Оленин, машину! (СИ) - Десса Дарья (читать книги без сокращений .TXT, .FB2) 📗
— Всё хорошо, — ответил Кейдзо. Перевёл взгляд на меня и спросил по-японски: — Где вы так хорошо научились каратэ?
— Будет время, расскажу, — ответил я.
Шпион (то ли бывший, то ли нынешний) кивнул.
— Что ж, господин Кейдзо. Мы готовы снять наручники, — сказал Добролюбов. — Если вы будете себя хорошо вести.
— Да, — коротко произнёс японец.
Я подошёл, взял у опера ключ, потом расстегнул «браслеты». Кейдзо потёр запястья. Теперь он выглядел расслабленным, из чего мне стало понятно: бежать не собирается. Да и куда, если здесь его жена и ребёнок? Правда, теперь нам предстояло самое сложное — убедить японца нам помогать в поисках сокровищ.
Глава 59
Мы отвезли Кейдзо в расположение той части, которая нас приютила прошлой ночью. Добролюбов вызвал коменданта — седого полного майора лет 55-ти, и приказал нас всех накормить. Именно так: хоть и старше был офицер его по званию и возрасту, но именно приказал, не попросил. Комендант проглотил обиду, с интересом посмотрел на японца и спросил:
— А этого чем кормить?
— Томлёными в молоке перепелами, твою мать! — неожиданно выругался Сергей. Чем нас, тем и его!
Комендант с удивлением поднял брови, услышав ответ Добролюбова, но снова не стал спорить. Видимо, решил, что с офицером СМЕРШ лучше не связываться. Он кивнул и, чуть пожав плечами, махнул рукой в сторону ближайшего здания, где уже дымилась труба кухни. Мы последовали за ним, ведя Кейдзо между нами. Он шёл молча, опустив взгляд, но изредка посматривал по сторонам, словно изучая каждую деталь части.
Когда мы добрались до столовой, нас встретили несколькими мисками горячего варева и ломтями хлеба. Дымящийся суп сразу напомнил о том, насколько мы устали и проголодались после всего произошедшего. Кейдзо сидел напротив нас, всё ещё настороженно поглядывая на каждого бойца отряда, что оказывался рядом. Некоторые поглядывали на него с подозрением, другие — с искренним интересом.
Добролюбов, явно раздражённый вниманием к нашему пленнику, громко пробормотал:
— Хватит глазеть. Ешьте уже.
Кейдзо, после секундного замешательства, аккуратно взял ложку, копируя наши движения, и медленно попробовал суп. Он, похоже, был удивлён — возможно, простой полевой обед сильно отличался от того, к чему привык. Особенно орудовать ложкой. Но палочек тут ему никто предлагать не собирался.
После обеда мы отвели японца в Ленинскую комнату, — место, сразу погрузившее меня в воспоминания о курсантских годах в Рязанском училище ВДВ. Трудно было представить более выразительный символ советской идеологии — пространство словно намеренно пропитывалось строгой, почти торжественной атмосферой. Комната встречала нас насыщенным красным цветом: от огромного флага СССР, покрывавшего треть стены, до плакатов и деталей интерьера, выдержанных в строгой, гармоничной палитре тёмно-зелёного и белого.
На стене напротив входа, как раз под флагом, висели два портрета, причём не просто формально размещённые, а словно бы на пьедестале в сознании каждого, кто входил. Слева — Ленин, с привычным проницательным взглядом, который казалось, взирал через годы и поколения. Справа — Сталин, с жёстким, слегка прищуренным взглядом, словно пристально следил за каждым, кто переступал порог этого места. Эта композиция, на первый взгляд обычная, на самом деле впечатляла и напоминала, для чего мы все здесь.
На небольшой полке под портретами стояли книги с тёмными, потёртыми корешками — собрания сочинений классиков марксизма-ленинизма и несколько толстых томов с речами и статьями, напоминавшими об идеологических целях армии и страны. Эти тома были предназначены для бойцов и командиров. На столе я заметил газеты: старые выпуски «Правды», несколько местных фронтовых листков. Рядом с газетами лежали несколько листовок и патриотических плакатов, призывавших сражаться за Родину против японского фашизма.
