День минотавра - Сван Томас Барнет (читать книги онлайн бесплатно полностью без .TXT) 📗

– Можно нам… – начала было она.

– Идите за мной, – проворчал я, затем повернулся к ним спиной и зашагал к выходу из пещеры.

Но вскоре, не слыша за собой шагов, я остановился и оглянулся. Они, спотыкаясь и падая, с трудом перебирались через острые сталагмиты. Тея расшибла колено, и Икар взял ее за руку. Тогда я вернулся, поднял Тею на руки, а Икару велел забраться ко мне на спину.

– Можно, я возьму к тебе на спину своего змея? – спросил он.

– Змеи, – ответил я, – символы плодородия и семейного очага. Они приносят хороший урожай и удачу в семейной жизни. Кроме этого, они всегда чьи-нибудь предки.

– Это наш прапрадядюшка, – сказал Икар.

Он замахал руками и крикнул:

– Но-о!

– С двумя седоками я могу лишь бежать вприпрыжку, а если ты хочешь скакать галопом, то для этого придется поискать кентавра. Пригни голову, а то ударишься.

– Гораздо лучше, чем из гусиных перьев, – пробормотал мальчик, сооружая из моих волос подушку, а Тея лежала у меня на руках доверчиво и спокойно, как спящий ребенок. Меня вдруг осенило, что отправлялся я в пещеру за своим обедом, а нашел там семью. Это накладывало на закоренелого и довольно беспутного холостяка, коим я являлся, огромную и такую пугающую ответственность.

Выйдя из пещеры, я посадил их на мох и перевел дыхание.

– Какие громадные! – закричал Икар, разглядывая окружавшие нас деревья, похожие на высокие египетские обелиски. – В таких ветвях можно даже дома строить.

– Или в стволах, – сказал я. – Дриады живут именно в них.

Вокруг стояли кедры, покрытые пучками иголок и маленькими, торчащими кверху шишечками, мощные, усеянные желудями дубы, кора которых потрескалась, как старая сброшенная змеиная кожа, и кипарисы, гибкие и женственные, с матово поблескивающими в лучах солнца листьями.

– Какие они грустные, – сказала Тея, указывая на кипарисы. – Как все женщины, познавшие муку деторождения или безответную любовь, бьющуюся, как ласточка в клетке.

– И все же, – ответил я, – они идут на это и переносят все испытания с достоинством. В них не только грусть, но и смелость.

– Да, конечно, – согласилась она. – Прости мне мое мрачное настроение. С тех пор, как мы лишились дома, я будто попалась в сети тоски, из которых мне никак не выбраться.

Я понимал, что ей нужно. Ей необходим был дом, где она могла бы спрятаться от леса, ахейцев и – кто знает? – может, и от минотавров тоже. Ей хотелось иметь теплый очаг, отца и, наверное, мужа (ведь она уже вполне созрела для замужества).

– Пойдем, – обратился я к ней. – В моем доме мы будем в полной безопасности. И ты избавишься от чувства одиночества.

Она улыбнулась мне, и в ее улыбке были нежность и доброта, пришедшие еще из тех времен, когда не было Вавилона и пирамид в Гизе, хранящих мумии египетских фараонов. Лучи вечернего солнца коснулись ее волос, и они вспыхнули нежным дымчатым сиянием. «Почему лес для тебя остается чужим? – подумал я. – Ведь цвет твоих волос – это коричневый цвет плодородной почвы, на которой взрастает ячмень, и зеленый цвет нежных побегов, тянущихся к солнцу; это листья, трава и еще незрелый виноград. Коричневый и зеленый. Два цвета Земли. Почему ты боишься леса?»

Сквозь голубую дымку времени я увидел себя совсем еще подростком. В ветвях большого дерева показались плачущая девочка и маленький смеющийся мальчик, размахивающий розовым кулачком, и дриада, их мать, расчесывающая в лучах солнца свои волосы. И он, не зверь, а человек.

К моему дому мы направились по тайной тропе, которую можно было найти по опознавательным знакам: гнезду дятла, муравейнику, сложенному рыжими лесными муравьями, камню, похожему на кулак, и пню, помеченному черной краской. По дороге мы познакомились поближе, и Тея с Икаром рассказали мне о себе и о том, как попали в лес. Временами мы шли почти в полной темноте. Ветви, плотно сплетенные над нашими головами, не пропускали свет, и лишь изредка сквозь них пробивались отдельные золотистые лучики. Было душно и сыро, воздух давил на нас, и казалось, что мы передвигаемся по дну моря. Где-то высоко, как рыбы, мелькали голубые обезьяны, перелетающие с дерева на дерево, и только их крики напоминали о том, что вокруг нас деревья, а не кораллы или голотурии [11]. Тея, весело помахав им рукой, подозвала обезьяньего вожака и усадила к себе на плечо, обернув его хвост вокруг своей шеи наподобие ожерелья.

