Три жизни господина N (СИ) - Вебер Алексей (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗

…После вечеринки, я почувствовал себе гораздо увереннее. Казалось, полученный опыт дает фору перед сверстниками. Но потом я спросил себя:

— А что собственно изменилось?

Взгляды, которые украдкой бросала на меня Мария, щекотали самолюбие. Но не более того! В целом все развивалось, как и много лет назад. Маша продолжала свои «сложные отношения» с Костиком. В дальнейшем ее ожидали еще более сложные отношения с тремя будущими мужьями. Что касается моей персоны, то и тут мало что поменялось. Успеваемость в школе улучшилась, но не кардинально. Мешало предвзятое отношение учителей, другим сдерживающим фактором оставался я сам. В отличие от моей «первой попытки», я хорошо знал, что должен делать. Но знать и хотеть, это еще не исполнить! Подростковая лень накладывалась на духовную усталость пятидесятилетнего человека. Когда-то, подобно герою повести Лермонтова, я чувствовал в душе «силы великие». Годы развеяли иллюзию. Не так уж и много ожидал я теперь от будущего. Рассчитывал лучше устроить свое материальное благосостояние, Подсуетиться в девяностые, организовать какую-нибудь небольшую фирму.

«На что-то великое ты вряд ли способен!» — этот прискорбный факт я теперь осознавал уже совершенно отчетливо. И все чаше с назойливостью зубной боли сверлил вопрос:

«А зачем ты в это ввязался?!»

Иногда я готов был растоптать ногами предмет, который ввел меня в искушение. Но «прерыватель времени» остался там, в моем будущем. Между мною и инопланетным артефактом лежала пропасть шириной в тридцать с лишним лет. И единственный достойный выход, который я для себя видел, заключался в том, чтобы попытаться изменить свой характер.

А впереди меня еще ожидало опасное испытание. Я мог бы его избежать, но целенаправленно шел на риск. Хотелось проверить, закалился ли я, хотя бы немного, за все прожитые годы.

В первое воскресенье после майских праздников я вошел в подъезд дома, где на четвертом этаже жил Колька Салохин. Но и в этот раз мне не предназначено было туда подняться. Пять длинноволосых отморозков оккупировали нижнюю лестничную площадку. Некоторых я знал по именам, вернее по кличкам. Компания Хорька собирала дань с нашей школы. Один — два раза в неделю, эти порождения подворотен подходили к концу занятий и выворачивали карманы у учеников старших классов. Суммы, которые им доставались, даже по тем временам казались смехотворными. Наверное, куда важнее был моральный фактор. Дети из неблагополучных семей демонстрировали свое превосходство над чистенькими, хорошо одетыми юношами, будущими студентами ВУЗов. А, может быть, парни интуитивно чувствовали, что когда-нибудь настанет их время, и тренировали себя на роль рэкетиров.

Но в тот вечер мне было не до исторических параллелей. Мое появление в подъезде прервало чей-то вялотекущий матерный монолог, и взгляды с плотоядным любопытством обратились в мою сторону. Изо всех сил стараясь не показывать страха, я подошел к лифту и нажал кнопку. Двери уже готовы были открыться, когда на плечо легла тяжелая рука и резко развернула меня в противоположную сторону.

Передо мной стоял Хорек. Он был чуть старше и выше, но не производил впечатление особенно сильного молодого человека. По-настоящему страшным казалось только лицо. Я не знаю, отражало ли это зеркало души ее опасную агрессивную сущность, или гримаса была специально натренирована для устрашения потенциальных жертв. Во всяком случае, впечатление на окружающих угрожающая ухмылка дворового «короля» производила.

— Ты чего, спешишь что ли? Деньги есть? — поинтересовался Хорек прокуренным голосом.

— Для тебя, нет! — как можно тверже ответил я.

На лице вымогателя появилось удивление, и даже растерянность. Но тут рядом возник хрупкий белокурый и розовощекий юноша. Наверное, за этот ангельский вид парня прозвали Мальвиной. Но в данном случае внешность была обманчива. Я знал, что этот один из самых опасных.

— Ты чего, борзый? — с ласковой улыбкой поинтересовался Мальвина и потянулся двумя пальцами к моему носу. Отбив руку, я почти свалил его сильным ударом. И тут же вдогонку врезал боковой Хорьку. Правда, получилось не так успешно. Противник успел отклониться, и кулак только скользнул по подбородку. А после секундного замешательства на меня, изрыгая угрожающие вопли, бросилась вся компания.

В своей первой юности, после этого инцидента я записался в секцию бокса. Потом уже в студенческие времена занимался карате, вернее тем, что выдавалось за этот вид боевого искусства в восьмидесятые годы. А когда стукнуло тридцать пять, я решил возобновить занятия и по счастливой случайности попал в группу к настоящему профессионалу. Продолжая тренировки до самого последнего времени, я надеялся, что подсознание сохранит наработанные рефлексы. Но расчет, увы, оказался неверным. Дикий животный страх заблокировал все мои бойцовские навыки. Закрывая лицо руками, я метался среди нападавших и униженно умолял:

— Ребята простите! Не надо!

Но мои жалкие просьбы только раззадоривали агрессоров. Несколько рук вцепилось в куртку. И я понимал, что меня сейчас повалят на пол и будут бить ногами. Сделав отчаянный рывок, я оставил в их руках куски болоньевой ткани и рванулся к дверям подъезда. Выбежав на улицу, со скоростью перепуганного зайца понесся к своему дому. Вслед летели угрозы.

