Умереть и воскреснуть, или Последний и-чу - Смирнов Леонид Эллиевич (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Наконец руки разжимаются, и птица кидается с обрыва, на лету расправляя паруса крыльев. Запоздало ударяют выстрелы – палят те, кто не сунулся в кутерьму. Пуля прошивает левое крыло, не задев кости. Можно лететь. Взмах, взмах, еще один…
Вскоре я догнал Настю – за поворотом реки, там, где не достанут жандармские пули. Она планировала, следуя речной стремнине, едва не чиркая маховыми перьями волны.
Черная и белая птицы – огромная и чуть поменьше – соединились в сажени над водой, коснувшись друг друга кончиками крыльев. Одновременно взмыли вверх, соприкоснувшись на миг грудками, и снова разлетелись в стороны. Они кружились, то сближаясь, то удаляясь друг от друга. Затем, поймав воздушный поток, плавно поднялись над Танжеркой, чтобы начать дальний перелет. Они устремились на юг – в сторону чужеземных гор и пустынь.
Глава шестая
Мумия на корточках
Ох как непросто свыкнуться с новым телом, его поразительными возможностями и жуткими, на взгляд человека, недостатками. Попробуй за считанные минуты научись справляться без рук. Сумей пользоваться крыльями так, чтобы они не смятым парашютом бросали тебя в последнее пике, а несли над землей. Ощути свои новые размеры, впишись в окружающую среду, не пытаясь втиснуться в отверстие вдвое меньше тебя размером и не биясь о верхушки деревьев, крыши и телеграфные провода…
Учиться методом проб и ошибок мы не могли. Слишком дорогими вышли бы эти уроки. Я то и дело вынужден был заговаривать себя, чтобы не врезаться в скалу или не зацепить верхушку кедра. А вот как помочь Насте? Был ли достаточен для заговора гортанный птичий клекот, который я издавал?
Общеизвестно: произнести заклинание про себя недостаточно – необходимо облечь его в звуки. Птичья «речь», за исключением речи попугаев, скворцов и воронов, нечленораздельна, а наши с Настей голосовые связки были ничуть не лучше гусиных или воробьиных. Но я упрямо предпринимал одну попытку за другой, оглашая небеса странными пронзительными звуками.
Удивительно: моя жена ни разу не упала. Помаленьку научившись летать, она упорно следовала за мной. Правда, слишком, слишком медленно. Я мог лететь втрое быстрее, и мне то и дело приходилось делать круги, поджидая Настю.
Моя жена… Как странно звучат эти два слова. В Кузнецке-на-Томи мы стали мужем и женой. В той самой дешевой квартирке, откуда нам пришлось улепетывать по крышам. До последнего я оттягивал наше соединение, сочетание. Даже когда понял: не сможет она прожить без меня…
Я долго не мог побороть свой страх. И, по правде говоря, правильно, что боялся. Не имел я права втягивать мирскую девушку в круговерть погонь, предательств и смертей. Не имел… Но любовь нельзя уговорить.
Надежды выловить мой нож со дна реки или найти того подхорунжего с шашкой у нас не было. Добудь мы эти «железяки», остальное – дело техники: взлететь в небо с зажатой в стальных когтях шашкой, выпустить, чтобы она вонзилась в верхушку утеса, – и перепрыгивай (вернее, перелетай) через нее сколько душе угодно.
Оставалось надеяться на помощь фаньских и-чу, начавших практиковать умения четыре или даже пять тысяч лет назад. Они присоединились к Гильдии на рубеже старой и новой эры по непонятной мне причине – разве что из жалости к беспомощным, но самоотверженным европейским собратьям? И мы полетели на юг-восток – в дикие западные уделы некогда могущественной, а ныне разорванной на части Империи Фань.
Я решил направиться в древний город Баян-Гол, к Великому Логику Шэнь Чжэню, опальному со дня воцарения в Фаньском царстве второй тангутской династии. Шэнь Чжэнь отбывал в этой глуши почетную ссылку.
Путь неблизкий: над тайгой и степями, а потом самое страшное – тыща верст над хребтом Хангай, над солончаками Долины Озер и безжизненной пустыней Гоби. Многодневные странствия без воды и пищи – непросто заставить себя охотиться на живых тварей.