– У меня в Ватипетро была обезьяна. – Тея улыбнулась: – Они не принадлежат лесу. Они совсем ручные, как египетские коты.

– Слишком ручные, – заметил я. – Поэтому они нередко попадаются в лапы к медведям, и те их съедают.

– Смотрите-ка, – вдруг закричал Икар. – Целое море цветов, а в середине маленькая коричневая крепость.

– Цветы называются гусиный лук, – сказал я и скромно добавил: – А крепость – мой дом.

Раньше это был не дом, а просто дуб, огромный, как кносская арена для игр с быками, но после того, как в него ударила молния, остался лишь ствол высотой в двадцать футов, служивший теперь деревянной стеной, в которой наверху были проделаны узкие амбразуры на случай осады. Внутрь вела широкая дорожка. Я подошел к двери и позвонил в прикрепленный к ней овечий колокольчик. За дубовой стеной, выкрашенной в красный цвет, послышалось быстрое топанье тельхина, спешившего отодвинуть задвижку. В лесу всегда нужно держать дверь на запоре. Как говорится в старой пословице – где нет замков, там есть трии. Застенчивый тельхин сразу же убежал, даже не поздоровавшись с нами. Он, как и все его соплеменники, боялся чужих. Однако в своей компании тельхины не такие уж тихони. Они любят похвастаться, бегают к девицам и обожают померяться друг с другом силой.

Я выбрал всю сердцевину дуба, и получилась стена, окружающая сад. Там я поставил складной стул, сделанный из цитрусового дерева, большой тростниковый зонт, похожий на те, с которыми критские дамы прогуливаются вдоль берега моря, и вертел для жарки мяса, глиняный очаг, чтобы печь хлеб и медовые лепешки. Кроме того, я соорудил фонтан, в который подается вода из горячего источника. В нем я принимаю ванну, а также мою посуду. Вокруг фонтана посажена тыква самых разных сортов, чечевица, по решетке вьется виноград, а рядом растет маленькое стройное фиговое деревце, дающее очень крупные плоды. А между очагом и зонтом – мои любимцы, маки с алыми лепестками и черными сердцевинками. И пусть только какой-нибудь сорняк посмеет закрыть от них солнце или же вороны решат поклевать бутоны – не поздоровится ни тем ни другим, и даже сам Зевс им уже не поможет.

Я всегда считал, что не надо исправлять природу, а сад – ее естественное продолжение. Я никогда не сажал цветы рядами, и нередко мои инструменты были разбросаны в живописном беспорядке по всему саду, будто упавшие с дерева ветви. Но Тея привыкла к аккуратным дворцовым дворикам. Почувствовав на себе ее укоряющий взгляд, я поспешил поднять грабли, бормоча при этом: «Не понимаю, как они здесь оказались», хотя, конечно, я сам положил их сюда еще три недели назад и каждое утро старательно переступал через них.

Мы спустились вниз, в мое находящееся под садом жилище, по винтовой лестнице, которая своей формой напоминала сердцевину раковины. Один из тельхинов зажег лампу, свисавшую с потолка на цепи, сделанной из сплава золота и серебра. Она раскачивалась от потоков воздуха, попадавших сюда с улицы. Стенами этого убежища служили скрученные корни, закрепленные так, чтобы получилась ровная поверхность, а более крепкие из них, напоминавшие слегка изогнутые сучковатые колонны, делили комнату на укромные уголки. Можно сказать, я отвоевал для себя небольшой кусочек леса. Нет, не отвоевал, никогда не любил я это слово. Доверился лесу, вручил свою жизнь переплетающимся корням, удерживающим толстый слой почвы у меня над головой и под ногами, охраняющим меня и дающим мне силу. В них и красота, и польза. Подобно тому, как кусок дерева, долго пролежавший в воде, попадая в огонь, окрашивается в разные цвета, мои коричневые корни отливали в свете глиняной лампы малахитом, янтарем и лазуритом – цветом моря, леса и неба. Так же как волосы Теи, ведь коричневый цвет не простой, в нем живет много разных оттенков, их надо только пробудить к жизни нежным прикосновением луча света.