Плохо помню, как оказался на своей лестничной площадке. Глаз уже начал затекать синяком, губы были разбиты, и я чувствовал во рту солоноватый вкус крови. Но куда больнее, было осознавать свое унижение. Пятидесятилетний мужчина во мне тоже пребывал в полном смятении:

«Ничего не изменилось! В экстремальных обстоятельствах ты снова растерян, испуган, беспомощен. А значит все бесполезно! Ты ничего не изменишь в своей судьбе, а просто побежишь по тому же кругу».

Наверное, от стыда и отчаяния обе моих сущности решились на рискованный поступок. Забежав в квартиру, я открыл стенной шкаф и достал из отцовских инструментов тяжелый молоток.

— Павлик, ты уже вернулся? Иди ужинать, — позвала с кухни мать.

— Скоро приду! — крикнул я, и, стараясь не попадаться ей на глаза, выскочил из квартиры.

Кампания по-прежнему находилась в подъезде и громко обсуждала только что совершенный «подвиг». Снова увидев меня, они что-то почувствовали и, кажется, даже испугались. А я, не тратя времени на словесные прелюдии, подошел к Хорьку и нанес удар. Наверное, Господь, в последний момент немного скорректировал мою руку и вместо виска молоток обрушился на ключицу. Даже через рукоятку я ощутил, как под моим оружием хрустнула кость. Хорек, даже не вскрикнув, просел, словно загнанный в шпалу костыль. Компания подалась назад, но тут ко мне с хищным криком метнулся Мальвина. Его тонкие пальчики цепко впились в мою правую руку. Еще секунда и я бы снова был безоружен и беспомощен. Однако, теперь уже проснулись натренированные рефлексы. Резко сделав полный оборот, я освободился от хватки и слету обрушил деревянную рукоять на его челюсть. От полученного удара Мальвина отлетел назад, и, схватившись за подбородок, начал оседать на пол. А я, играя молотком, поинтересовался:

— Еще кто-то хочет?

Новых желающих рискнуть, к счастью, не нашлось…

На следующее утро я явился в школу в весьма живописном виде. Пришлось врать, давая объяснение учителям, а на перемене рассказать о своих злоключениях одноклассникам. Оказывается, они были уже в курсе. Колька Салохин слышал шум драки, потом видел в окно, как я убегаю из подъезда. В его версии событий я выглядел еще менее героичным, чем на самом деле. Но в тот момент, меня мало волновало, как выгляжу в глазах товарищей по классу. Жизненный опыт все-таки научил не принимать слишком близко к сердцу мнение окружающих. Куда серьезней, представлялась угроза мести со стороны компании Хорька. Уже проверенный в бою молоток лежал в портфеле, но я очень боялся, что и враги придут вооруженными. Однако, как вскоре выяснилось, опасаться надо было совершенно другого.

На математике в класс неожиданно зашла Анна Петровна и попросила взять меня с урока. По дороге к директору она молчала и, кажется, тоже была напугана. Войдя в кабинет, я увидел рядом с Нестором Петровичем невысокого блондина. И хотя молодой мужчина был в штатском, я сразу понял, с кем теперь предстоит иметь дело.

В больницу, где оказывали помощь пострадавшим от моего молотка, вызвали сотрудника милиции. И вопреки понятиям дворовой этики, Хорек и Мальвина дали против меня показания. И теперь вместо поступления в институт мне реально грозили несколько лет исправительной колонии.

Казалось, что это происходит с кем-то другим. Словно наблюдая себя со стороны, я поехал вместе инспектором в отделение милиции. Там мне впервые пришлось сидеть в обезьяннике. Соседями оказались веселый алкаш и сумрачный молчаливый тип, которого вскоре под конвоем увели куда-то по коридору. Затем настала и моя очередь. Дрожащим голосом я давал показания следователю, когда в кабинет вошел отец. Он тоже был испуган, но держался твердо. После нескольких вступительных фраз, следователь потребовал, чтобы я подождал в коридоре.

Десять или пятнадцать минут их разговора за закрытыми дверями показались целой вечностью. Наконец, отец вышел и коротко бросил мне:

— Пошли, герой!

Прямо из отделения мы поехали на метро куда-то в центр, на судебно — медицинскую экспертизу. Там врачи, с холодным безразличием профессионалов, зафиксировали нанесенные мне побои. Домой возвращались в молчании. После пережитого стресса, я чувствовал, как подкашиваются ноги. Даже по-летнему теплое солнце было сейчас не в радость. У папы обнаружился нервный тик с левым глазам. Правда, держался он по-прежнему не плохо. А на подходе к дому предупредил, что не надо пока ничего говорить матери.

В итоге дело все-таки удалось замять. Однако, еще несколько недель страх оказаться в тюрьме висел надо мной дамокловым мечом. Кроме этого, один из одноклассников сообщил, что, по слухам, со мной теперь хотят разобраться личности более авторитетные чем Хорек. Когда я рассказал это отцу, он вполне серьезно воспринял угрозу, и, отпрашиваясь с работы, до конца месяца встречал меня из школы. О каких-то вечерних прогулках с товарищами естественно не могло быть и речи. К счастью учебный год вскоре завершился. Отец договорился с Анной Петровной, чтобы меня освободили от практики и в начале июня я с целой горой учебников был отправлен к бабушке в деревню. Перед ссылкой было объявлено, что меня постараются перевести в элитную школу с математическим уклоном, где-то недалеко от Садового кольца. Но для этого я должен хорошо подготовиться за лето, чтобы сдать вступительные тесты.

Трудно переоценить роль моего родителя во всех этих событиях. Я чувствовал искреннюю благодарность и в то же время жгучий стыд. Я хорошо помнил, что вскоре должно произойти. Через несколько лет, когда нас оставит мать, я буду слишком занят своими проблемами и фактически брошу своего самого близкого человека один на один с одиночеством и бедою. Но теперь я давал клятву, что хотя бы эту ошибку своей первой жизни исправлю.