…Мы летели на юг-восток уже третий день. Настя еле-еле махала широкими крыльями. Она не умела правильно лететь – ловить восходящие потоки воздуха, планировать как можно чаще и дольше, используя прекрасные возможности хвоста. А без еды ее силы таяли еще быстрей, но она так и не смогла себя пересилить и начать охоту на зайцев, мышей или сусликов. Мне-то, опытному и-чу, еще мальчиком наученному выживать в тайге, совершившему сотни походов по диким местам, было не впервой питаться мелкой живностью. К парному мясу привыкнуть не труднее, чем к зеленым ягодам или сырым грибам.
Я как мог старался облегчить Насте долгий путь: приносил ей в клюве ветки с гроздьями ягод, находил удобные места для водопоя, строил для ночевок что-то вроде огромного гнезда. Это пока мы летели над лесом. А что я мог сделать, когда начались камни и пески? Она слабела с каждым часом, и мы летели все медленней.
До Баян-Гола нам не добраться. В пустыне Настя погибнет, да и я, если останусь с ней, – тоже. А я останусь… Ничего не попишешь – придется сделать остановку. Надо только выбрать подходящее место. Такой оазис, где мы сможем передохнуть, напиться вдосталь и утолить голод. Вот и думай…
Если бы я хоть что-нибудь понимал в джунгарских пустынях, ни за что не забрался бы в этот раскаленный мешок. Мы очутились меж двух остроконечных скальных гряд. Долина имела узкую горловину, перекрытую маленькой, но неприступной крепостью. Там, под ее защитой, в зеленом раю оазиса жили сотни людей.
Под расплавленными небесами песок плавился от жары. Золотая сковорода солнца размером с полмира висела над головой, грозила сжечь заживо. Ведь в напоенный жизнью оазис нас не пустили. И животворный источник по-прежнему струился не для нас. В залетных птиц стреляли через бойницы сторожевой башни. Из старинных кремневых ружей и новенького саксонского пулемета. Не попали. То ли стрелки никудышные, то ли особо и не целились – просто давали понять, что нас здесь не ждут.
Мы вынуждены были опуститься в скалах. Серо-бурый мир, раскаленный пуп земли… Я силою самозаговора заставил себя ступать по этим едва не дымящимся от жара камням. Отдергивая обожженные лапки, Настя издавала слабый писк и жалобно топорщила перья – ей было совсем плохо. Но я ничем не мог помочь – не понесешь же ее в крыльях…
С трудом найдя в скале щель достаточно глубокую и широкую, чтобы вместить пару таких здоровенных созданий, мы сложили крылья, пригнули головы и кое-как втис-нулись. Мы оказались в тени – уползли из семидесятигра-дусного пекла в блаженное сорокаградусье. И вскоре провалились в болезненную полудрему, когда мозги продолжают кипеть, черные круги наплывают в глаза, затмевая окружающий мир, в висках гудящим набатом пульсирует кровь, а в ушах с оглушительной монотонностью звенит сама Вселенная. Она кружится как волчок, и мы кружимся вместе с ней, кружимся, кружимся…
Поздним вечером, когда солнце опустилось за каменный частокол скального отрога, мы с Настей отправились за добычей. Она наконец-то решилась принять участие в охоте, – вернее, ее новое тело решило за нее. Помните Сказ о девице-оборотне: «зверем алчущим обернулася, кровушки горяченькой напилася»?
Поймать суслика было на удивление просто и приятно. Мелькнувшая на фоне камней тень, неслышное царапанье коготков и застрявший в маленьком горлышке писк. Неудержимое желание поймать, схватить… Не помня себя, не видя ничего вокруг, кроме этого сочного, сладостного существа, которое должно, немедленно должно стать твоей добычей! Стремительный бросок, удар…
Почувствовав трепыхание горячего тельца в когтях, я ощутил восторг. Сначала охотничий инстинкт пересилил во мне человеческое, а теперь плотская радость удачливого хищника перевесила все прочие чувства. И я испугался. Быть может, сильнее, чем когда-либо. Страх, что уже не смогу вернуться, навек останусь в птичьем теле, с каждым днем безвозвратно утрачивая человечность, был столь велик, что я оцепенел. Меня окатило холодом; он пропитал мою грудь, сжав легкие в ледяной комок.
Я боялся тронуться с места, потому что любое мое движение было бы движением пернатого. А я желал, страстно желал остаться человеком! И лучше умереть человеком, чем жить вот так вот – птицей. Еще несколько дней назад я думал совсем по-другому.