Мы сели втроём за простой деревянный стол, под портретами вождей, в центре этой насыщенной красным комнаты, где царила суровая, но успокаивающая атмосфера. Это не было похоже на допрос, хотя, вероятно, любой другой на месте Кейдзо ожидал бы именно его. Напротив, наши позы были скорее расслабленными. Мы пытались создать атмосферу, располагающую к откровенности, где вместо ледяных вопросов и напряжённых взглядов было что-то, напоминающее разговор трёх товарищей.
Добролюбов сидел напротив японца, опёршись локтями на стол, но глаза его выражали больше понимания, чем подозрительности. Он сдержанно взглядывал на Кейдзо, словно приглашая его самому начать разговор, дать понять свою точку зрения. Я сидел рядом, стараясь быть непринуждённым, хотя про себя отмечал каждую деталь в поведении бывшего шпиона, каждое движение, жест, взгляд, как бы запоминая и анализируя его внутренний настрой. К тому же ещё не было полной уверенности, что он не захочет прямо сейчас рвануть отсюда. Ну да, жена и ребёнок в роддоме. Но мало ли?.. Кто знает, что у этого типа в азиатской голове творится?
Несколько мгновений мы просто сидели молча. Из-за окна доносились приглушённые звуки города, но здесь, в этой комнате, казалось, время застыло, и мы могли позволить себе немного спокойствия. Кейдзо взглянул на нас с какой-то настороженной уважительностью — возможно, даже удивлённый, что к нему не относятся как к врагу. Уж по крайней мере лампой в лицо никто не светил, угрожать не пытался.
— Господин Кейдзо, — сказал Добролюбов. — Мы привезли вас сюда потому, что нам необходима ваша помощь в решении одной очень трудной задачи, имеющей высший государственный приоритет, — опер посмотрел на меня и попросил перевести.
— Не нужно, я прекрасно понимаю по-русски, — произнёс японец, заставив меня удивлённо глянуть на него: мол, чего ж ты раньше-то, сволочь такая! Могли бы ещё там, в тайге, договориться, не пришлось бы на тебя охоту устраивать. Ну, балбес… Но вслух ничего такого не сказал, конечно.
— Тем проще, — сказал Добролюбов. — Я хочу, чтобы вы знали, господин Кейдзо…
— Я же говорил, можете меня называть по имени. А ещё лучше с приставкой «товарищ», — снова перебил шпион.
Мы с Сергеем переглянулись, потом опять уставились на собеседника. С чего это вдруг?
— Я повторяю вам, что искренне верю в идеалы марксизма-ленинизма и мечтаю о построении в Японии справедливого общества, основанного на принципах социализма, — твёрдо сказал Кейдзо.
Я пожал плечами. Ни черта в этих самых «идеалах» не понимаю. Когда учился, у нас предмет «Основы марксизма-ленинизма» не преподавали уже. О нём наши педагоги вспоминали с содроганием, поскольку приходилось много заучивать такого, отчего мозги скручивало. Нам больше повезло. А вот Добролюбов, видать, понял, о чём речь.
— Хорошо, товарищ Кейдзо, — согласился он. — Но сперва, чтобы вы понимали. Вы совершили большую глупость, когда напали на сопровождавших вас бойцов и убежали. Вашу жену никто не арестовывал и не собирался. Её срочно переправили в Хабаровск, чтобы спасти — врачи обнаружили тяжёлое течение беременности. Ваши заслуги перед нашей советской Родиной никто не собирался забывать. Это понятно? — строго спросил опер.
Кейдзо, который слушал, глядя в трещину на столешнице, коротко кивнул с традиционным японским «Хай!», что означает «Да».
— Но вы, тем не менее, совершили преступление, ранив нашего сотрудника, — показал Добролюбов на меня. — Согласно советским законам, такое нападение может быть сурово наказано. Но! — он поднял указательный палец к потолку. — Вам будет прощено это деяние, если вы согласитесь нам помочь. Как я уже сказал, задача опасная и важная.
— Я согласен, — ответил Кейдзо. — Что нужно делать?
Добролюбов положил на стол планшет, достал оттуда какой-то документ. Присмотревшись, я заметил, что это бланк — согласие сотрудничать с органами СМЕРШ. «Грамотно, — подумал я. — Это накладывает на японца дополнительные обязательства. От такой бумажки потом не отвертишься». Сергей протянул документ собеседнику. Потом подал перьевую ручку.
