– Еще каких-то, два года назад царевич был не таким как сейчас, многие его действия огорчали царя, сильно огорчали. Государь не может забыть прошлое так быстро, он по не воле вынужден прислушиваться к тем словам, которые вырываются из уст его советников и соратников, большинство из которых возвышенно из самого низа…
-Зачем вы рассказываете мне обо всем этом? Чтобы я скорее написал царевичу о том, что вы такой хороший, и рьяно спешите помогать ему?– неожиданно спросил Прохор.
-Хм, вынужден немного изменить мое отношение к вам, господин полковник,– наконец сказал боярин.– Признаюсь честно, была у меня такая мысль, но ее я почти сразу же отбросил. Я думаю, нет нужды мне начинать наше сотрудничество со лжи и недоговоренностей. Поэтому я, конечно, не буду вам говорить всего, слегка лишь приоткрою завесу тех сведений, о которых царевичу следовало бы знать…
Спустя полчаса Прохор шел по лагерю и пребывал в некоторой прострации от услышанного. Да, многое, из этого оказалось для него новостью, но еще большее смятение вызвало то, что это только лишь малая часть тех нужных сведений, которые для царевича просто необходимы!
Последнее время многое для Прохора стало новым, приобрело новый цвет. Он, конечно, знал, что за стенами корпуса совершенно другая жизнь, да и прошлое забывается не легко, если конечно вообще забывается, тем более, если радости там не было совершенно.
Смерть родителей молодого командира витязей была не героическая, а обыденная, так умирают сотни тысяч людей. В один из годов был неурожай, и деревня не могла выплатить оброк, за что и наказали каждую десятую семью поркой, после которой только каждый третий смог поправиться. Родители Прохора не смогли перенести избиение, точнее мать не выдержала и скончалась прямо под ударами, отец же увидев это, бросился на слугу помещика Ярина, приводившего приговор в исполнение, но не сумел до него добраться, как упал с рассеченной головой. Стоящие рядом с конем слуги помещика Федора Ярина не дали убитому горем мужику совершить возмездие, наотмашь ударив Николая Митюху саблей по голове…
Самому же помещику было наплевать на своих крепостных крестьян, руководствуясь тем житейским правилом, в котором говорилось о том, что крепостные плодятся как крысы и заботиться о них совершенно ни к чему. Прохору тогда только исполнилось семь лет, поэтому от избиения его освободили, но вот смотреть на экзекуцию заставили. Никто не скажет, чего хотел этим добиться помещик Ярин, но в детском сознании навсегда остался неизгладимый след холопского наказания, навсегда изменившего его судьбу. Вместо смирения в маленьком Прохоре проснулось незнакомое чувство, такого, словно кто-то с каждой минутой вливал в него горькую желчь обиды и боли, которая с каждым часом становилась все сильней и сильней…
В четырнадцать лет Прохор, оставшийся в родной деревни у двоюродного брата отца, попытался убить помещика, но уже занесенная рука с топором не смогла опуститься на голову лежащего, на земле человека, по приказу которого умерли его родители. За свое малодушие каждый человек расплачивается по-разному, одни просыпаются каждую ночь в холодном поту, Прохору же «посчастливилось» выжить под палками холопов, почти насмерть забивших молодого парня. Старушка, живущая на окраине деревни, выходила полумертвого юношу и взяла с него обещание уйти из деревни и помещичьих земель сразу же, как только он встанет на ноги.
…Прошло больше пяти лет с того памятного дня, как еще неоперившийся соколик ступил на дорогу своей судьбы. Около двух лет блуждал Прохор по дорогам Руси, зарабатывая себе на хлеб любой работой. Пока однажды его не приметил один из полицейских, собирающих молодых парней для создания какого-то корпуса…. Так мальчик Прохор оказался в стенах казармы «Русских витязей», ставшей для него родным домом.
Не раз он думал о своей судьбе, о том, как бы она повернулась, если бы не встреча с тем полицейским, дядей Петей, но никогда Прохор не жалел, что оказался в корпусе. Пусть там жизнь была немного суровой и жесткой, но именно в таких условиях, замкнутый в себе мальчик сумел превратиться в того кто он есть сейчас.
Из задумчивости Прохора вывел звук горна, оповещающий полк о времени приема пищи, это нововведение ввел цесаревич Алексей, запретивший во время сборов на полигоне и походах готовить солдатам по отдельности. У каждой сотни полка была своя собственная полевая кухня, готовившая на всю сотню сразу.
Время приема пищи испокон веков считалось, чуть ли не священным, поэтому во время обеда никаких разговор о делах почти никто не вел, после – пожалуйста. Так что собрать своих орлов Прохор смог только через час, после того как вышел из шатра бригадира, но он не был зол из-за этого, потому что еще в бытность кадетом, что голодному человеку труднее думать о работе, будь то учеба или выполнение поставленной задачи, нежели сытому и довольному. Правда главное не переборщить с сытостью и покоем. Солдат должен оставаться солдатом при любых условиях, будь то просторы Рязанщины или же столичные казармы гвардейцев.
Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, поэтому наслаждаться простой и сытной солдатской пищей витязям пришлось недолго, как впрочем, и всегда, не на светском рауте же, в самом деле!
-Поднимайте витязей,– приказал сотникам Прохор.
Тут же капитаны передали приказ своим помощникам и те сразу же довели его до младшего комсостава. Сержанты же получив команду, взялись за дело с энтузиазмом и в течение пары минут выстроили молчаливые шеренги перед взором Прохора, внимательно оглядывающего каждого воина.
-Друзья, завтра мы выступаем к Полтаве, поэтому я хочу, чтобы уже сегодня до отбоя все витязи были готовы к походу. На этом все. Разойдись!
Молодые воины отправились к месту своего расположения, где их уже ожидали капитаны стоящие рядом с хмурым вагенмейстером.
«Теперь до вечера им только у обозника выбивать все нужное придется,– уныло подумал Прохор, смотря, как вагенмейстер убирает в тубус свои бумаги, в которых записывал все распределение провианта и хозяйственных принадлежностей».
